— Прекратите! — закричала Марианна. — Вы… Вы не в лесу, а в моем доме!
— А ты можешь доказать свое право на этот дом? — шагнул вперед Фальтак. — Зубами? Когтями? Силой? Ты женщина, а значит — добыча! Это дом того, кто докажет. И ты тоже его…
— Не забывайтесь! — взвизгнул барон. Философ, не отрывая взгляда от Марианны, сделал еще один шаг. Глубоко посаженные глаза горели не хуже, чем у поминаемого всуе зверя. Его соратники тоже ощерились, образовав небольшую стаю.
Валме схватился за эфес, но передумал. Не то чтобы он боялся замарать клинок, просто этот аргумент выбивался из общего разговора. Виконт стремительно распахнул дверь в гардеробную, впуская маявшегося у порога Котика.
— Дорогой посол, — забил крылышками Коко, — дорогой Фальтак, что вы делаете?
— Возвращаемся к истокам, — с непонятным бешенством произнес Марсель. — Перед вами животное, господа, хоть и испорченное куафером, но лишь внешне. И это животное имеет право охотиться. Отойдите, Констанс, вы слишком надушены, чтобы стать дичью.
— Вы не посмеете, — осклабился Фальтак. — Вы и вам подобные горазды только болтать! Именно поэтому…
Валме не дослушал. Это не было шуткой, развлечением и уж тем более местью. Это было необходимостью.
— Готти, — велел он, — взять!
Котик прыгнул. Может, ему и было противно. Может, он и предпочел бы что-нибудь повкуснее, но Фальтак в мгновение ока оказался на ковре. Волкодав поставил белоснежную лапу на костлявую философскую грудь, обернулся, вздернул губу и зарычал. Как зверь. Марианна прижимала к себе левретку, губы ее тряслись. Она не пыталась никого останавливать, и Коко не пытался. Это сделала маска, вернее, отскочившее от нее солнце. Полыхнуло золотом, и нечто кануло в черноту, словно каменные глаза выпили и злость, и смех.
— Граф, — неожиданно высоким голосом завопил Сэц-Пьер, — граф… посол… Уберите собаку… Фальтак, извиняйтесь… Да извиняйтесь же!
Поверженный матерьялист пошевелился и поднял голову. Он больше не походил на зверя, то есть походил, но меньше, и на зверя побитого.
— Я погорячился, — поджал хвост философ, — я увлекся… Я понимаю, здесь не привыкли к таким беседам.
— Здесь не привыкли к невежам, — миролюбиво уточнил Валме. — Готти, брось… Пряники предпочтительнее. Пусти!
Котик глухо и тоскливо взрыкнул — он стосковался по любимому делу, а его снова превращали в извращенного гайифского льва.
— Брось, — строго приказал посол. — Тут ковры, а ызаргов на твою долю хватит.
3
— Оставь меня в покое, — потребовал Ричард, сам не зная, у кого. Дышать становилось все больнее, и при этом все сильней хотелось вдохнуть. Зеленый тошнотный туман обдавал запахом мертвых лилий, в ушах шумело, словно их закрыли морскими раковинами, не забывая нашептывать что-то мерзкое и издевательское. Лоб словно бы облепило высыхающим коробящимся тестом, которое на самом деле было паутиной. Ее клейкие нити носились по воздуху, оседали на одежде, руках, головах каких-то людей — ненужных, грубых, ничего не понимающих. Паутина забивала комнату, где и так было душно. От ненависти, лицемерия, злобной гадкой радости. Ее обитатели радовались, они просто наслаждались смертью Альдо и будущими смертями… Потому и смеялись. И облизывали губы. Дикон с маху ударил хохочущего благообразного старика по щеке, рука прошла сквозь зеленый дым. Юноша пошатнулся, едва не врезавшись в синюю спину гимнета.
— Не глупи! — прорвался сквозь шум знакомый голос. — Отец мой, осмотрите герцога Окделла. Его потрепал Моро.
— Отстаньте, — уперся Дик, глядя в волнистую зелень и не понимая, где он находится, — я должен… отдать последний долг сюзерену.
— Брат мой, позвольте брату Анджело вам помочь. Вы нуждаетесь в помощи и телесной, и духовной.
Пьетро. Стоит среди фигур с заплетенными паутиной лицами и перебирает свои четки. Ему все равно, что не будет великой анаксии. Его Создатель победил. Он убил Альдо, он схватил Катари…
— Я тебя убью! — выдохнул Ричард, глядя в безмятежную овечью морду. — Нечисть… Тля!
— Нет, это я тебя убью! — Оказавшийся здесь же Робер ухватил Дика за руку, по телу волной прокатилась боль. Юноша вскрикнул, паутина вспыхнула острыми зелеными искрами, искры налились кровью, закружились горящим снегом и рассыпались в серую пыль.
— Брат Анджело! Кажется, это ключица… Дикон, спокойно! От этого не умирают.
Правильно. Умирают не от ран, а от утрат. Отца убила утраченная победа…
— Помогите снять камзол и рубаху…
— Лучше разрезать…
Блеск клинка, озабоченные лица, пустые слова. Сил спорить и сопротивляться нет, да и зачем? Остается терпеть и ждать, когда от него все отвяжутся. Врачи, монахи, друзья…
— Вы правы. — Серый лекарь обращался не к Дикону, а к Иноходцу. — У герцога Окделла сломана ключица. Видимо, он упал и ударился плечом или, падая, выставил руку. Есть опасность, что перелом со смещением. Видите припухлость в виде треугольника?
— Больно дышать, — тихо сказал Ричард. Он не ждал помощи и не просил ее. Просто подумал вслух.
— Постарайтесь глубоко не вздыхать. Сейчас я наложу повязку. Вам следует благодарить Создателя…
— За что? — Притихший было огонь взметнулся до небес. — И кого?! Ваш Создатель — ложь! Лучшее, что можно сделать для него, это в него не верить! Иначе… Иначе его придется благодарить за Октавианскую ночь, за смерть Оноре, за Надор… Я не морской огурец! Я не стану верить в погубившую Золотые земли ложь…
— Остановись… Не надо роптать, Дикон… Ты жив. Я не могу не благодарить за это Создателя…
Катарина! Здесь… Только что вошла или была с самого начала и видела его слезы? Видела, как Робер схватил его, будто щенка?!
— Позволь брату Анджело тебе помочь. Он несет добро, как нес святой Оноре, и он хороший врач, а ты… Ты сейчас очень нужен. Ты, Робер, генерал Карваль… Теперь все зависит от вас. Твоего короля больше нет, но есть королевство, и есть долг. Есть люди, город… Они не звали вас, но вы пришли к ним с оружием. Теперь вы за них в ответе.
— Катарина, зачем ты пришла? — Робер взял Катари за руку. Конечно, ведь они кузены. — Тебе лучше лечь.
— Я пробовала. Я не могу… Я крикнула, и он упал… Твой король. Робер, это я виновата…
— Не ты, — мягко поправил Иноходец, — Моро. Это был его умысел, он хотел убить и убил. Погибших могло быть и больше…
— Конюх тоже? И солдат?
— У гимнета пробита голова, но, может, обойдется. Второй — да… Умер на месте. Тебе лучше уйти.
— Да… я уйду… Я должна помолиться за них. Как их звали, Робер?
— Гимнета — Одри. Солдат был из Нохи. Его имя должны здесь знать. Брат Пьетро тебя проводит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});