Читать интересную книгу Филогенез. Панихида - Алан Фостер

— Звезды — родина опасных, грубых и нецивилизованных созданий,— сказал один из мужчин.— Мы хотим знать, что они из себя представляют, чтобы суметь защититься, если они поведут себя враждебно. Среди всех, кого мы встречали, только вы вызываете желание с вами общаться, но у нас мало желания контактировать с другими расами. Со многими чем меньше имеешь дело, тем лучше,— его передернуло.— С такими, как эти властные а-анны или скрытные транксы.

— Транксы не настолько скр… Ой! — попытался вступиться Аймир. Обиженно посмотрев на Салуафату, он принялся потирать одной ступней другую, ту, на которую опустилась тяжелая нога министра. Салуафата прервал подчиненного на середине фразы, предпочтя быстроту действия дипломатическим уловкам.

«Пускай они считают отвратительной любую расу, путешествующую в космосе. Кроме человека разумного, естественно»,— подумал министр.

Каким бы нелогичным и шовинистическим не казалось такое поведение, оно только давало лишний козырь в руки людей. Он до сих пор не мог поверить в свою удачу. Совет будет им доволен, а такое удачное соглашение послужит его дальнейшему продвижению по службе.

Но, тем не менее, Салуафата никак не мог избавиться от ощущения, будто он проглядел что-то очень важное. И он решил окончательно внести ясность в обсуждаемый вопрос.

— Хотя пространство, доступное для освоения на Привале В Лесу, ограничено в силу природных условий на северной и южной частях планеты, там достаточно места для колоний не только одной расы. Вы уверены, что ваши соплеменники не захотят поселиться там наравне с нами? У нас есть подобные договоры с транксами, касающиеся Земли и других наших планет.

— Нет, спасибо,— поспешно ответила женщина.— В дополнение к уже сказанному могу только отметить — мы считаем Привал слишком холодной и бесплодной планетой, чтобы на ней поселиться. Кроме того, в настоящее время основное направление наших исследований — центр Галактики, а Аргус, как и Земля, находятся в противоположном направлении. И даже если бы мы захотели там обосноваться, зачем нам потенциальный конфликт?

— Вы бы лучше побеспокоились насчет экспансионистов — а-аннов, транксов и других агрессивных рас, ведущих колонизаторскую политику, а не о нас,— заявил мужчина справа от нее.— Учитывая их существование, вам бы следовало начать колонизацию Привала немедленно.

— Я уверен — как только я передам результаты переговоров правительству, так и случится,— заверил министр.— Местные климатические условия, конечно, не позволят колонии развиваться так же быстро, как на Амропулосе или Новой Ривьере, но первым шагом будет создание и расширение научной станции, которая, фактически, там уже находится,— сложив массивные руки и водрузив их на стол, он наклонился вперед.— Теперь, когда я получил от вас столь великодушную уступку, можно поговорить о более скромных вопросах. Собственно говоря, каких компенсаций и в каких размерах желало бы ваше правительство в обмен на предоставление нам столь исключительных прав на заселение Привала? Насколько я могу судить, наиболее предпочтительными стали бы поставки каких-либо товаров, в которых вы нуждаетесь. Если у вас есть другие пожелания, я имею полномочия передать их правительству.

Пайтары вновь начали совещаться, давая возможность Салуафате и его товарищам поглазеть на своих очаровательных партнеров по переговорам.

— Я не уверена, правильно ли мы вас поняли,— наконец ответила женщина.— Нам ничего от вас не нужно.

— Ничего?! — выпалила ХоОдам.— Вообще никакой компенсации? — Она настолько поразилась подобному заявлению, что даже не заметила осуждающего взгляда Салуафаты.

— А на какую компенсацию мы можем претендовать? — спросила женщина, сделав один из немногих сдержанных жестов, которыми пользовались пайтары.— Привал не является нашим миром, значит, мы не можем кому-либо его передать. Мы только хотим наблюдать, как вы осваиваете и заселяете его, и радоваться за наших друзей людей. Поскольку планета находится недалеко от нашей системы, на это не потребуется специального разрешения.

Салуафата решил обсудить все до конца, чтобы в будущем не было никаких оснований для разногласий и недоразумений. Каждое слово, сказанное на переговорах, записывалось соответствующей аппаратурой. Ни Совету, ни ему самому не нужно было, чтобы годы спустя пайтары или кто-нибудь другой вернулись к этому вопросу, требуя удовлетворения каких-либо не оговоренных ранее прав или заявляя о каком-либо разрешении, которое они ранее не получили.

