Как ни странно, отнюдь не чудовищный шок, испытанный им при мысли, что она умерла, заставил Дэниэла понять свои истинные чувства, а событие, которое случилось за полчаса до несчастного случая. Когда Гарри бросил ему двадцать одну гинею и Дэниэл смотрел, как блестящие монеты кружатся вокруг его ног, ему вдруг показалось, что он столкнулся лицом к лицу со своей судьбой. Если бы тогда он не выиграл бой, у него в кошельке не оказалось бы нужной суммы и он не выкупил бы Кейт. Он вдруг осознал, как много она значила для него, была просто бесценна. А в следующее мгновение Гарри горькими словами и правдивыми обвинениями подорвал всю основу их брака. Как обломки после кораблекрушения остаются лежать на берегу после отлива, так и они остались – муж и жена, связанные только именем. Дэниэл считал, что она страстно желала его брата, он страдал от любви к ней.
– Ну, Кейт, – спросил он, положив руку на спинку кресла, – как тебе дом?
Она повернула голову в его сторону и улыбнулась.
– Он прекрасен, как ты и обещал. Голубизна моря в сочетании со светлыми стенами придает ему загадочную ауру. Как будто смотришь сквозь чистую воду на морское дно, но воду пронизывает солнце, поскольку позолота карнизов, бледное золото витражей и богатые ковры убивают ощущение холода. – Она огляделась вокруг себя и кивнула в знак одобрения. – Этот дом подходит королю Англии, не говоря уже о чемпионе в боксе.
Он самоуверенно засмеялся.
– Сейчас только февраль, я не намерен ждать до мая, когда состоится финальный поединок, чтобы переехать. Давай начнем тут жить с завтрашнего дня.
Кейт безучастно посмотрела на него и поднялась с кресла. Поздний срок беременности заставлял ее двигаться медленно и неуклюже.
– Я не оставлю старый дом. Я хочу рожать там.
Если бы не серьезное выражение ее лица, он бы рассмеялся, подумав, что она шутит.
– Что ты сказала? – спросил он. – Я тебя не понимаю. Я старался завершить строительство дома в срок, чтобы сразу перевезти тебя сюда.
Ее взгляд был ясным и спокойным.
– Я всегда говорила, что хочу родить ребенка в старом доме. Это мой дом. Я люблю там каждый камень, чувствую себя там в безопасности. С того самого дня, когда я услышала твою клятву, я всегда знала, что там моя гавань, и никто не заставит меня покинуть ее.
Он был одновременно ошеломлен и сбит с толку.
– Клятву? Какую клятву? Ты считаешь, что здесь небезопасно?
Она удивилась, что он сразу не вспомнил случай, о котором она говорила.
– Когда я приехала в Истхэмптон ухаживать за Жасси, ты дал мне слово, что я смогу оставаться в доме так долго, как захочу. Твое обещание дало мне возможность укорениться здесь, и хоть однажды я ушла, ты вернул меня по своей собственной воле. Я уверена, что, пока не захочу, никогда не покину его крова.
Он взял ее за руки.
– Никогда еще не слышал подобной глупости. Истхэмптон-Холл – это наш дом, наш новый дом. Ты моя жена и будешь хозяйкой тут до конца своих дней.
Она крепко зажмурилась, стараясь отогнать неприятную картину, как она сидит в одиночестве в этих чужих, красивых стенах, а он оставил ее по первому зову Клодины. Дэниэл не понял ее реакции и подумал, что схватил ее слишком грубо. Он отпустил ее руки, нежно прикоснулся кончиками пальцев к ее лицу.
– Ты скоро должна родить, и тебе в голову приходят странные идеи. Здесь ты почувствуешь себя в полной безопасности. Уверен, ты станешь воспринимать этот дом совершенно иначе, когда перевезешь сюда все свои вещи… – стал мягко уговаривать он.
Близкая к панике, Кейт сложила ладони вместе и, просунув их между его руками, отстранила его от себя.
– Это настоящий дворец. Я ему не принадлежу. Мне нужен дом. У этих величественных роскошных хором нет сердца.
Дэниэл почувствовал себя сильно уязвленным и, переполненный накопившейся за долгое время болью, излил на нее весь свой гнев, как взорвавшийся вулкан.
– Это у тебя нет сердца! Ты отдала его очень давно, обделив всех нас. Говорю тебе, наш сын родится в этом доме. Это его наследство.
Ни он, ни Кейт не сомневались, что у них родится сын.
Женщина смертельно побледнела, но глаза ее сверкнули стальным блеском, в них читалась непреклонная воля, помогавшая ей столько всего пережить и прошлом.
– Да я лучше рожу его на траве под звездами, чем позволю увидеть свет под этой крышей, где любовь обречена стать незваной гостей, – возразила она, подняла с софы меховой плащ, который он подарил ей на Рождество, и накинула на себя.
Он хотел язвительно заметить, что именно по ее вине любовь ушла, но ему пришлось сдержать свой порыв, потому что, по совести говоря, он и сам наделал немало ошибок. В любом случае он не простил, что жена так чудовищно жестоко разрушила все его надежды.
– Либо ты завтра же переедешь в этот дом, либо останешься в старом навсегда, – выдвинул он ультиматум.
Она накинула капюшон. Ее лицо выделялось бледным пятном на фоне пушистого меха. Только глаза сверкали таким глубоким темно-синим цветом, которого он никогда еще не видел, и выражали такую глубину эмоций, которая не поддавалась описанию.
– В таком случае я выбираю старый дом, – ответила она твердым, но очень тихим голосом. – Истхэмптон-Холл никогда не строился для меня, и для ребенка, которого я ношу, и для других детей, которых мы могли бы иметь. Я надеялась, что найду здесь подходящую нишу для себя, где почувствую себя нужной, но не нашла. Здесь нет места для меня.
К ее облегчению, он молча позволил ей уйти, не кричал, не пытался удержать силой, не продлевал их расставание. Если бы могла, она полюбила бы его еще сильнее, но ее разум, сердце и душа уже давно слились в едином страстном пламени любви к мужу, пламени, достигшем своего пика.
Через окно Дэниэл смотрел, как она спускается по ступенькам. Слуга, сметавший снег, побежал в конюшню, чтобы привести экипаж, в котором они вместе приехали. Ужасная правда состояла в том, что чувства не подвели ее: он действительно не думал о ней, когда его впервые посетила идея построить величавый замок на холме. Именно Клодине он хотел гордо показать этот дом, Клодину хотел завлечь в эти стены, Клодина должна была ходить по этим полам с гордо поднятой головой и принимать гостей. Но эти планы уже давно утратили свою яркость. Дэниэл справился с колдовством рыжеволосой ведьмы, ему на смену пришла ясная и спокойная красота Кейт, простота дома отвечала ее тихой грации, его цвет стал отражением ее глаз и волос, синего моря и золотистого солнца, а его таинственность, прохлада и внутреннее тепло полностью соответствовали ее характеру. Кейт видела все это, но не осознала, потому что не нашлось света настолько яркого, чтобы прогнать тени Гарри и Клодины.