Когда Мария по ночам плакала, она будила не только няню, экономку и повариху. Она будила Файону и своего отца Чарли, который умолял жену успокоить младенца, но та неизменно отвечала, что если дети кричат, успокаивать их должны няни. Это всем известно.
К сожалению, Мария об этом не знала и проплакала все детство. Что бы она ни делала, как бы ни старалась, ей ни разу не удалось порадовать Файону.
Составление букетов, вышивание гобеленов и танцы ей не давались. Она была слишком большой и неуклюжей для подобных занятий.
Нет, она многое умела, просто все это было не то, чего от нее требовала мать. Мария пошла в отца не только внешне. Она любила математику и химию, отлично плавала, играла в теннис, легко отрывалась от преследователей на хоккейной площадке.
Если мать лишь хмурилась при упоминании этих достижений, то отец радовался от всего сердца. Чарли гордился своей дочерью и не скрывал этого. Но Мария с ранних лет поставила перед собой невыполнимую цель: она хотела, чтобы мама ее полюбила. И она решила ни перед чем не останавливаться.
Когда детство сменилось отрочеством, Мария поняла, что должна выглядеть как мама. С волосами ничего не поделаешь. У нее темные, а у Файоны светлые. То же самое и с лицом. В двенадцать лет еще рано делать пластическую операцию. Но одна вещь ей по силам. Она может стать тоненькой. И Мария перестала есть.
Уже через три месяца она при росте пять футов шесть дюймов весила шесть стоунов[12]. Мать наконец обратила на нее внимание, но не так, как хотелось бы Марии. Ее отправили к врачу на Харли-стрит, назвали сумасшедшей и приказали есть.
При весе в пять стоунов ее положили в больницу, и следующие два года Мария оттуда практически не выходила. Ее кормили насильно, чтобы она вернула прежнюю форму, но когда ее выписывали, она снова начинала голодать.
По иронии судьбы она выжила только благодаря смерти матери. Ибо когда Файоны не стало, исчезли сразу две проблемы. Марии уже не надо было добиваться, чтобы мать ее заметила, а следовательно, не требовалось и морить себя голодом. Теперь ее окружали другие люди: инструктор тренажерного зала, бабушка и актриса, с которой у отца завязался роман. К счастью для Марии, ни одна из этих женщин не была худенькой.
Когда мать Чарли предложила отдать девочку в швейцарскую школу, тот вздохнул с облегчением. За здоровье дочери больше можно не опасаться. В Швейцарии она, возможно, научится быть женственной и грациозной.
Он подписал чек на довольно крупную сумму, которая требовалась для завершения образования дочери, договорился с матерью, что каникулы Мария будет проводить у нее, и с этой минуты перестал о ней беспокоиться.
А недавно ему позвонили из Швейцарии, сообщили, что его дочь беременна и должна немедленно покинуть школу.
— Теперь мне все попятно, — сказала Кейт. — Бедняжка. Представляю, каково ей было выдержать сразу два удара: беременность и отчисление из школы. И что ты собираешься делать?
Чарли пожал плечами:
— Поговорю с матерью. Она, кажется, близка с девочкой. Если это слово вообще применимо к Марии. Думаю, мать примет окончательное решение.
— Нельзя ли мне поучаствовать в семейной драме? — спросила Кейт. — Или вам лучше решить это между собой?
— Вот уж не думал, что тебе это интересно, — удивился Чарли. — Мне казалось, ты постараешься держаться подальше от этой неприличной истории.
Теперь пришла ее очередь удивляться:
— А я иногда думаю, что ты меня совсем не знаешь. Какая неприличная история? У девочки было трудное детство. Мать всю жизнь на нее плевала, а теперь бедняжка и сама влипла. С женщинами такое случается. Даже со мной. Только мне повезло, что у меня оказалась любящая мама, которая помогла мне в трудную минуту.
— Невероятно! — воскликнул Чарли. — Почему же ты мне не говорила?
— Я полагала, что нелегальный аборт в самом начале моей журналистской карьеры не влияет на наши отношения. Да, я не девочка. Но разве не ты говорил, что опыт делает меня еще более привлекательной? Или я своим признанием все испортила?
— Нет, нет, — спохватился Чарли. — Просто не ожидал.
— По-твоему, — невесело усмехнулась Кейт, — девушкам из порядочных католических семей нельзя делать аборты? Или, по-твоему, девушкам из порядочных католических семей не позволено беременеть? Знаешь, Чарли, любая женщина, — будь то проститутка или монахиня — может оказаться в таком положении. Если, конечно, переспит с мужчиной. Представь, она любит его, он любит ее, оба думают только о радостях секса, а не о возможном ребенке. И чаще всего страдают именно невинные дурочки. Опытные женщины всегда предохраняются. Беременеют и губят свою репутацию лишь скромные девочки вроде меня и твоей дочери. Или ты этого не знал?
Подойдя к Кейт, сидевшей на большом белом диване, Чарли обнял ее за плечи.
— Обещай мне одну вещь, — попросил он.
— Какую?
— Повторить завтра все это моей матери.
— Повторю. Если это поможет ей лучше понять ситуацию. И если это поможет Марии. Именно о твоей дочери мы обязаны думать в первую очередь.
Кейт по наивности решила, что их ждет семейный завтрак в неофициальной обстановке. Но первый же взгляд на Мэри Гамильтон развеял ее иллюзии. Перед ней стояла холодная английская леди, намеренная вести себя по всем правилам этикета.
В столовой подозрения Кейт подтвердились. На лакированном обеденном столе из красного дерева разложено бесчисленное количество серебряных приборов, у каждой тарелки стояло по три хрустальных бокала. «Если я, не дай Бог, налью минеральной воды в бокал для красного вина, мне крышка», — тревожно подумала Кейт.
К супницам, блюдам для закусок, серебряным вазочкам с солью и горчицей мать Чарли присовокупила коллекцию серебряных уточек, расставленных в центре стола, где, по идее, должна стоять ваза с цветами. Но ваза находилась в другом месте, и тоже не без умысла со стороны Мэри. Роскошный букет осенних цветов полностью закрывал Чарли и Кейт друг от друга. Она видела всех, кроме любимого человека.
Кейт нервничала. Она частенько оказывалась в самых трудных, даже идиотских ситуациях. Но по сравнению с этой они были просто ординарными.
В тот день она познакомилась не только с Мэри Гамильтон. За столом находились также ее старший сын Роберт, двенадцатый баронет, законный наследник всего этого великолепия, и его жена Шарлотта. Оба как будто сошли прямо со страниц «Татлера». Худой и сутулый Роберт с обветренным лицом совершенно не походил на младшего брата. А его вельветовые брюки и твидовый пиджак еще больше подчеркивали различие. К тому же темно-серый фланелевый костюм Чарли выглядел неуместным в обстановке загородного поместья. Кейт это сразу отметила, и ей даже пришло в голову, что Роберт специально так оделся. Чарли был смутьяном, а теперь еще и его дочь выкинула номер. Видимо, Мэри Гамильтон и ее старший сын намеревались поставить Чарли на место.