Читать интересную книгу Макей и его хлопцы - Александр Кузнецов

— Слышал?

— Что это? — вместо ответа, в свою очередь, спросил тот.

— Собака, должно.

— Не похоже. Мне думается, ёж или лиса.

Разговор услышал Казарин.

— Лиса, — сказал он.

Оказывается, ему было видно, как кочку, под которой лежал Свиягин, усердно раскапывала лиса и, что‑то схватив, видимо, мышонка, убежала.

— Ах, чёрт, — с досадой выругался Свиягин, — а ведь я чуть не умер со страху.

После блокады партизаны крепко смеялись над этим.

Комиссар Хачтарян в дни блокады проявил отличные способности командира и храбрость солдата. В одной из перестрелок он был ранен разрывной пулей в левую руку. Повесив руку на перевязь, он повёл свою группу на вражескую батарею. Враги никак не ожидали такой неслыханной дерзости.

Не более ста человек стремительно приближались к противнику. Впереди бежал высокий человек с чёрной развевающейся гривой волос, с разинутым, что‑то кричащим ртом. В правей руке его был пистолет, а в глазах, больших и суровых, светилась злоба. Фашистский солдат прицелился в него, но был сбит подоспевшим партизаном ударом приклада. В рукопашной схватке одержали победу партизаны.

Ворвавшись в расположение врага, им удалсСь захватить его пушки, вокруг которых с новой силой завязалась битва. В этом бою комиссар получил лёгкое ранение в ногу, но боль почувствовал, когда после боя присел на пень.

XVII

Блокада кончилась. Лесными тропами, густо заросшими за эти десять дней, партизаны группами и в одиночку пробирались в свой лагерь. И каждый думал о Макее. «Жив ли он?». Лагерь был разрушен, сожжен. Землянки взорваны. Обожженные бревна торчали из земли. Пушки разрыты и взорваны. «Кто мог сказать, где зарыты пушки?» — думал комиссар, бродя по, лагерю. И сразу мысль о Лисковце: «Это он, подлец!».

— Ура! Да здравствует комбриг! — раздалось сразу несколько голосов.

Комиссар не в силах был сдержать порыв радости. Волоча ногу, он поспешил к другу. Макей, обросший и худой, шёл, опираясь на Елозина. Оба они походили на мертвецов, вставших из могилы. Комиссар по–братски обнял здоровой рукой Макея.

— Жив, кацо?! Ну–ну! Харош!

— Да и ты не красно выглядишь. — ответил, слабо улыбаясь, Макей. — Что с рукой‑то? И нога разбита?

— Что у тебя? Цел? — спросил его комиссар, когда они вдвоем сидели под сосною.

— Кажется, цел, брат, если не считать разбитого сердца.

Комиссар неловко нажал на ногу, охнул.

— Зачем так? — сказал он, морщась от боли. — Ты просто устал, Макэй.

Снова Макей впрягся в работу. Отряд, правда сильно поредевший, готов был внозь наносить смертельные удары врагу.

Тепло и приветливо Макей встретил Свиягина, но холодно сказал, чтоб журналы ол нашёт. Всем было хорошо известно, как высоко ценил Макей журналы, редактируемые Свиягиным. На поиски их была выделена особая группа — человек тридцать. Целых пять дней бродила она по местам бывшего сражения, и всё безуспешно. Сломанных берез с дуплом в середине оказалось очень много. Некоторые стали говорить, что Свиягин просто бросил журналы и их, наверное, подобрали немцы. За него вступился Коноплич. Он сказал, что сам ещё поправил портфель в этом дупле и посыпал листьями, потому что металлический уголок портфеля был хорошо виден издали.

Когда уже все были в отчаянии и хотели ни с чем вернуться в лагерь, Коноплич вдруг закричал «Ура!». Портфель торчал в дупле сгнившей березы.

Вот мостик, который партизаны перебегали вместе с нашими диверсантами. По ту сторону лежала целая груда трупов, уже сильно разложившихся. Вместо лиц на партизан смотрели пустыми глазницами белые черепа. Людей узнавали только пэ одежде.

— Хлопцы, смотрите, ведь это Костик!

Да, это лежал Костик. А рядом с ним Оля Дейнеко. Видимо, она держала его за руку — руки их сплелись. Тут же Еалялась сумка Свиягина, из которой выкатились на песок позеленевшие патроны.

Макей тяжело переживал разгром отряда!, смерть партизан. «Костик! Костик! Как он хотел окончить семилетку!» Без вести пропал радист Ужов. По расказам инженеоа Новика выходило, что его убили, по–ч тому чтр, когда по ним стреляли, тот упал и не поднялся.

— Я ему говорил, что не надо сходить с дерева, а он уверял, что блокада кончилась. Вот и тончилась! — заключил Новик.

Он был всё такой же: обросший чёрной щетиной, чуть нагловатый и сильно похудевший.

