Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот и славно. Без мозолей нет мастерового… Так вот, чтобы не сошли мозоли, надо руки у горячего дела держать.
Брат повернулся к отцу, который стоял на террасе, прислонившись плечом к столбу и всем своим видом показывал, что далек от всего происходящего во дворе.
— Отец! — окликнул его Манзур. — Не послать ли нам Назиркула и Сафара-чиканака в степь собирать я итак?
Без особой охоты отозвался отец, и отозвался так, что ничего не прибавил и ничего не убавил в затеянном братом разговоре.
— Янтак — хорошее топливо. Жару дает много, вот только горит быстро.
— Так пошлем ребят в степь?
Отец глянул на матушку и тем призвал ее на помощь. Когда надо было сказать последнее слово, без нее не обходилось.
Матушка тотчас рассудила, как лучше определить меня.
— Если нужно сберечь мозоли, пусть Назиркул собирает янтак.
Это обидело брата.
— Не ради мозолей, а ради блага нашего. Ни в доме, ни в мастерской без топлива не продержишься и дня. На базаре вязанка янтака стоит ой как дорого!
— Я же говорю, назвался жестянщиком, тяни янтак из земли. Пусть идет в степь!
Теперь и отец решился вынести приговор:
— Пусть идет!
Какую бы узкую тропку ни протоптал человек — все дорога жизни
Новый день я встретил уже в степи.
На одноухом осле мы с Сафаром-чиканаком направлялись в Учтепу — три холма, известное всем джизакцам место. Во время восстания сюда выселили всех жителей города. Более пустынный и мертвый край трудно было найти.
На Учтепе ничего не росло, кроме янтака — колючей травы, да и янтак не особенно охотно расселялся по выжженной солнцем степи. Куст от куста — на два-три аршина. Весной, во время дождей, янтак поднимался на ладонь всего лишь. Зеленый и гибкий в апреле и мае, в июне он начинал желтеть, а к середине лета высыхал. Весной янтак охотно ели овцы, а летом и осенью — только верблюды. Оттого и назывался он верблюжьей колючкой. Острые, сухие кустики не ранили этих огромных животных, они их легко и с удовольствием пережевывали. Вообще, верблюды могли все разжевать, я думаю, и гвозди им были бы нипочем.
Одноухий осел наш неторопливо стучал своими тонкими ножками по пыльной тропке, а мы, сидя на его спине, вели разговор о преимуществе мелких животных перед крупными, верблюдом, например. Нам повезло, что у Сафара-чиканака был не верблюд. Во-первых, он не прошел бы в калитку, во-вторых, сломал бы своим огромным горбом крышу сарая, где обычно стоят осел и корова. В-третьих, он съел бы всю траву во дворе, все листья на деревьях и на этом не остановился бы. Со своей длинной шеей, он до всего мог добраться.
Стало быть, Сафар-чиканак оказался в выигрыше, имея осла, а не верблюда. Правда, осел у него неказистый, без одного уха. Но лучше иметь осла без одного уха, чем верблюда с двумя ушами.
Второе ухо, между прочим, у нашего осла когда-то было. Появился он на свет, как и все ослы, и не только ослы, с двумя ушами. Но поскольку походил на всех ослов, а они, в свою очередь, походили на него, надо было его чем-то отметить. Вот ему и отрезали одно ухо. Оказывается, ослам ставят метки на ушах — делают надрезы, рассекают макушки, а то отхватывают и пол-уха. Нашему отхватили почти целое.
Разговаривая так и время от времени ударяя пятками в бока одноухого, мы отдалились от города и оказались на совершенно пустынном месте. До Учтепы было еще далеко, но все же ближе, чем до Джизака. На фоне утреннего неба вырисовывались три холма, и каждый походил на перевернутый вверх дном казан.
— Начнем собирать янтак, — предложил я.
— Что ж, начнем, — ответил Сафар-чиканак. — Янтак тут вроде бы есть.
Осел наш хоть и не знал человеческого языка, по сразу догадался, что разговор идет об остановке и тут же замер на месте. Ему, как и нам, не особенно хотелось топать до трех холмов.
Я стал сползать с осла — второго седла на нем не было, а раз не было седла, то не было и стремян, поэтому удобнее всего сползти с ослиной спины, как с горки. И вот, когда я почти сполз и находился где-то около хвоста, сзади раздался воинственный клич. Я и Сафар мгновенно оглянулись, осел лишь повел своим единственным ухом и тем выразил удивление.
Нас догоняла с криками и свистом целая ватага ребятишек. Все были на ослах, таких же, как наш, но не таких ленивых и медлительных. Они мчались, словно хорошие скакуны, а мальчишки размахивали руками и орали во все горло.
Честно признаюсь, я струсил. Встреча с ватагой воинственно настроенных мальчишек не предвещала ничего хорошего.
— Это Сарайлик, — шепнул мне Сафар-чиканак.
