Взгляд герцога стал более острым, глубоким, но он по‑прежнему не двигался и не произносил ни слова.
Александра почувствовала, как из глаз вот‑вот хлынут слезы.
— Я так любила Оуэна… Он любил меня. Мы смеялись, болтали, сплетничали — и держались за руки при свете луны. А еще мы мечтали о будущем, нашем общем будущем. — Она крепко обхватила себя руками и, сама того не желая, вдруг выпалила: — Я все еще скучаю по нему… Прошло немало времени, прежде чем Клервуд спросил:
— Когда это было?
Она взглянула в его мрачные, проницательные глаза:
— Девять лет назад — кажется, будто прошла уже целая жизнь.
— И что произошло потом?
— Моя мать умерла. — Александра беспомощно пожала плечами. — Ну как я могла выйти за него замуж? Я любила Оуэна всем сердцем — я все еще люблю его и буду любить всегда… Но у меня не было выбора, я была нужна своей семье. Отец пил еще тогда — хотя не так сильно, как теперь. Мои сестры были совсем маленькими: Оливии исполнилось десять, Кори — всего семь. Мне пришлось разорвать отношения с Оуэном.
Она смахнула слезу и продолжила:
— Я разбила ему сердце. Он говорил, что будет ждать, — я умоляла его не делать этого. Потом было несколько писем… А потом Оуэн сдался, отказался от своих попыток, как я того и хотела. Спустя три года я узнала, что он женился на другой, — и, конечно, я за него рада.
— Конечно, — ровным, ничего не выражавшим тоном отозвался Клервуд.
Перед глазами Александры все это время стоял Оуэн, но сейчас она внимательно смотрела на Стивена.
— Вы все еще общаетесь?
— Нет. Последний раз Оуэн написал мне несколько лет назад, чтобы рассказать, что он женился на Джейн Годсон. — Она снова повела плечами, стараясь казаться беспечной, но поняла, что это напускное равнодушие герцога не обмануло.
— Он, судя по всему, был истинным образцом мужественности, раз сумел завладеть вашим сердцем, — произнес он все тем же безликим тоном.
— Оуэн был красивым, остроумным и очаровательным. А еще он был добрым. Он происходил из хорошей семьи.
Его отец был бароном, как и Эджмонт. Но самое главное, он был не только моим возлюбленным, он был моим лучшим другом. — Александра наконец‑то просияла слабой, мечтательной улыбкой.
Лицо Клервуда теперь было жестким, будто высеченным из камня. Все его черты казались более четкими и резкими, чем когда бы то ни было. Он предложил плачущей Александре носовой платок. Ресницы герцога опустились, и ей не удалось рассмотреть, что выражали его глаза.
— Мне очень жаль. Я все еще тоскую по нему. Когда вы спасли меня на балу… — Александра запнулась, внезапно осознавая, что не стоит объяснять Клервуду, какие чувства он пробудил в ней тем вечером, каким счастьем было оказаться в его объятиях, ловить на себе его взгляд, полный искренней увлеченности и вожделения.
— Пожалуйста, продолжайте.
Александра помедлила, не решаясь честно обо всем рассказать, но все‑таки призналась:
— Вы — такой красивый, очаровательный… А я и забыла, что это такое — быть в объятиях привлекательного мужчины.
Герцог поднял на нее все такие же бесстрастные, ничего не выражавшие глаза.
— Значит, я напоминаю вам давно потерянного возлюбленного. Или, возможно, я стал ему заменой.
— Вы — совсем не такой, как Оуэн. Вы не можете его заменить.
С уст Клервуда сорвался резкий фыркающий звук, и его губы изогнулись, но в этом подобии улыбки не было ни теплоты, ни радости.
Он что, разозлился?..
— Я не хотела обижать вас.
— Разумеется, нет, — категорично отрезал герцог. — А если бы мы держались за руки при свете луны, если бы я шептал вам на ухо все эти необходимые нежности, я был бы таким, как ваш юный романтичный Оуэн?
Александра не знала, что и ответить, к тому же ей сейчас не нравились выражение лица и тон Клервуда.
Он тихо добавил:
— Вы тоскуете и по его поцелуям тоже? В лунном свете? И вы чувствовали к нему неудержимое влечение?
Александра поняла, что залилась краской.
— Я любила Оуэна. Конечно, я чувствовала влечение.
Клервуд пристально посмотрел на свою гостью, и она ответила на его взгляд. Потом очень тихо, будто угрожающе, герцог произнес:
— Но вы не любите меня, поэтому нет ни одного разумного объяснения экстазу, который вы испытали в моих объятиях. Я прав?
Слова, которые он так тщательно подбирал, заставили щеки Александры зардеться еще ярче. Почему Клервуд так себя вел? И несмотря на то что его голос по‑прежнему звучал сердито, в тоне отчетливо слышалась насмешка.
— Я не желаю обсуждать нашу любовную связь!
— Почему нет? Потому что я не держал вас за руку?
Осознав, что теперь герцог действительно злится, Александра запаниковала. Он явно был в гневе — но почему?
— Я отказываюсь разговаривать на эту тему.
Клервуд схватил ее за руку, прежде чем она смогла выскользнуть из комнаты.
— Я ведь вижу, как вас беспокоят ваши страстные желания.
— Нет никакого рационального объяснения страсти, которая нас с вами связывала, — настаивала Александра.
Он наклонился ближе:
— Страсть не рациональна, моя дорогая. Это категория физическая — чувственная.
Теперь ее сердце билось неудержимо, готовое в любой миг взорваться в груди. Каждая частичка ее существа сжалась, томясь мучительным огнем.
— Я не понимаю, почему мы до сих пор обсуждаем все это!
— Мы обсуждаем это, потому что я хочу понять, почему вы умышленно ввели меня в заблуждение.
Александра обхватила себя руками.
— Я — просто бесстыдна… Я пыталась сопротивляться… но я хотела быть с вами, — прошептала она.
Клервуд снова безрадостно улыбнулся:
— А теперь?
Александра застыла на месте. Глаза герцога по‑прежнему были мрачными, гневными, но сейчас в них медленно тлел и огонь желания.
— Пожалуйста, не стоит… — взмолилась она. — Ничего хорошего из этого не выйдет.
— Из чего? — Рука Клервуда нежно коснулась ее подбородка. — Вы, разумеется, все еще желаете забыть былую пылкую страсть с Оуэном? И определенно по‑прежнему хотите быть со мной?
Он склонился к ней еще ближе.
— Остановитесь! История с Оуэном закончилась много лет назад. Он забыт.
Клервуд рассмеялся.
— Еще совсем недавно вы говорили о нем так, будто он был вашим возлюбленным всего несколько дней назад! Вы не забыли его, ни капельки.
— Я должна уйти.
— Но вам некуда идти, — обрубил он, и во взгляде мелькнула сталь. — И вы знаете это точно так же, как и я.
Воображение тут же нарисовало Александре неприятную, внушающую ужас комнату на постоялом дворе. И она сразу вспомнила о красивой спальне, которую предоставил ей герцог.