– А за рулём кто?
– Я.
Дар подавился последним глотком чая, начав судорожно кашлять. Когда у него наконец получилось сделать вдох, он произнёс:
– Мам, а может не надо?
– Да тут недалеко, – не согласилась мать, – и мы по просёлочным дорогам, так что ничего страшного не случится. Если будем ждать, пока Дрия с работы приедет, опять до глубокой ночи провозимся. А у меня на вечер клиенты записаны, между прочим.
Глава 25.2 А Даром ли собака?
Впоследствии Дар решил, что формулировка «ничего страшного» не подразумевает, что в целом ничего не произойдёт, а лишь конкретизирует, что не будет страшно. И, если так подумать, страшно ему действительно не было, в отличие от матери, которая машин боялась, как ведьмы — огня инквизиции.
Водить Дарий Клевер не любил и не хотел. У него к этому душа не лежала ещё после того раза, когда дедушка предложил научить его водить. И парень, толком не разобравшись в механической коробке передач, въехал задом в навозную кучу. Машина особо не пострадала, а вот Дар водить зарёкся. Дрия, которая любила давать названия всему и всегда, окрестила бы такое поведение брата «боязнью повторной неудачи». Мол, зачем пробовать ещё раз, если уже не получилось.
Если так разобраться, Дар очень любил сестру с её вечным оптимизмом разочаровавшегося циника: она всегда верит в лучшее, но готовит для себя подушку безопасности, если это метафорическое «лучшее» так и не наступит.
Увидев мать, вешающую защитный оберег на папин пикап и окропляющую его же заговорённой водой, Дар честно попытался поверить в лучшее, а ещё укорил себя за то, что так и не осмелился снова сесть за руль. Если уж Марфа Васильевна научилась водить, то он и подавно сможет. Дар стоял на крыльце и смотрел, как мать ходит вокруг машины по часовой стрелке и бьёт в бубен, напевая смутно знакомый мотивчик, чтоб наверняка ничего страшного не случилось.
Так сказать, картина маслом под названием «Современная Ведьма за работой». Признаться честно, такие картины были для Дара не впервой. Разного рода богатеи регулярно пригоняли к Марфе Васильевне свои новые машины, чтобы защитить их от сглаза недоброжелателей и завистников. И на этом самом дворе Дар повидал немалое количество машин именитых брендов. А вот когда ей пригнали на установку защиты КамАЗ… Тут уж брат с сестрой ржали долго, наблюдая за тем, как мать рисует охранные знаки и лазает по огромному кузову на корячках.
В тот момент была разгадана загадка КамАЗ-истов, на которых постоянно ругался отец на дороге. Бесстрашные водители фур — они почему такие бесстрашные? Ответ прост: у них машины защищены от сглаза и ДТП.
Собственно, точно такие же обереги Марфа Васильевна ставила и на отцову машину, и на Сашкину. На пикапе, насколько Дар знал, защита тоже стояла, поэтому он и не понял, зачем мать ещё одну ставит, и задал сей весомый вопрос.
А Марфа Васильевна лишь махнула рукой и выдала:
— Чтоб наверняка.
Так Дар понял, что машины мать боится куда больше, чем огня инквизиции.
Залезая на переднее сиденье пикапа и наблюдая, как Марфа Васильевна пытается попасть ключом в отверстие и тихонечко матерится, Дар мысленно взывал ко всем своим бабушкам до десятого колена и умолял их защитить своего непутёвого внука и не дать умереть от материнской руки в расцвете лет. Он же с утра несерьёзно желал смерти — то был всего-то душевный порыв нытика. А так Дар жить любит, даже очень.
Мать вцепилась в руль, сосредоточенно уставившись перед собой, и тронулась с места. Медленно, мучительно медленно, словно сапёр, обезвреживающий бомбу. В целом, Марфа Васильевна была дочерью своего отца. С одной лишь разницей: он медленно ездил, когда был пьян, а она — всегда. Это вполне могло бы показаться Дару комичным, если бы он не сидел в этот момент на пассажирском.