Сарайлик — один из джизакских родов, мужская половина которого занималась разведением и продажей ослов. Продавали животных не только в Джизаке, но и за его пределами. Каждый крестьянин старался купить осла именно у них, потому что более крупного и выносливого животного трудно было найти. Род сарайлик славился физической силой, ребятишки с малых лет занимались борьбой и, вырастая, часто побеждали на состязаниях знаменитых палванов. С мальчишками из рода сарайлик никто из нас не связывался, зато они сами нас задирали, и драки избежать было невозможно. Если у сарайлик не оказывалось противников в других родах, они затевали потасовки между собой, и тогда мы со стороны наблюдали за ходом сражения.
Вот с такими забияками и драчунами нам предстояло встретиться. Скрыться было негде — голое место. Бежать бессмысленно: наш одноухий в сравнении с их скакунами — черепаха. Увидев чужих ослов, он начал орать, что есть силы: и-о! и-о! А кто орет, тому, как известно, первому и достается.
— Тише! — стал Сафар дергать за веревку одноухого. — Нашел время петь песни.
Унять одноухого было, однако, не просто. Дергай его не то что за одну, а за все десять веревок, он не замолчит.
Между тем, ватага приближалась. Уже были видны лица мальчишек с озорными глазами. В воздухе, как змеи, вились арканы.
— Сойдем с дороги! — сказал Сафар-чиканак. Легко сказать — сойдем. А как это сделать? Я отбегу в сторону, Сафар — тоже? А осел? Ведь он потому и зовется ослом, что упрям. Никакими словами, никакими угрозами его не столкнешь с места, хоть взваливай на плечи и переноси. Сафар-чиканак стал тянуть за веревку одноухого, я толкал сзади.
— Лупи его палкой! — посоветовал Сафар.
Не знаю, есть ли такая палка, которая способна подействовать на осла. Та, что была у меня в руках, не действовала.
— Пошел, пошел! — орудуя арчовой веткой, кричал я. — Да иди же, глупый, не то тебя эти сарайлик превратят в курицу!
Курицей одноухий, видимо, не хотел стать. Поупрямившись немного, он сошел все же с тропы. И вовремя. Ватага, свистя и улюлюкая, пронеслась мимо. Облако пыли, поднятое ослиными копытами, окутало нас.
Когда облако рассеялось, Сафар-чиканак сказал весело:
— Ты знаешь, куда они поскакали?
— Нет, — признался я искренне.
— За янтаком. Завтра вернутся с двадцатью копнами сухой колючки. Полный базар янтака.
— Почему двадцатью? — удивился я.
— Да потому, что у них двадцать ослов.
— А-а?!
Род сарайлик промышлял не одними ослами, оказывается. Мальчишки заготавливали топливо и сбывали его на базаре. Двадцать копенок янтака — целое богатство.
— Поедем за ними, — предложил Сафар. — Они знают хорошие места.
Мне не хотелось быть в компании мальчишек из рода сарайлик. Избежав раз опасности, разумно ли снова приближаться к ней?
— Пусть знают, — попытался возразить я, — в степи много хороших мест. Найдем свое.
— Где же ты станешь искать? Степь-то большая…
— Тропинка приведет.
Тропинка была одна, и шла она как раз в том направлении, куда ускакала ватага.
— Ладно, — согласился Сафар-чиканак. Он был хитрее меня. — Поехали!
Мы снова влезли на одноухого, и он снова засеменил своими тонкими ногами по узенькой тропке.
Известно, как медленно ни двигайся, а все же дорогу одолеваешь. Незаметно мы добрались до местности Куш-бармак. Степь кажется везде одинаковой, но, когда углубишься в нее, начинаешь замечать разницу: в низинах она гуще покрыта растительностью. Тут встретишь и аккурак, и полынь, и душистую гармалу. А уж янтак просто стелется ковром. В низину мы и попали.
Я стал уговаривать Сафара:
— Давай остановимся здесь. Смотри сколько янтака. Наберем целую копну.
— Нет, нет, — не соглашался Сафар. — Мальчишки поехали дальше, значит, там больше янтака и растения ветвистее. Нас ведь послали за хорошим янтаком.
— Нас послали за таким, какой найдем. Вот мы и нашли, — настаивал я.
— Еще не нашли, только ищем, — упрямился Сафар-чиканак.
Он был такой же упрямый, как и его одноухий. Не переубедишь. А может, и не упрямый. Просто настойчивый и честный. Выполнял то, что ему поручили.
Мне, однако, Кушбармак покидать не хотелось. Кругом трава, зеленая, мягкая. В небе — птицы. Жаворонок повис прямо над нами. Застыл в воздухе, трепещет крылышками и заливается. Песнь такая звонкая, такая красивая, что, кажется, лучше и нет на свете.
- Эта странная жизнь - Даниил Гранин - Историческая проза
- Гражданин Города Солнца. Повесть о Томмазо Кампанелле - Сергей Львов - Историческая проза
- Последняя стража - Шамай Голан - Историческая проза