Читать интересную книгу Разгадка 1937 года - Юрий Емельянов

Теперь над руководителями НКВД сгустились тучи, а поэтому они ускорили разработку планов захвата власти. Однако 22 августа 1938 года Берию назначили первым заместителем Ежова. 8 сентября Фриновский был снят с должности первого заместителя наркома внутренних дел СССР. Вскоре он утратил и пост начальника 1-го Управления НКВД.

Глава 27

Конец ежовщины

Наумов писал: «Осенью 1938 года (после ареста Алехина) уничтожить Сталина также легко, как раньше, было уже нельзя… Возможности для контрудара были ограничены: Ежов пил, а Фриновского уже не было в наркомате. Спасти их на этом этапе мог только открытый террористический акт. Конечно, ноябрьские праздники — самый удачный момент для этого».

Позже, на следствии, Ежов дал показания: «Безвыходность положения привела меня к отчаянию, толкавшему меня на любую авантюру, лишь бы предотвратить полный провал нашего заговора и мое разоблачение. Фриновский, Евдокимов, Дагин и я договорились, что 7 ноября 1938 года по окончании парада, во время демонстрации, когда разойдутся войска, путем соответствующего построения колонн создать на Красной площади „пробку“. Воспользовавшись паникой и замешательством в колоннах демонстрантов, мы намеревались разбросать бомбы и убить кого-либо из членов правительства… По договоренности с Дагиным, накануне 7 ноября он должен был проинформировать меня о конкретном плане и непосредственных исполнителях террористических актов. Однако 5 ноября Дагин и другие заговорщики из отдела охраны… были арестованы… Все наши планы рухнули».

Наумов сомневается в том, что Ежов на самом деле разработал какие-то конкретные планы переворота. Однако он не исключает того, что, оказавшись перед угрозой падения, Ежов и Фриновский разговаривали «между собой о том, что можно было бы сделать и что они не сделали». Никаких неординарных событий 7 ноября 1938 года на Красной площади не произошло.

Однако известно, что накануне 7 ноября 1938 года по распоряжению Л. П. Берии помимо И. Я. Дагина были арестованы и другие видные работники 1-го Отдела ГУ ГБ. Они обвинялись в подготовке террористического покушения на руководителей советского правительства. 9 ноября был арестован Е. Г. Евдокимов.

10 ноября начальник Ленинградского управления внутренних дел М. И. Литвин был вызван Берией в Москву. Но 12 ноября он покончил жизнь самоубийством.

14 ноября Ежов позвонил в Киев наркому внутренних дел УССР А. И. Успенскому. Позже утверждалось, будто Ежов сказал ему: «Тебя вызывают в Москву — плохи твои дела. А в общем, ты сам смотри, как тебе ехать и куда именно ехать».

Хрущев вспоминал, что он знал про вызов Успенского. Так как он уезжал в Днепропетровск, он попросил 14 ноября председателя Совета народных комиссаров УССР Д. С. Коротченко: «Ты позванивай Успенскому якобы по делам. Наблюдай за ним, ведь ты останешься за меня». По словам Хрущева, на следующий день, 15 ноября, ему в Днепропетровск позвонил Берия и сказал по телефону: «Вот ты там разъезжаешь, а твой Успенский сбежал». «Как?» — поразился Хрущев. «Вот так, сбежал, и всё», — ответил Берия.

Было известно, что 14 ноября 1938 года Успенский провел весь день на работе. В своей книге «Ежов. История „железного наркома“» Алексей Полянский писал, что в течение дня Успенский «принимал посетителей, допрашивал арестованных, читал оперативные материалы. В шесть вечера вызвал машину и поехал домой ужинать. Около девяти вернулся в наркомат в штатском с небольшим чемоданом в руках. До утра работал над бумагами, а потом покинул здание, но от машины отказался, сказав секретарям, что хочет прогуляться пешком. В этот день на работе он больше не появлялся и утром домой также не приходил. Когда вскрыли его кабинет, на столе нашли записку: „Ухожу из жизни. Труп ищите на берегу реки“.

„Об этом тут же доложили в Москву Ежову. Стали прочесывать берега Днепра и обнаружили в кустах одежду Успенского. Значит, нарком утопился. Пошли с баграми по реке, вызвали водолазов. Бесполезно“.