До поля с ромашками на другом конце деревни они добирались так, словно колеса машины заменили на улиток. Их обгоняли даже маленькие дети на велосипедах. С той же скоростью можно было спокойно дойти туда пешком. Зато без неприятностей. К тому же, Дару пришлось коротать время в полной тишине, изучая облака, так как отвлекать мамочку чревато последствиями, а телефон он благополучно забыл где-то дома. И, что самое забавное, он забыл место, где он его забыл.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А ведь там его сто процентов ждали неотвеченные сообщения от девушки-Жабы, пока он здесь предавался, так сказать, единению с природой.
Собирать ромашки же оказалось делом несложным — куда проще, чем рвать полынь. Стебельки тоненькие, и пахнут цветочки едва уловимо, а не крышесносно. Знай себе рви да пихай в мешок, попутно выслушивая от мамы лекцию о пользе физического труда и семейной взаимопомощи. И вообще он, Дар, между прочим, живёт на деньги с продажи этих самых ромашек. А то, что Дарий Клевер деньги у родителей не брал лет с четырнадцати, занимаясь мелкими шабашками то тут, то там, матерью благополучно забылось. Сейчас же он работает в отцовской фирме и получает там зарплату, так что по факту он взрослый увалень, который сидит на шее родителей.
То ли дело Дрия… Дар в целом не мог понять, почему Марфу Васильевну всегда мотает в отношении дочери из стороны в сторону: то она гордится ей и чуть ли не всем скупо, в своей манере, рассказывает, какая она у неё умница, то ни с того ни с сего начинает распекать её на все лады. Причём, чихвостила она дочь в лицо, а хвалила только за глаза.
Так что в глубине души Дар надеялся, что его за глаза она тоже хвалит, хоть и называет увальнем. В целом, он с матерью был согласен — последние годы он и правда из себя ничего не представлял. Мотался, как говно в проруби, и ни потонуть, ни толком всплыть не мог.
— Знаешь, сын, — вдруг обратилась к Дару мать, ткнув в него веткой. — Я вот одного понять не могу: в кого ты у нас такой нытик и рефлексик? Но при этом ты умудряешься маскироваться под бодрячка и циника, чтобы не отгребать за мрачное выражения мордашки.
— В деда, — без запинки ответил парень. — В кого же ещё?
— Знаешь, тебе нужен человек, который возьмёт тебя за яйца и заставит действовать. Вытащит тебя на свет из твоей клоаки самокопания и самобичевания. Потому что сам ты уже не справляешься. Ты, как бы мне неприятно это признавать, безумно ведомый человек.
— Я не ведомый! — возмутился Дар, отбросив мешок.
— Ладно, — отступила Марфа Васильевна, — может, я не совсем верно выбрала слово. Но сейчас ты на этапе...
— Мама, умные люди называют это депрессией. Когда ничего не хочется и ничего не надо.
— Дар, депрессия — это болезнь. А у тебя просто этап чрезмерного нытика. И ты из него скоро выйдешь, — женщина махнула рукой. — И судьбу свою найдёшь.
— Да неужели! — воскликнул Дарий. — Неужто твоя обещанная блондинка появится? Я её уже лет десять ищу — и всё никак. Ты мне когда ещё сказала, мол, твоя судьба, сыночка, с блондинкой? И что-то как-то не видать.
— Не там ищешь. То, что она с блондинкой, ещё не значит, что твоя судьба — блондинка, — отмахнулась мать и продолжила запихивать в мешки ромашки.
А Дар последовал её примеру, молча вымещая злость на цветочках. Дёрнул же его чёрт в старших классах попросить мать погадать ему на будущее! А она и рассказала ему, что успех его ждёт только с блондинкой, и судьба его там же. Вот ему и втемяшилось. С того дня он только на блондинок и смотрел, ища свою единственную, раз уж мама так сказала. Но что-то ему не везло. Ни одни его отношения не длились больше месяца.
Марфу Васильевну, похоже, сегодня распирало от желания поговорить, потому как через некоторое время она выдала:
— Вот знаешь, в чём разница между тобой и сестрой?
— Ну-ка просвети, — театрально взмахнул рукой Дар, а сам плюхнулся на землю.
— Её никогда не заставишь делать то, чего ей не хочется. Хоть кол на голове теши. Если ей хочется попробовать себя в роли девушки идиота — она попробует. И ты можешь ей хоть до инфаркта распинаться, разъясняя, что это дорога в никуда, а Дрия всё равно будет делать, как ей хочется.