Эх, какие же они всё-таки милые со стороны… Не знаю, осознают ли они сами, что постоянно тактильно тянутся друг к другу, как два магнита. Таша гладила Никиту по спине таким естественным, совершенно не наигранным жестом. И смотрели они друг на друга искренне, примерно как мои родители, когда Марфа Васильевна позволяла себе хоть ненадолго становиться не железной леди. Хотя подобное случалось редко.
Но умиляться у меня вышло не долго. Хохмин вдруг окинул Ташу критичным взглядом и сурово произнёс:
— Солнышко, я только сейчас заметил…
— Что заметил? — Таша подняла голову и вопросительно на него посмотрела, а Хохмин ткнул ей пальцем в грудь.
— Ты опять в моей футболке.
— И что?
Если бы Никита не сказал, я бы и не заметила, что белая футболка, которую Таша заправила в джинсы, была ей слегка просторной.
— Это уже ни в какие ворота не лезет. Ты постоянно таскаешь мои вещи! — он выглядел таким возмущённым, словно она не футболку надела, а, скажем, машину разбила.
— Никит, это всего лишь футболка. Что ты возмущаешься так? Думаешь, я специально? Схватила белую футболку и пошла.
— Саш, — за каким-то фигом вплёл меня в их спор Хохмин, а я уже пожалела, что не свалила раньше, — ты вообще слышишь, что она говорит?
Как ни странно, внешне он выглядел, как образец глубоко обиженного и негодующего человека, а глаза так и лучились смехом, выдавая его с потрохами.
— Слышу, слышу, — тоном волка из мультика ответила я. Даже интересно стало, куда его тропки тупых шуток заведут на этот раз.
— Значит, когда она забирает мои вещи в своё пользование — это нормально. Это случайно. Без задней мысли. А когда я — по её же наставлению — надеваю её чулки, она обзывает меня извращенцем и требует, чтобы я их снял. Ещё и угрожает, что из дома меня выгонит!
— Всё было не так! — воскликнула Таша.
— А чего ты ожидал? — вторила ей я. — У мужчин очень жёсткие волосы на ногах, ты мог их порвать. Ты вообще в курсе, сколько стоят хорошие чулки?
— Саша, ты что, с ума сошла? Как я могу порвать чулки в сеточку — они и так дырявые!
— Легко! — ответила я, мысленно пытаясь припомнить, сколько пар порвала на своём веку, прежде чем поняла, что на свете нет ничего лучше джинсов. Но даже они иногда предают и протираются.
— Я предлагала тебе компрессионные гольфы, а не мои чулки, — прошипела Таша и ущипнула Хохмина за бок. Сильно так ущипнула, что мужчина аж отпрыгнул от неё, ойкнув высоким голосом, а потом ругнувшись низким. Я рассмеялась над тем, как страдальчески Никита смотрел на Ташу.
— Родная, ну за что? У меня от твоих щипков уже столько синяков, что раздеться при людях стыдно! Меня Идка в прошлый раз обозвала жертвой домашнего насилия.
— А с чего это ты прилюдно раздеваться вздумал? — Таша вскинула брови и скрестила руки на груди. — И, насколько я помню, она обозвала тебя жертвой пьяной акушерки, а не домашнего насилия.
Чёрт возьми, не знаю, кто эта Ида, но она мне уже нравится.
Я переводила взгляд Никиты на Ташу и думала о том, что мне не хватает попкорна, чтобы впечатление от представления было полным.
Но тут Таша перевела взгляд на меня и пояснила:
— Он пожаловался, что у него, кажется, варикоз. Ну я и предложила компрессионные гольфы — у меня папа в таких ходит.
— Вон оно что, — кивнула я.
— А этот придурок, — последнее слово у Таши получилось каким-то придушенным, — распаковал мои новые чулки и напялил на себя. Затем вынул из шкафа мою юбку-солнце и говорит: «Солнышко, бронируй билеты! Мы летим в Таиланд!»
Я прыснула со смеху, представив, как Хохмин натягивает юбку-солнце на сетчатые чулки.
— Я и сказала ему, чтобы выметался из квартиры, потому что я не буду жить с извращенцем.
— Ага, — кивал Хохмин. — А потом она била меня этой юбкой. Больно, между прочим.
— Может вам на свадьбу комплект парных чулок подарить? — сквозь смех пискнула я.
И Хохмин мне совершенно серьёзно ответил:
— Лучше Таше новую юбку, а то предыдущая пала смертью храбрых.
