Читать интересную книгу Разгадка 1937 года - Юрий Емельянов

Как отмечали М. Тумшис и А. Папчинский, «лишь за август 1937 года Люшков и его „коллеги“ из Ростова-на-Дону арестовали более 20 руководящих сотрудников краевого управления НКВД. Неприязнь Люшкова вызвала у него также работа крайкома и самого Варейкиса. Люшков сообщал в Москву 19 сентября 1937 года: „Вообще не чувствуется, что крайком ВКП(б) активно включался сам и мобилизовал парторганизации на активное разоблачение врагов или подхватывал проводимые УНКВД аресты для выявления всех связей. Во всем этом имеет значение стиль работы самого Варейкиса, мало соответствующего обстановке Дальневосточного края — слишком много заботы о себе и своем отдыхе“». 10 октября Варейкис был арестован.

К этому времени в Дальневосточном крае (ДВК) под руководством Люшкова развернулись массовые репрессии. В книге М. Тумшиса и А. Папчинского сказано, что «всего по существовавшим „лимитам“ в ДВК планировалось осудить решением тройки 2000 человек по 1 — категории (то есть приговорить к расстрелу. — Примеч. авт.) и 4000 человек по 2-й категории (приговорить к высылке. — Примеч. авт.)». Но эти «лимиты» были вскоре исчерпаны и получены новые: 25 000 по 1-й категории и 11 000 по 2-й категории. Люшковым был инициирован масштабный удар по «людской базе» иностранных разведок. В крае были арестованы сотни и тысячи агентов иностранных разведок (германской, английской, польской и японской). По оперативным документам УНКВД по ДВК, завизированным лично Люшковым, выходило, что отдельные бывшие военные, советские и партийные работники «…профессионально занимались шпионажем в пользу Японии чуть ли не с детства, безнаказанно осуществляя свою нелегальную деятельность еще при царском режиме».

Как свидетельствовал позже, после ареста, его заместитель Г. М. Осинин-Винницкий: «Люшков дал установку во всех делах находить массовые связи с японцами и не было ни одного арестованного, который не давал бы показаний о связях с японцами. Люшков прямо мне сказал, что Каган (первый заместитель начальника УНКВД по ДВК. — Примеч. авт.) предложил ему эту „линию“ с тем, чтобы показать Москве, что громят здесь крепко японские связи. Ряд арестов начали производить почти без всяких материалов, причем Люшков дал установку брать преимущественно коммунистов и специалистов… По указанию Люшкова мы дезинформировали Москву фальсифицированными показаниями о всевозможных „планах“ японцев».

Позже, в 1955 году, бывший сотрудник УНКВД Г. А. Марин сообщал: «С приездом в Хабаровск Люшкова… началась полоса массовых арестов, всякого рода операций (так называемые польская, латышская, харбинская и др.), началась активизация допросов арестованных за счет применения к ним незаконных методов ведения следствия. Избиение арестованных стало обычным явлением. Если раньше для этого требовалось получить санкцию руководства, то теперь арестованных избивали без этих формальностей».

Одновременно Люшков активно выполнял постановление СНК СССР от 21 августа 1937 года о выселении корейского населения из приграничных районов в Среднюю Азию и Казахстан. На первом этапе, начавшемся 5 сентября, было выселено 74 тысячи. Всего же выселению было подвергнуто около 102 тысяч корейцев. Как указывают М. Тумшис и А. Папчинский, «одновременно с выселением шли и массовые аресты „подозрительных элементов“ среди корейского и китайского населения Дальнего Востока. Всего в крае органы НКВД арестовали свыше 2,5 тысячи корейцев и 11 тысяч китайцев».

Люшков был на хорошем счету у Ежова. М. Тумшис и А. Папчинский отмечали, что на январском совещании 1938 года в НКВД Н. И. Ежов высоко оценил работу Люшкова, заявив, что на Дальнем Востоке было репрессировано 70 тысяч «врагов народа», и это был один из самых высоких показателей в стране.

В ходе предвыборной кампании 1937 года Люшков был выдвинут кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР М. Тумшис и А. Папчинский писали: «С этого дня Люшков стал политической фигурой краевого масштаба: его фотографии и хвалебные статьи о нем появляются в газетах, он неизменно включается в состав „почетных президиумов“, стоит на трибуне с Блюхером и Стацевичем, принимая ноябрьский парад войск Хабаровского гарнизона».