— По галактическим меркам система Аргуса находится намного ближе к Двум Мирам, чем к Земле или любой из земных колоний. Нашей исследовательской команде, с которой вы встретились, сказали, что ваши исследователи уже побывали на Привале до нас. С людской точки зрения данное обстоятельство дает вам преимущественные права на этот мир. И тем не менее вы желаете отказаться от своих преимущественных прав безо всяких компенсаций, так?

— Именно так,— ответил пайтар, сидевший справа.— Нам не нужен этот мир. Мы уверены, люди вполне успешно заселят его, размножатся и заполнят пустующую экологическую нишу, отведенную млекопитающим. Мы рады такому повороту дел.

— В конце концов,— сказал второй пайтар, приятно улыбнувшись,— зачем пропадать месту? Вам оно требуется, нам — нет. Берите и используйте его, с нашими дружескими пожеланиями.

— Безусловно, мы намерены периодически посещать Привал, чтобы смотреть, насколько успешно вы там развиваетесь,— женщина улыбнулась. Улыбка адресовалась персонально Салуафате и окончательно растопила лед недоверия.— Для нас нет ничего интереснее, чем наблюдать за освоением нового мира — мы сами никогда такого не делали, и, соответственно, не видели.

Министр понял, что улыбается в ответ.

— Естественно, мы всегда будем рады вас видеть на планете, которую вы столь любезно нам уступили, так же как и здесь, на Земле.

— Ну, если мы уже все обсудили…— представитель пайтаров не закончил фразы.

— Вы любите, чтобы на документах стояли подписи? — спросил другой.

Салуафата предпочел бы провести следующий час, глядя в аметистовые глаза дивной женщины, но даже если он и чувствовал себя влюбленным школьником, он таковым не являлся. С сожалением прервав гипнотический контакт, он откинулся в кресле. Специально укрепленное сиденье заскрипело, когда министр переместил свой вес.

— Да, боюсь, это традиция, которой придерживается даже современное правительство. Вот документы, если вы не возражаете,— поспешно добавил он, думая, что же делать, если они возразят.

— Мы не возражаем,— ответила женщина. Салуафата вздохнул с облегчением.— Мы считаем это забавным, но безвредным анахронизмом,— ее улыбка смогла бы растопить свинец.— Мы с радостью поставим письменный эквивалент наших имен на любой бумаге.

Официальное подписание соглашения о колонизации состоялось в конференц-зале на верхнем этаже. Радужный купол из поляризационного стекла придавал церемонии больше торжественности, чем атмосфера небольшой комнаты для переговоров, в которой двумя неделями раньше проходило обсуждение соглашения. Ураганная скорость процедуры была неожиданной для землян. Поскольку на церемонии присутствовали блистательные пайтары — и не один, а несколько,— мероприятие не страдало от недостатка внимания прессы.

Хотя некоторые из подписывающих и превосходили Салуафату по рангу, он все равно остался главной фигурой на церемонии просто в силу своего присутствия. Его царственные размеры, как всегда, были на устах у комментаторов. А когда старшие по рангу представители правительства Земли разъехались по домам и офисам, в далекие отсюда Цюрих, Вашингтон, Пекин и Дели, именно министр остался для того, чтобы завершать дипломатическую процедуру и наблюдать за инопланетянами, которые казались полностью удовлетворенными происходящим. Казалось, они радовались не меньше его самого.

Наслаждаясь обществом очаровательных пайтаров, Салуафата не был, однако, всецело поглощен эйфорией. Еще оставались дела, которые требовалось сделать, иначе инопланетяне не стали бы дальше общаться с ним. Фривольности и развлечения не входили в спектр их понятий о межрасовых отношениях. Вежливые, приятные в общении, иногда даже обворожительные, они никогда не переходили на компанейские отношения. Эту стену общительный министр и намеревался сломать. Все его сотрудники, как начальники, так и подчиненные, любили говорить, что толщину Салуафаты превосходит только его обаяние. Контраст между отточенным интеллектом министра и его мальчишеским обаянием поражал всякого, кто впервые встречался с ним. Если, конечно, термин «мальчишеский» применим к мужчине около двухсот килограммов весом.

Однако самые искренние попытки дипломата сломать скрытый барьер не вызывали у пайтаров ничего, кроме вежливых улыбок. Не показывая разочарования, министр продолжал попытки, но в то же время не забывал о делах, ради которых они здесь собрались.