Как писал А. Полянский, „не все киевские чекисты поверили в самоубийство наркома… Опытным оперативникам стало ясно, что их бывший начальник инсценировал самоубийство и сделал это довольно-таки грубо: человек решает свести счеты с жизнью и бросается в реку, не забыв при этом раздеться до трусов. В предсмертной записке он указывает, где следует искать его труп, рассчитывая, очевидно, на то, что быстро найдут его одежду. А потом у Успенского было оружие, и расстаться с жизнью он мог гораздо проще. Скорее всего, это не совсем продуманная инсценировка самоубийства в надежде выиграть время, чтобы скрыться, и, возможно, за границу“.

Режим охраны западной границы СССР был усилен. Фотографии Успенского распространили среди работников милиции. В Подмосковье взяли под наблюдение всех родственников Успенского. Вскоре была арестована жена Успенского. Она созналась, что взяла мужу билет до Воронежа и 15 ноября посадила на поезд. Имея в своих руках официальные бланки и образцы различных документов, Успенский долго колесил по всей стране, меняя место жительство. Он был арестован лишь 16 апреля 1939 года.

Бегство Успенского, которое произошло через пять месяцев после побега Люшкова, стало событием, которое ускорило действия Кремля против НКВД. 17 ноября 1938 года было принято постановление Совета народных комиссаров СССР и ЦК ВКП(б) „Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия“, подписанное В. Молотовым и И. Сталиным.

Постановление рассылалось „наркомам внутренних дел союзных и автономных республик, начальникам УНКВД краев и областей, начальникам окружных, городских и районных отделений НКВД“. Было указано, что постановление направляется также „прокурорам союзных и автономных республик, краев и областей, окружным, городским и районным прокурорам“. Лишь после этого были названы „секретари ЦК нацкомпартий, крайкомов, обкомов, окружкомов и райкомов ВКП(б)“.

Постановление открывалось положительными оценками работы органов НКВД в 1937–1938 годах „по разгрому врагов народа“. Говорилось, что органы НКВД „очистили СССР от многочисленных шпионских террористических, диверсионных и вредительских кадров из троцкистов, бухаринцев, эсеров, меньшевиков, буржуазных националистов, беглых кулаков и уголовников, представлявших из себя серьезную опору иностранных разведок в СССР и, в особенности, разведок Японии, Германии, Польши, Англии и Франции“. Таким образом, была подтверждена правильность обвинений в адрес тех группировок, которые стали основными объектами массовых репрессий с июля 1937 года.

Особо была отмечена „большая работа“ органов НКВД „по разгрому шпионско-диверсионной агентуры иностранных разведок, пробравшихся в СССР в большом количестве из-за кордона под видом так называемых политэмигрантов и перебежчиков из поляков, румын, финнов, немцев, латышей, эстонцев, харбинцев и пр.“.

Не исключено, что обнаружение среди этих групп подлинных иностранных агентов послужило основанием для признания правильности огульных обвинений в адрес различных эмигрантов, а также этнических групп, представлявших страны на западной границе СССР. В то же время знаменательно, что не было сказано о „разоблачении шпионов“ среди лиц китайской и корейской национальности. Видимо, упоминание китайцев и корейцев в перечне потенциальных врагов СССР считалось неуместным в условиях поддержки СССР борьбы китайского народа против японской агрессии, особенно после подписания советско-китайского договора о ненападении в 1937 году. Некстати было и упоминать о высылке корейцев, в то время как советская пропаганда осуждала японский колониальный режим в Корее.

В постановлении утверждалось, что „очистка страны от диверсионных повстанческих и шпионских кадров сыграла свою положительную роль в деле обеспечения дальнейших успехов социалистического строительства“. Таким образом была дана положительная оценка итогов репрессий.

В переходе от этих позитивных оценок к основной части постановления было сказано о необходимости продолжить борьбу против „шпионов, вредителей, террористов и диверсантов“, но „при помощи более совершенных и надежных методов“.

Затем постановление обращало внимание на то, что „массовые операции по разгрому и выкорчевыванию враждебных элементов, проведенные органами НКВД в 1937–1938 годах при упрощенном ведении следствия и суда, не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и Прокуратуры. Более того, враги народа и шпионы иностранных разведок, пробравшиеся в органы НКВД как в центре, так и на местах, продолжая вести свою подрывную работу, старались всячески запутать следственные и агентурные дела, сознательно извращали советские законы, производили массовые и необоснованные аресты, в то же время спасая своих сообщников, в особенности, засевших в органах НКВД“. Таким образом, обвинения, выдвинутые против отдельных партийных работников в постановлении январского пленума ЦК, теперь переадресовывались работникам НКВД.