Весной 1938 года Люшков был занят подготовкой дела о «Дальневосточном параллельном троцкистском центре». К тому же в мае по приказу Люшкова в УНКВД по Приморской области было арестовано 25 сотрудников НКВД по обвинению в заговоре. Однако в апреле 1938 года положение Люшкова оказалось под угрозой. В связи с переменами в руководстве Украины Успенский, о котором шла речь выше, был назначен наркомом внутренних дел УССР вместо старого покровителя Люшкова — Г. М. Леплевского. 26 апреля 1938 года Леплевский был арестован. Хотя во время следствия Леплевский не дал показаний против Люшкова, он обвинил в том, что два заместителя Люшкова по УНКВД ДКВ, М. А. Каган и Г. М. Осинин-Винницкий, были участниками заговора в НКВД Украины.

Тут выяснилось, что М. А. Каган укрывал у себя на дому бежавшего из тюрьмы своего брата, обвиненного в участии в троцкистской подпольной организации. Еще до ареста Леплевского заместитель наркома внутренних дел М. П. Фриновский направил в Хабаровск телеграмму: «связи назначением Кагана другой край срочно откомандировать его наше распоряжение». Как пишут М. Тумшис и А. Папчинский, «заподозривший что-то недоброе Люшков попросил его позвонить из Москвы в Хабаровск и сообщить о причинах вызова. Обещанного Каганом звонка Люшков не дождался: тот прямо по прибытии в столицу был арестован».

26 мая сам Люшков получил телеграмму, в которой сообщалось о решении Политбюро «освободить тов. Люшкова Г. С. от работы начальника УНКВД Дальневосточного края, с отзывом для работы в центральном аппарате НКВД СССР». Вскоре последовала и телеграмма от Ежова: «Учтите, что в ближайшее время, в связи с реорганизацией ГУГБ НКВД, предлагаем вас использовать центральном аппарате. Подбираем Вам замену. Сообщите Ваше отношение к этому делу».

Люшков ответил: «Считаю за честь работать Вашим непосредственным большевистским руководством. Благодарю за оказанное доверие. Жду приказаний».

Но вместо немедленного отъезда в Москву Люшков отправился в служебную командировку в Приморскую область. 9 июня он вместе с небольшой группой сотрудников УНКВД выехал в г. Ворошиловск, чтобы проинспектировать 58-й пограничный отряд НКВД. 11 июня он прибыл в поселок Славянка для знакомства с 59-м погранотрядом НКВД. Позднее Люшков признал: он знал, что этот пограничный участок слабо охранялся.

В книге М. Тумшиса и А. Папчинского сказано: «Выбрав место перехода, он заявил своим подчиненным, что прибыл в приграничную зону для встречи с важным закордонным агентом НКВД. Тот должен был выйти на участок советской границы с сопредельной стороны (из Маньчжоу-Го). Встреча проводится по личному распоряжению наркома внутренних дел СССР Н. И. Ежова, советский информатор хорошо владеет русским языком, а потому переводчик при встрече не требуется. К тому же агент является настолько серьезной фигурой, что встреча с ним должна проходить без свидетелей. Люшков собирался передать агенту деньги на оперативные расходы (примерно 4000 маньчжурских гоби). В ночь на 13 июня 1938 года он ушел на встречу… и исчез».

О дальнейшей судьбе Люшкова стало известно лишь после разгрома Квантунской дивизии в 1945 году. После задержания на границе японским патрулем Люшков был допрошен. Вскоре он стал сотрудничать с японской военной разведкой. Американский историк А. Д. Кукс утверждал, что Люшков представил японцам сведения о советской разведывательной резидентуре в Харбине, о расположении семи станций радиоперехвата и штабов армейских корпусов и дивизий, авиационных бригад, укрепрайонов ОКДВА, войск НКВД, баз Тихоокеанского флота. Сообщил японцам Люшков и о численности советских войск на Дальнем Востоке.

Бывший офицер 5-го отдела Генерального штаба Японии Коидзуми Коитиро позже признал: «Сведения, которые сообщил Люшков, были для нас исключительно ценными. В наши руки попала информация о вооруженных силах Советского Союза на Дальнем Востоке, их дислокации, строительстве оборонительных сооружений, о важнейших крепостях». Известно, что вскоре на основе данных, полученных от Люшкова, японские войска предприняли нападение на советскую границу в районе озера Хасан.

В то время как НКВД «обнаруживало» тысячи мнимых шпионов Японии, Германии, Польши и других государств, в руководстве наркомата работал человек, который добровольно стал сотрудничать с японской военной разведкой. Еще не зная о том огромном уроне, который нанес Люшков своим побегом и сотрудничеством с японской военщиной, в Кремле решили, что бегство работника НКВД такого ранга к врагам Советской страны свидетельствовало о крайней ненадежности наркомата и его сотрудников. Впоследствии Ежов говорил, что недоверие Сталина к НКВД возникло после побега Люшкова.