— Л ты всё такой же, кацо, — говорил комиссар Новику, морщась от боли в ноге.

— Маленько не такой, товарищ комиссар.

— Сивых волос в бараде, что ли, прибавилось?

— И волос, и ума.

Сказав это, Новик ушёл. С этого дня он засел за изготовление автоматов из старых поломанных винтовок. Почти каждую неделю ой «выпускал» ППН, пистолет-пулемет Новика. Партизаны только диву давались, хвалили его, а он словно ничего этого не слышал.

— Ладно, ладно, — говорил он, когда уж сильно докучали ему похвалами.

Раны комиссара заживали медленно. Его хотели отправить на самолете в Москзу, но он отказался. Зная его непреклонный характер, вошедший в поговорку среди партизан, Макей более уже не говорил с ним на эту тему.

Новый лагерь Макея был построен на небольшом острове, окруженном топкими болотами, куда партизаны проходили по узким кладкам. Естественно, хозчасть с пекарней и мельницей, имеющая лошадей и прочий скот, не могли быть переправлены сюда и обосновались «на материке» — в густом лесу. Вместо низкорослых землянок, лагерь теперь был построен ит коры осин и походил скорее на становище кочуюших монголов. Крыши были покрыты тем же лубксм. Любители до красного словца окрестили этот лагерь лубочным городом, которому позднее макеевцы, шутя, присвоили имя своего командира — Макеевград.

В Макеевграде шла деятельная подготовка к какой-то большой диверсии. Партизаны, разъезжая по окрестным селам, привозили оттуда пилы, лопаты, ломы. Опытные хлопцы с утра и до ночи точили пилы, поэтому весь лагерь шипел и звенел от железного скрежета.

Бригада Макея в результате блокады распалась.

Его авторитет в глазах командиров отрядов сильно пошатнулся.

— Макей бросил нас и где‑то отсиживался, — говорили они.

Оперцентр едва не освободил Макея от командования отрядом. Секретарь обкома партии, являющийся начальником оперцентра, сам приезжал в лубочный город для расследования поведения Макея в дни блокады. Тяжело переживад это Макей, — но он и виду но подал. Как и в былые времена, приходил в палатки к своим хлопцам, шутил, смеялся и только серые глаза его всегда теперь были серьезными и задумчивыми.

В работе по подготовке к боевой операции незаметно летело время. Работа и время — лучшее средство от душевных ран. Наконец, настал день, вернее, ночь, когда партизаны, вооруженные, кроме винтовок и пулеметов, также пилами, ломами и лопатами, вышли в поход. Это была первая после блокады боевая вылазка партизан.

По шоссейной дороге Москва—Варшава, обрамленной с обеих сторон вековыми березами, сплошным потоком, день и ночь движутся на Восток немецкие автомашины, танки и просто повозки, запряженные битюгами. Идут колонны солдат, лязгают гусеницами тягачи, тянущие громоздкие длинноствольные, пушки. А на Запад фашисты везут награбленное в России добро: хлеб, металл, музейные ценности и даже домашний скарб — кровати, стулья, одежду. Перерезать эту артерию — вот задача, которую поставил Макей перед сеоим отрядом. Нелегкая задача! Не избежать потерь. К го из этих людей, идущих теперь за ним, не увидит завтрашний день?

В ночном мраке, сгущенном лесным по рэвом, макеевцы подходили к Варшавскому шоссе.

— О чём думаешь, кацо?

Макей вздрогнул, натянул поводья. Лошадь ускорила шаг.

Почти ни о чём, комиссар. Пустяки. Как Андрюша, — обратился он к доктору, ехавшему позади его на телеге, — есть у нас носилки?

Комиссар понял, о чём думает комбриг. Привстав на стременах и нащупав в темноте его плечо, он обнял его. Звякнули, соединившись, стремена двух седел.

— Ты стал мнительный. Макэй. Я уверэн, всё будэт харашо.

Голос комиссара мягкий, спокойный, глухо и сдержанно звучал над ухом Макея. И Макей оживился.

— Спасибо, комиссар. Кто там курит? — зашипел Макей. — Прекратить курение!

И по колонне понеслось: «Прекратить курение».

Варшавская дорога жила. Уже за километр слышно было гудение автомашин, грохот проходящих танков, смутный гул человеческих голосов. Это двигалась на Восток боевая техника врага. Её надо остановить.

Когда партизаны подошли к шоссе, колонна машин только что прошла. Макей решил воспользоваться перерывом. На расстоянии двух километров друг от друга выбросил он свои фланги. Работа должна начать я с флангов и идти внутрь на соединение. Сначала решити взрыть мостовую. Со скрежетом ударились о булыжник ломы, высекая в ночном мраке искры огня. Хлопцы, вооруженные лопатами, рыли в освобожденной от каменного покрова мостовой зигзагообразные траншеи. Потом заверезжали пилы, впиваясь в вековые тела берез, обросших гойубыми лишайниками и покрытых шишкастыми наростами.