Она вздрогнула, не желая поднимать на него глаз. Но не ответить было бы невежливо, и Александра нехотя перевела взгляд на Клервуда. Сейчас он казался таким красивым, что у нее перехватило дыхание.
— Не думаю, что способна проглотить хотя бы еще один кусочек!
Герцог улыбнулся:
— Склонен с вами согласиться.
Она застыла на месте. Вечно мрачный Клервуд улыбался крайне редко, и еще реже его глаза наполнялись теплотой и радостью. Это было так чудесно, что ее сердце перевернулось в груди и учащенно забилось. Ну почему, почему он не улыбался чаще?
— Спасибо, — медленно произнесла она. — Благодарю вас за столь восхитительное угощение.
— Мне было приятно угодить вам. — Герцог отозвался в тон ей, так же осторожно, но глаз не отвел. — Я рад, что вы провели спокойную, комфортную ночь в подобающих условиях и насладились завтраком.
День и правда начинался неплохо… Александра вдруг с сожалением подумала о том, что без ссоры не обойдется. Но она не знала, с чего начать неизбежный разговор.
— От всей души благодарю вас за гостеприимство, — тщательно подбирая слова, после долгой паузы произнесла гостья. — Однако так не может больше продолжаться. Ваша светлость, я сегодня же вернусь в свою съемную комнату.
Улыбка сбежала с его лица.
— Я не могу этого допустить.
Она насторожилась.
— Вы не хуже меня знаете, что я не могу оставаться здесь.
— Вы определенно не должны возвращаться в ту трущобу, тем более что можно пожить здесь в качестве моей гостьи.
Заметив, что взгляд герцога стал твердым, Александра в волнении глотнула воздух ртом.
— Почему вы все это делаете?
Он откинулся на своем стуле.
— Я хочу компенсировать нанесенный вам вред.
Александра явно колебалась.
— Почему?
— Меня очень мучает то, что я заставил вас так страдать.
Александра во все глаза смотрела на Клервуда, с трудом постигая, что он имеет в виду. Герцог был в ярости на нее, когда решил, что имел место преднамеренный обман, тщательно спланированная интрига, и все же у него не было ни малейшего желания видеть ее страдающей в нищенской лондонской трущобе.
— Я вас не понимаю.
— Что тут сложного? Я — филантроп. Я открыл немало приютов для сирот и больниц для матерей‑одиночек. И все же именно из‑за меня истинная леди потеряла свое положение в обществе и дошла до крайней нищеты. В этом есть какая‑то ужасная ирония! Я не могу позволить вам оставаться в столь бедственном состоянии.
Александра по‑прежнему задумчиво глядела на Клервуда, силясь понять смысл его речей и поступков. Подобно всем вокруг, она прекрасно знала о добрых делах могущественного герцога, его благотворительных учреждениях. Так что же, теперь она — один из его филантропических проектов? Выглядели эти намерения именно так. Действительно, была в их ситуации какая‑то злая ирония: Александра невольно задавалась вопросом, не дойдет ли она однажды до того, чтобы оказаться в одном из его пристанищ для матерей‑одиночек.
— Вы не должны чувствовать себя виноватым. Возможно, нам обоим стоит признать свои ошибки, после чего можно спокойно разойтись, мирно прекратив всякое общение.
Он пристально сощурился.
— Я считаю себя человеком чести. Решая прекратить нашу любовную связь, я совсем не ожидал, что Эджмонт выгонит вас из дому.
Внутри у нее все мучительно сжалось.
— Я не хочу говорить об этом.
— Почему нет? И какой именно темы вы так желаете избежать? Обсуждения вашего отца — или нашего романа?
Александра поднялась со стула.
— Мне понадобится кучер, чтобы вернуться обратно в гостиницу.
В тот же момент Клервуд вскочил и метнулся к упрямице — теперь он крепко сжимал ее запястье.
— Мне бы хотелось услышать ответ, Александра.
Но ей совсем не хотелось отвечать. Если бы она говорила об Эджмонте, пришлось бы открыть герцогу свое кровоточащее, разбитое сердце. Что же касается произошедшего между Александрой и Клервудом, то эту область своей жизни она и вовсе не хотела исследовать — по крайней мере, не сейчас, и уж точно не с ним.
— Бессмысленно копаться в прошлом, — промолвила она.
— Обычно — да, но только не на сей раз.
Герцог по‑прежнему надежно удерживал ее за руку.
— Я не могу здесь оставаться. Я должна сохранить те жалкие остатки репутации.
Взгляд Клервуда пронизывал Александру насквозь, и сейчас ей казалось, будто герцог пытается проникнуть в ее сознание, раскрыть самые сокровенные мысли, чувства и тайны.
— Александра, мне бы хотелось переговорить с вами с глазу на глаз.
Безграничная тревога накрыла ее с головой и придала сил, позволив наконец‑то освободиться от его железной хватки.
— Я должна уйти.
— Вы не можете уйти — у вас не осталось ни гроша. И вы не уйдете — по крайней мере пока я не позволю вам сделать это.
— Вы же говорили, что герцоги не берут заложников!
— Вы — моя гостья, Александра. — Клервуд повернулся к слугам: — Оставьте нас и закройте двери. Не нужно нас беспокоить.
— Боже праведный! — выдохнула Александра, осознавая, что двое лакеев стали свидетелями их пылкого спора. Слуги стояли так тихо, что она и забыла об их присутствии. Когда они вышли, плотно закрыв за собой двери, Александра в отчаянии заломила руки: — Чего вы теперь от меня хотите?
— Я уже несколько раз объяснил вам, что хочу возместить нанесенный вред. Но вы правы. Я хочу от вас кое‑чего еще.
Герцог снова пристально посмотрел на свою гостью, и она в ужасе попятилась назад, к дверям.
— Нет, вам не удастся сбежать. — Он бросился за ней. — Объясните, почему вы ввели меня в заблуждение по поводу своей невинности.
— Что? — изумилась Александра.
— Вы дали мне понять, что несколько лет назад вас с вашим поклонником связывала великая страсть.
Продолжая отступать назад, она ударилась о буфет.
— Так и было!
Сейчас Александра чувствовала себя беспомощной…
Она думала о том, что вся эта история началась из‑за ее тоски по Оуэну, но Клервуд никогда не понял бы этих мечтаний и потаенных желаний. Теперь герцог и его гостья внимательно смотрели друг на друга, погрузившись в молчание. Александра дрожала, понимая, что он напряженно ждет ответа.
— Я собиралась замуж за Оуэна Сент‑Джеймса. Мы так любили друг друга! — опечаленная, прошептала она. Это казалось странным, но Александра не знала, что стало причиной захлестнувшей ее волны грусти — воспоминания об Оуэне, переживания о хаосе, в который превратилась жизнь, или навязчивые мысли, горькие раздумья о Клервуде.