«Нам удалось подыскать, — сообщается в отчете, — несколько домов, чтобы заняться постройкой двух шлюпок, починкой парусов, заготовкой солонины; в них мы разместили также естествоиспытателей и гидрографов, а для установки астрономических приборов любезный комендант предоставил в наше распоряжение свой дом. Мы пользовались такой полной свободой, словно находились в деревне, а на рынке и в складах могли приобрести то же, что и в лучших портах Европы».
Кавите, второй по величине город на Филиппинских островах, столица провинции того же названия, в то время представлял собой жалкую деревню, где из испанцев жили только офицеры или чиновники; но если город являл взору лишь груду развалин, этого нельзя было сказать о гавани, в которой французские фрегаты нашли все необходимое. На следующий день по прибытии Лаперуз, сопровождаемый капитаном де Ланглем и старшими офицерами, отправился на шлюпке в Манилу с визитом к губернатору.
«Окрестности Манилы очаровательны, — рассказывает Лаперуз, — там извивается очень красивая река, делясь на несколько русел, из которых два главных ведут к знаменитой лагуне или озеру Бай, расположенному в семи лье от моря и окруженному сотней туземных деревень, раскинувшихся среди очень плодородной местности.
Город Манила построен на берегу бухты того же названия, имеющей в окружности свыше двадцати пяти лье, в устье реки, судоходной до озера, где она берет свое начало. Во всем мире нет, вероятно, другого столь удачно расположенного города. Продукты питания имеются в Маниле в большом изобилии и очень дешевы; но одежда, европейские металлические изделия и домашняя утварь продаются по исключительно высоким ценам. Отсутствие конкуренции, запретительные пошлины, всякого рода помехи, создаваемые для торговли, приводят к тому, что материалы и готовые изделия из Индии и Китая здесь по меньшей мере так же дороги, как в Европе. Эта колония, несмотря на то что различные налоги приносят казне около восьмисот тысяч пиастров, обходится Испании еще в полтора миллиона ливров ежегодно, присылаемых сюда из Мексики. Уделяя все внимание огромным владениям в Америке, испанское правительство не имело возможности серьезно заняться Филиппинами; они все еще напоминают земли знатных сеньоров, земли, которые остаются под паром, но могли бы составить источник благосостояния для многих семей.
Осмелюсь утверждать, что какая-нибудь держава, имея своей единственной колонией Филиппинские острова и организовав наилучшим образом управление ими, могла бы без зависти смотреть на любые европейские владения в Африке и Америке».
Узнав в Маниле о прибытии в Макао капитана д'Антркасто, получив почту из Европы и пополнение восемью матросами и двумя офицерами, доставленными в Манилу на фрегате «Сюбтиль», Лаперуз 9 апреля вновь направился к берегам Китая.
Двадцать первого он очутился в виду Формозы (Тайваня) и немедленно вошел в пролив, отделяющий ее от Китая. Он обнаружил там очень опасную мель, не известную мореплавателям, и тщательно измерил глубину моря вокруг нее. Вскоре он миновал бухту, где когда-то находился голландский форт Зеланд, а теперь расположен город Тайвань, столица острова.
Так как муссон не благоприятствовал плаванию по Формозскому (Тайваньскому) проливу, Лаперуз решил обойти остров с востока. Он уточнил координаты Пескадорских островов (Пэнхуледао), нагромождения скал, напоминающих различные фигуры, прошел в виду островка Ботол-Табако-Ксима, куда никогда не высаживался ни один мореплаватель, затем вдоль берегов острова Куме, жители которого не являются ни китайцами, ни японцами, а произошли, вероятно, от смешения этих двух народов. Далее были усмотрены острова Хоа-Пинсу[167] и Тяо-Су, составляющие часть архипелага Рюкю, известного в ту пору лишь по письмам одного иезуита, отца Гобиля.
Фрегаты вступили в Восточно-Китайское море и взяли курс ко входу в пролив, отделяющий Китай от Японии. Там Лаперуза встретили туманы, такие же густые, как на берегах Лабрадора, и сильные непостоянные течения. Прежде чем вступить в Японское море, он исследовал остров Чечжудо, известный европейцам по гибели в 1635 году кораблей Спарроу и Хоука, и определил координаты его южной оконечности, с исключительной тщательностью засняв берега на протяжении двенадцати лье.
«Трудно представить себе, — рассказывает он, — более живописный остров; посредине примерно на тысячу туазов возвышается гора, которую можно увидеть за восемнадцать, двадцать лье; там, очевидно, берут начало потоки, орошающие остров. Местность очень полого спускается к морю, откуда мы видели расположенные амфитеатром поселения. Земля, как нам показалось, была возделана и на склонах горы до очень значительной высоты. С помощью подзорной трубы мы могли различить границы полей, раздробленных на очень мелкие участки, что служит указанием на большую плотность населения. Самые разнообразные оттенки зеленого цвета, свойственные различным культурам, придавали ландшафту острова еще большую прелесть».
Условия для определения долготы и широты оказались очень благоприятными; это было тем более важно, что никогда еще ни один европейский корабль не проходил в здешних морях, показанных на картах того времени лишь на основании китайских и японских карт, опубликованных иезуитами.
Двадцать пятого мая «Буссоль» и «Астролябия» вошли в Корейский пролив, где была произведена тщательная съемка берегов и каждые полчаса делались промеры.
Так как корабли двигались очень близко от берега, французские моряки могли без труда различить во всех подробностях укрепления, построенные по европейскому образцу.
Двадцать седьмого увидели остров, не указанный ни на одной карте и отстоявший, по-видимому, лье на двадцать от корейских берегов. Он получил название острова Дажеле (Уллындо).
Затем французские корабли взяли курс к Японии. Из-за противных ветров фрегаты продвигались исключительно медленно. 6 июня увидели мыс Ното и остров Иоцусима (Нанацусима), у западного побережья Хонсю.
«Мыс Ното на берегу Японии, — пишет Лаперуз, — является такой точкой, на которую географы могут вполне положиться; с установлением его координат и зная определенное капитаном Кингом местоположение мыса Набо (Инубо) на восточном берегу, можно будет установить ширину северной части этой страны. Наши исследования окажут географической науке еще более существенную услугу, так как станет известна ширина Тартарского моря[168], куда я решил направиться».
Одиннадцатого июня Лаперуз увидел берег Тартару (Татарии). Место, к которому он приблизился, находилось точно на пограничье Кореи и Маньчжурии. Горы там имели, вероятно от шестисот до семисот туазов в высоту. На их вершинах виднелся снег, но в небольшом количестве. Французы не обнаружили никаких следов возделанной земли или жилья. На протяжении сорока лье побережья не встретилось ни одного устья реки. Лаперуз все-таки хотел сделать остановку, чтобы естествоиспытатели и геологи смогли заняться исследованиями.