И его, и бунтовщиков, которые заполонили всю площадь.
«Они что, заговоренные? – лейтенант так и стоял на крыше во весь свой немалый рост, рискуя поймать пулю. – Или… зомби?»
Кто такие зомби, Педро Сарриа знал – опять же по рассказам бабушки, дед которой был знаком с магией африканских вуду и даже будто бы не раз поднимал умерших из могил.
Но если это действительно зомби, сопротивляться нет смысла – им не страшны пули. Да и голос, который проник в мозг, мог принадлежать тому, кто натравил на них армию восставших из праха, оживших мертвецов.
Словно услышав его мысли, вожак осаждавшей казарму стаи поднял голову – и встретился с Сарриа взглядом.
Лейтенант, не выдержав, отвел глаза – то действительно был взгляд не человека, а демона. Ибо только у демона в глазах может плескаться темнота – жуткая и притягательная одновременно. Такая, что лейтенанту захотелось спрыгнуть с крыши, чтобы стать частью этой самой бездны и тем самым обрести покой.
И вдруг демон, в тигриных глазах которого пылала чернота, остановился – словно к чему-то прислушиваясь. Затем замотал головой, словно пес, вытряхивающий из ушей воду. Схватился за сердце, пошатнулся…
Но устоял на ногах.
И когда пришедший в себя лейтенант встретился с ним взглядом, то увидел перед собой глаза человека. Просто утомленного боем человека, а никакого не демона.
И этот человек кричал:
– Отходим!
* * *
Фидель вдруг ощутил себя не только сильным – всемогущим, почти равным античным титанам или даже богам. И это чувство передавалось его соратникам, которые, словно наливаясь неведомой силой, рвались вперед, на врага. И пули обходили их стороной.
Это ощущение – что он, Фидель, и его бойцы обрели нечеловеческие возможности, было таким, что его нельзя было сравнить ни с чем. Даже с сексом. Ибо если секс – это соединение с женщиной, то сейчас Фидель сливался со Вселенной. Еще мгновение – и он станет ее частью, возвысится над людьми и их суетой, превратившись в божественную сущность, и в его власти будет решать, кому жить, а кому умереть. И никто не сможет остановить его…
Вдруг Фидель почувствовал, что его пронзил чей-то колючий взгляд. Он приостановился, поднял голову и увидел на крыше казармы пожилого черного офицера. Тот стоял во весь рост, не опасаясь пуль, и пристально смотрел на него. И хотя негр-батистовец не кланялся пулям, в его глазах застыл страх.
Фидель ухмыльнулся – да, тому есть чего боятся. Скоро этот офицеришка, как и все, кем он командует, умрут. Умрут, потому что они не только враги, но и всего лишь жалкие людишки, пыль под ногами…
Фидель хотел поднять пистолет, чтобы выстрелить в батистовца – и почувствовал, что рука не слушается его. Он изумился: амулет по-прежнему жег грудь, наполняя тело неведомой силой, но в сердце уже коварной змеей вползала тревога. И Фидель вдруг понял, что победа сейчас ускользнет из рук. Потому что победить ему не даст тот, кто гораздо сильнее и могущественнее его.
Покровитель.
Обитала Аягуна…
«Как же так? – Фидель не мог поверить, что такое может случиться. – Почему?»
Сердце пронзила нечеловеческая боль, вышибая из головы все мысли, а из души – чувства. Перед глазами встала черная стена, и она стремительно надвигалась на Фиделя, намереваясь раздавить его – земляного червяка, который возомнил себя всемогущим богом…
Спустя невероятно долгое время, когда Фидель осознал, что он все-таки жив, стоит посреди площади, а вокруг него свистят пули, он услышал тихое, но властное:
«Еще не время…».
Амулет больше не обжигал грудь – он был холоден, как лед. И сердце металось в груди, как пойманный в силки суслик.
Тому, кто всего лишь мгновение назад ощущал себя властелином Вселенной, теперь было трудно осознать, что он просто человек.
Мелкая песчинка в жерновах безжалостного мироздания…
Это было поражение, в которое не хотелось верить. Покровитель не только не дал Фиделю завершить штурм Монкады победой – которая очень много значила для дальнейшей борьбы с диктатурой, – но и посмеялся над ним, одним движением вселенской ладони скинув его с вершины, на которую сам только что вознес.
Почему Покровитель так поступил, размышлять времени не было – солдаты вели по повстанцам плотный огонь, и острые носы пуль рвали тела товарищей, окропляя кровью мостовую.
Но ни одна из них не задела Фиделя – словно он был заговоренный.
«А я и есть заговоренный! – Фидель бросил взгляд, полный ненависти, на стены неприступной крепости. Если бы его глаза извергали пламя, то от Монкады остался бы спекшийся камень. – И Покровитель оберегает меня…»
– Отходим! – закричал Фидель. – Все отходим!
Он не привык отступать – но амулет обжигал грудь холодом, и поэтому не имело смысла геройствовать.
10
Штурм провалился, и оставаться на ферме «Сибоней», куда отряд повстанцев вернулся после отступления, стало опасно.
Фидель с группой бойцов – всего восемнадцать человек – ушел с базы вечером, сообщив тем, кто не решился отправиться с ним, что они будут двигаться вдоль побережья.
Однако, пройдя вдоль океана километров пятнадцать, вдруг отдал приказ повернуть к горам Гран-Пьедра. Амулет жег сердце, но Фидель и без напоминаний Покровителя понимал, что они должны сбить со следа преследователей.
Всю ночь и весь следующий день отряд двигался по обрывистым лесистым склонам, пока не наткнулся на одинокую хижину, затерянную среди деревьев. Как оказалось, в убогой халупе жила старуха – такая древняя, что сама давно уже забыла, сколько ей лет.
У Фиделя сразу, едва он увидел дряхлую, опирающуюся на суковатую палку негритянку, возникло ощущение, что она тоже знакома с обрядами сантеро – очень уж колким на какой-то миг сделался взгляд ее водянистых глаз. И амулет опять нагрелся – но это был не жар огня, а теплота утреннего солнца.
Старуха не стала спрашивать, что делают вооруженные люди в таком дремучем лесу, только скрипуче сказала:
– Когда-то я помогала мамбисам…
Мамбисами на Кубе крестьяне называли солдат армии Хосе Марти и Антонио Масео, которые сражались за освобождение Кубы от власти испанской короны.
Война за независимость отгремела почти шестьдесят лет назад, так что возраст негритянки внушал уважение.
В лачуге не было ничего съестного, кроме заплесневелых корок хлеба, поэтому Фидель не стал останавливаться на отдых, решил продолжить путь дальше по склонам Гран-Пьедры. Он был уверен, что по пятам его отряда уже бегут батистовские ищейки. А еще он старался не думать, что могло произойти с его товарищами, которые, не вняв голосу рассудка, остались на ферме.
– Внучок вас проводит, – сказала старуха.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});