— Дома прибью, — процедила Таша, зло посмотрев на Никиту, словно он был нашкодившим ребёнком.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мужчина в ужасе округлил глаза, а потом торжественно выдал:
— А я маме пожалуюсь!
— Жалуйся! — совершенно спокойно ответила Таша.
— Так я не своей, а твоей! — и, посмотрев на меня, добавил: — И Саше пожалуюсь!
Быть частью семейных разборок мне не хотелось, так что я решила свалить от греха подальше.
— Ребят, с вами, конечно, весело, но пошла-ка я работать. А то Псих со съёмок вернётся, а я тут тунеядничать удумала. Всыплет мне по первое число, а мне даже пожаловаться некому.
— Мне жалуйся, — весомо предложил Хохмин.
— Обязательно, — фыркнула я и поспешила в офис.
Глава 24.3 Ведьма желает - ведьма делает
Я не думала, что сегодня ещё увижусь с Психом. Съёмки обычно всегда растягивались, и виноват в этом всегда был никто иной, как Сергей Павлович Психчинский. Ему — я даже использую намеренную тавтологию, чтобы показать весь градус слова «всегда» — всегда что-нибудь не нравилось. Он заставлял переснимать раз по тридцать, а то и по пятьдесят.
Как-то раз на съёмках видеоролика шампуня он заставил девочку-модель мыть голову раз пятнадцать, не меньше, пока не уловили нужный кадр. Так что нет ничего удивительного в том, что та модель отказалась работать с нами в дальнейшим.
А вот что удивительно, так это то, что Псих — злой, как чёрт, что уже давно стало привычным явлением — заявился в офис под конец рабочего дня. Сконфуженная Яйцева протопала за ним мимо дверей нашего с Ташей кабинета, задержавшись лишь на мгновение, чтобы бросить на нас умоляющий взгляд. Но меня тронули не столько её глаза и жесты, которыми она просила о спасении, сколько моя футболка, которую кто-то залил канареечно-жёлтой краской. Вот и давай после этого людям вещи. Я, конечно, понимаю, что конкретно эту футболку я не носила уже лет десять, а то и больше, но всё равно неприятно.
Обменявшись с Ташей заговорщицкими взглядами, я пробормотала:
— Дело ясное, что дело тёмное.
Она усмехнулась и махнула рукой, мол, иди, потом расскажешь. Запихнув телефон в задний карман джинсов, я выскользнула в коридор и в лучших традициях шпиона Яйцевой потопала за ними. Хотя сложно вообще хоть как-то законспирироваться в прямом коридоре, где нет даже диванчика, за котором можно было бы спрятаться.
Но Серёжа был настолько злым, что меня не замечал. А я разглядывала его со спины. Он был перемазан краской ещё хуже Нины: волосы на затылке слиплись в толстые сосульки, а вещи были все в подсохшей, но всё такой же жёлтой краске.
Нина плелась за Психчинским, словно на казнь. Интересно, он уже устроил ей разнос или ещё держится? Я просто помню, как он однажды кричал на меня до посинения в мою бытность его помощницей. Чтобы не нагнетать образ тирана, я тогда действительно была виновата: нужно было отправить кому-то документы почтой, а я ошиблась с адресом и отправила единственный экземпляр фиг знает куда. Сергей, когда узнал, думала, мне голову откусит — угрожал, что уволит меня и пинком под зад пнёт. Вот только у него сердце прихватило от такого ора, и мне пришлось откапывать его корвалолом и пустырником.
Однако, стоит заметить, краску на Психчинского я ни разу не выливала. Ни намеренно — хотя желание такое было, — ни даже случайно. У меня в целом проблем с конечностями не было, в отличие от брата, который постоянно откуда-нибудь падал. То с лестницы свалится, то на сцене поскользнётся, то об лёд башкой приложится. Мама как-то сказала, что так происходит из-за того, что Дар в своё время резко вытянулся, и его тело не сразу приспособилось к новой форме. Я же просто решила, что у брата тело тормоза, потому что вытянулся он давно, а падает до сих пор. Так что моему брату на стройке делать нечего, а то ещё в шахту лифта случайно упадёт.
Псих влетел в свой кабинет, громко хлопнув дверью прям перед носом стажёрки, а Нина, немного помявшись на пороге, поскреблась в ту и, слегка приоткрыв, просунула голову в щель со словами: