Читать интересную книгу Код Бытия - Кейз Джон

Тотемы и фетиши древних являлись символами, в то время как реликвии были либо останками святого, либо предметами, вступавшими в соприкосновение с «телесной оболочкой» святого. Объединяло их то, что они наделяли своих владельцев некими новыми положительными качествами, могуществом, например.

Тотемы и фетиши, как правило, связаны с животными и передают силу животных всему племени или индивиду. По мнению Барези, древняя наскальная живопись носила тотемический характер, выражая преклонение перед животным, но в то же время «отнимая» его мощь.

Барези относил тотемизм и веру в реликвии к наиболее примитивным обрядам – таким, например, когда воины пили кровь льва, чтобы обрести его силу. Каннибализм также предусматривал определенные ритуалы в виде поедания внутренностей поверженного врага для получения его мудрости, мощи и овладения его душой. Барези рассматривал тотемическую силу ритуальных предметов многих религий и прослеживал, как в некоторых культурах материальные объекты превращались в нечто более абстрактное: слова, заклинания, буквы или цифры. Последнее получило наибольшее развитие в иудаизме и исламе.

Во второй части книги Барези сосредоточил внимание на христианских реликвиях. Вера в магическую способность христианских реликвий изгонять демонов и исцелять болезни полностью утвердилась уже к четвертому веку. В этом не было ничего удивительного, так как простой человек легко воспринимал способность материального предмета творить чудеса. В девятом веке возникла целая, если так можно выразиться, отрасль с центром в Риме по продаже реликвий на всей территории Европы. В средние века даже самая крошечная церквушка обладала костями, ногтями и зубами мучеников и святых. Довольно часто эти останки хранились в драгоценных раках. Торговля реликвиями была настолько прибыльна, а вера в их чудесные способности так сильна, что алчные собиратели останков зорко следили за потенциальными святыми и мучениками, в первую очередь за болящими, и как только те умирали, их тела вываривали буквально до костей.

Наиболее могущественными реликвиями были те, что остались от Христа и Девы Марии. Крайняя плоть Младенца хранилась в драгоценных раках по меньшей мере в дюжине церквей, так же как и сено из яслей, где Он появился на свет, Его пуповина, молочные зубы, слезы, кровь и обрезки ногтей. Волосы Марии встречались повсеместно, так же как и сосуды с Ее грудным молоком. Более того, в реликвии превращались обломки скал, на которые падали капли священного млека; они становились белоснежными. Что же касается реликвий, связанных со Страстями Господними, то им поистине несть числа. Тонны гвоздей, шипы из тернового венца, да и терновый венец целиком в Сент-Шапель в Париже, три экземпляра копья, пронзившего Христа, и различные покрывала, впитавшие Его кровь и пот, включая знаменитую Туринскую плащаницу. Повсюду хранились обломки мрамора от Гроба Господня, Его саваны, сандалии и бесконечное число других артефактов, вступавших в контакт с божественным телом. Костей и зубов, само собой, не встречалось, так как они вознеслись на Небо вместе с их обладателем.

Барези перечислил несколько чудес, связанных с этими реликвиями, и проследил их происхождение. Он утверждал, что, несмотря на обилие фальшивок – одних обломков Креста хватило бы на постройку нескольких амбаров, – вера в реликвии является настолько древней, распространенной и инстинктивной, что отрицать наличие подлинных предметов, оставшихся от Христа, означало бы бросить вызов здравому смыслу. Ведь если современные люди верят в такое нематериальное чудо, как явление Пресвятой Девы Марии с целью указать источник святой воды – свидетельством этому является массовое паломничество в Лурд, – то современники Христа просто не могли не сохранить предметов, к которым прикасался Тот, кого они считали живым Богом.

Барези заканчивал исследования рассуждением о том, что ритуал, при котором играющие роль символов вино и хлеб трансформируются в тело и кровь Христовы, основывается на примитивном веровании анималистов в могущество реликвий. Транссубстанциальный переход есть не что иное, как превращение символической реликвии (вино) в реликвию подлинную (кровь).

