Мефодий посмотрел на часы.
— Пo-моему, мы рановато поднялись сюда, — заметил он. — Можно было бы там немного ещё посудачить.
Кавада молчал. Он сел на перевёрнутую чёрную часть крышки бихронавтова саркофага.
— Устраивайся рядом, Меф. Есть разговор, — пригласил он, вынимая из нагрудного кармана конверт и лист бумаги. — Прочти это, — попросил он.
«Мы, нежеподписавшиеся, Президент МАГа Сато Кавада и бихронавт Мефодий Артамонцев, предусматривая возможные неожиданности, связанные с прибытием бихронавта, ус-танаслпваем для обмена между собой условную фразу, известную только нам двоим.
По прибытии на Землю бихронавт Мефодий Артамонцев должен будет сказать…
Настоящая запись произведена нами в час старта 26 июля 1980 года на борту СПВ им. Мурсала Атешоглы. Подписи наши, без ознакомления с текстом пароля, доверено нами заверить нотариусу швейцарского банка Эммануилу Кроччу».
— Сато, есть мудрецы на этом свете, но ты патриарх наимудрейших, — проговорил Мефодий, черкая свою фамилию рядом с подписью Кавады.
Возвращая ручку, он поинтересовался, что же он должен будет сказать по возвращении. Не говоря ни слова, Сато на месте многоточия написал: «Сегодня я видел то, что было вчера».
— Запомни, Меф!
— Запомнил.
Кавада перевёл тумблер своей рации на положение «вкл.»
— Готье! Эммануила Крочча — к нам! Когда он спустится — пошлёшь технического руководителя, — приказал Кавада.
Крочч приступил к делу не мешкая…
…Когда в кабину вошёл техрук, раздетый до плавок, Артамонцев устраивался в нижней, серебристой половине своего скафандра. Упреждая обычный в таких случаях вопрос техрука, Мефодий доложил, что ему удобно, ничего не мешает, ничто не беспокоит и он смело может его накрывать.
— Разрешите, господин профессор? — спросил техрук.
— Накрывайте.
Мефодий слышал, как крышка вошла в пазы и техник щёлкал замками, ещё крепче соединяя их между собой.
— Ну как? — поинтересовался Кавада.
— Всё о'кей!
Кавада хлопнул его по щеке:
— Всё будет о'кей, Меф.
— Без сомнения, — улыбнулся Мефодий. — Главное, ты не переживай. Навряд ли я вернусь через 40 минут, — скосив глаза в сторону лифта, Артамонцев добавил: — Это они могут так думать… А ты, как бы они тебя не изводили, держись… Пока я не вернусь, Готье не посылай. И сам не вздумай…
— Нам не разрешат этого сделать, — перебил Кавада.
— И очень хорошо. В конце концов не сто же лет я буду отсутствовать!
— Не дай бог! — вырвалось у Кавады.
— Не бери в голову, Сато, — сказал Меф и, повернув голову к техруку, подал знак приступать.
Кавада не возражал.
— До скорой встречи, Меф! — произнёс он.
— Пока, Сато.
Саркофаг завис между Стволом и раструбом.
Кавада улыбнулся. Махнул ему рукой, а через некоторое время его голос донёсся из приёмника.
— Я — МАГ. Всем службам, обеспечивающим старт, объявляю готовность «Три!»
Приняв рапорты о готовности, Кавада обратился к Артамонцеву.
— Меф, я — МАГ. Как слышишь меня?
— Отлично!
— Самочувствие?
— Лучше некуда. Ты знаешь, Сато, фараону было не так уж плохо.
— Судя по твоему бодрому голосу, охотно верю. Потом Кавада попросил его посмотреть, всё ли в порядке с приборами, которые находятся в поле его зрения. Пока он докладывал, Готье от имени МАГа объявил готовность «Два!» Потом всё стихло. Кавада с кем-то переговаривался, и Мефодию показалось, что он слышит голос Мерфи. Интересно, подумал он, как Мари. А Леший злится на него. Он всегда злится, когда Мефодий не берёт его с собой. Артамонцев, улыбаясь, вызвал его. Леший откликнулся тотчас же.
«Как Мари, бес?»
«Продолжает спать. Спит беспокойно»- бесстрастно доложил Леший.
«Что ещё?»
Динамик голосом Кавады объявил готовность номер «Один!». На электронных часах, висевших среди приборов, загорелась цифра «60». До старта — минута.
— Меф, — донеслось из динамика, — как договорились, обо всех своих ощущениях в момент старта извещай подробно.
— Есть!
«Лёша, — снова позвал он робота, — песню хочу. Ту, что ты мне напевал, когда мы в первый раз приехали сюда».
«Пожалуйста».
— Внимание, Меф, — предупредил Кавада. — Десять… восемь… шесть… четыре… три… два… — Пауза, и хлестко, с каким-то надрывом Кавада крикнул:
— Ствол на Время!
Дрогнув, медленно завращался кристалл тысячегранника. Саркофаг неродвижен. Секундомер хронометра отбивал секунды. Цифра «7».
— Что чувствуешь, Меф? — спрашивает Кавада.
— Пока ничего. Всё так же. Никаких изменений.
«На дальней станции сойду — трава по пояс», - пел Леший.
Хронометр показывал «13».
— Кажется, начинает крутиться саркофаг… Кружится голова… Подташнивает… Это не саркофаг, а центрифуга какая-то, — докладывал Мефодий. — Ой, как вступило в затылок… Голова раскалывается… Горит в груди… Боже, как больно!.. Воздуха!.. Окно… Мари, открой окно… Мама!..
И Мефодий замолк. Хронометр светился цифрой «25».
Комментарий Сато Кавады
Безжизненное тело бихронавта повергло присутствующих в замешательство. Прямо на бихродроме высказывались ядовитые замечания по поводу моих слов: «Старт состоялся».
Вышедшие на следующий день газеты поведали миру о величайшем событии и о том, что не разделяют с МАГом его оптимизма.
«Если это полёт во Время, — писала „Гардиан“, - то что тогда называется смертью?»
На исходе полугодия после события разразился грандиозный скандал.
«Ассошиэйтед Пресс» распространил сообщение доктора медицины Стефана Залесского о невозможности дальнейшего сохранения тела бихронавта, находящегося в капсуле СТВ. Однако руководство МАГа якобы противится тому, чтобы останки Артамонцева были извлечены из пресловутой Машины Времени.
Стефана эта публикация прямо-таки взбесила. Приведенные в этом сообщении его слова были искажены. Но первый камень был брошен… Во всём мире начались массовые демонстрации, требовавшие от МАГа пре дания тела Артамонцева земле. От Папы Римского в наш адрес пришло специальное послание. Ватикан настоятельно требовал покориться воле Господней и захоронить усопшего согласно обычаям его народа. С Папой — это было серьёзно. Мы с Залесским вылетели в Рим. Приняли нас незамедлительно… Папа оказался человеком широких взглядов. Личностью незауряднойи проницательной. Он с удивительной лёгкостью проникся нашими проблемами. И в изысканиях МАГа, с которыми я его познакомилб увидел много полезного для церкви и её служителей, призванных проповедывать вечность жизни человеческой и духовно-нравственную чистоту грешных рабов божьих.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});