Примечание: мистер Ласситер, большая часть сведений почерпнута из докторской диссертации, написанной в Джорджтауне в 1989 году. Автор – Марчиа А. Ингерсолл, у меня имеются ее адрес и телефон. Дива.

Глава 33

Результаты деятельности Ласситера за всю следующую неделю можно было охарактеризовать как негативные.

Субконтрактор из Огасты сообщил, что 8 марта 1962 года в штате Мэн не было зарегистрировано ни одного ребенка по имени Мэри А. Уильямс.

– Она могла изменить имя, – предположил субконтрактор. – И тогда ничего нельзя сделать. На изменение имен перекрестных ссылок не предусмотрено, а я не могу послать запрос о всех девочках, появившихся на свет в штате Мэн 8 марта 1962 года. В лучшем случае я могу искать, что, собственно, я и сделал, девочку по фамилии Уильямс на тот случай, если вы неправильно указали имя.

– И что же у вас получилось?

– С 1950 года обнаружилось множество девочек Уильямс. Восемнадцать из них звали Мэри, а у четырех средний инициал даже был А. Но не радуйтесь. Ничего общего с вашей Мэри А. Уильямс они не имеют. Не только другие даты рождения, но и все остальное не сходится.

Это был тупик.

От Гаса Вудбаума из «Инкуайера» и Гэри Стойкавича из Миннеаполиса никаких известий не поступало. Единственную свежую информацию раздобыл парнишка из исследовательского отдела, заглянувший в кабинет с большой картонной коробкой в руках. Это была подборка материалов о Каллисте Бейтс, включая документы, представленные агентством «Кац и Джамма». В коробке оказался бессистемный набор сведений, полученных в результате поиска «он лайн», собрание газетных и журнальных статей, фотографий, сценариев и даже видеокассет. Там имелась стенограмма показаний Каллисты на суде и копии интервью для таких изданий, как «Роллинг Стоун», «Премьер» и телевизионной программы «60 минут». Вручая коробку, молодой человек произнес извиняющимся тоном:

– Мы попытались все это систематизировать, но, не зная, что именно вы разыскиваете… – Он пожал плечами и закончил: —…разместили материалы в хронологическом порядке.

– Этого достаточно, – ответил Ласситер. – Я и сам не знаю, что ищу, и не узнаю, пока не найду. Поэтому мне придется просмотреть все материалы.

Так он и сделал, начиная с заумных уничтожающих критических статей в «Кинематограф сегодня» до отчетов в бульварной прессе, по большей части вымышленных, о любовных похождениях Каллисты. Джо узнал, сколько миллионов принесла каждая ее картина, какой ее любимый цветок и как она относится к органической пище. Теперь он мог по памяти назвать, где ее видели, начиная от популярной музыкальной студии до жалкой опиумной курильни в Чанг-Май, не говоря уж о ряде промежуточных пунктов. (Она умирает от уродующей ее тело болезни в одной из клиник Швейцарии! Нет. Она трудится в приюте для бедняков в Калькутте!) Короче говоря, Ласситер знал о Каллисте Бейтс уже все, хотя читать и просматривать ему оставалось еще очень много. Ему были неизвестны лишь место ее рождения, адрес, а также имя, каким она сейчас себя называет.

По вечерам Ласситер не отрываясь смотрел видеокассеты. Теперь он видел все фильмы с участием Каллисты. Компанию ему составляли Бакс и Пико, которые, как правило, смотрели на экран, растянувшись на полу гостиной. Совершать пробежки по обледенелым улицам было практически невозможно, поэтому приходилось качать пресс вместе со своими сиделками.

Что касается Каллисты как актрисы, то она была настоящим хамелеоном и мастерски владела искусством перевоплощения. Какую бы роль Каллиста ни играла, казалось, что она именно такая и такова ее сущность. Это чувство охватывало зрителей каждый раз вне зависимости от того, какой костюм носила Каллиста или какой характер изображала.

Ласситер не знал, стала ли Каллиста великой актрисой. Ее имя окружала масса гипербол; истина же заключалась в том, что ее слава, как и слава многих других актеров, вспыхнула новой звездой лишь после того, как она неожиданно исчезла, – еще одно яркое светило в созвездии безвременно умерших или исчезнувших.