— Почему, как бандит… э… собираешься… э… сделать плохо, — с трудом перевел смысл сказанного сотником Бушуй, а Большой впялился в кривича и с упреком покачал головой.
— Ниже, ночесть узрели челны, яко град Любеч жгли, бысте там, маты деяли? — отозвался «голос»
— Наши говорят проще, — высказался Большой, щурясь при попытках уловить смысл сказанного.
— Он говорит, что еще прошлой ночью нас увидели и спрашивает … э… — запнулся с переводом Бушуй.
— Он спрашивает за то, делали ли мы беду, в Любече, у нас такие же корабли, что и у тех людей, которые захватывали тот город, — пришел на помощь Бушую Рыгор.
Такие переговоры длились еще минут двадцать. Вопросы, краткие ответы, типа «это наша земля, уходите», «а мы не уйдем», «нет, лучше уходите». Большой уже чуть рот не порвал, зевая, когда договаривающиеся стороны договорились. И, на удивление попаданцев, начались торги.
На поляну вышли под сотню человек и явно специально показались еще с десяток лучников, которые заняли позиции в зарослях, но без наложенных на тетиву стрел. Люди из будущего согласились с определением Волькомира, когда тот назвал преследующих славгородцев людей дикарями. Длинные даже не рубахи, а какие-то балахоны из грубой льняной ткани, никаких доспехов, большинство вооружены копьями, реже у кого кроме копья был боевой топор, мечей вообще не было. На ногах перемотанные веревки, что-то похожее на чешки, — других ассоциаций у людей позднего СССР эта недообувь не вызывала. В сравнении с речными путешественниками, они были сущими оборванцами, но настроенными предельно серьезно.
— Нет, Волькомир, нам нужна соль шкуры, ткани, если они такие, как на них, только на тряпки брать, — возмущался Большой, вклинившийся в торговые переговоры, которые от славгородцев вел многоопытный в таких делах Вран.
При помощи переводчиков, а так же мата, но не старорусском значении слова «беда», а искрометном ругательстве, все вокруг быстро освоились и уже разница в наречиях не мешала. И, если тот же Рыгор спокойно разговаривал с одним из дреговичей, а это были представители этого племени, то Большой ярко и громко выражал свои эмоции, мешая Врану вести переговоры.
— Полпуда соли, пятнадцать шкур черной куницы и козу и лося, — озвучил цену за одну лопату и четыре боевых топора Бушуй.
— Лось — это хорошо, но соли мало, — сделал свой вывод Большой.
— Это у нас соли было много, а тут она сильно дорога, и пока ее не копают и не варят. Отдадим одну лопату, сильно не обеднеем, выкуем, — прояснил ситуацию для товарища Рыгор.
— Так добро разбазарим, и будет нам не «выкуем», а «выкусим», и что именно выкусим понятно, — бурчал Большой, но возражать сделке не стал.
Остаться на ночь решили на той самой поляне, где собирались воевать. Пусть дреговичи и поклялись богами, что чинить пакостей не станут, но к охране отнеслись серьезно. Большая половина всего отряда в разное время будет нести охрану ночью. Тем более, что товар дикие болотники обещали принести не раньше, чем к полудню и время поспать в теньке деревьев у воинов будет, да и рыбу половить получится. Так что и запасы пополнятся.
Несмотря на все предосторожности, ничего дурного не случилось, пусть Вран, как, возможно, самый опытный воин-охотник и говорил, что около лагеря были соглядатаи. В целом же, союз родов, который и представлял Лесьяр, уже давно занимался торговлей на Припяти, дежуря на реке, поселения же их находились где-то поодаль от водной артерии, в полесских болотах. Когда дозорные видели корабль, то быстро сообщал в род о гостях и уже там решали, что именно делать. Скорее всего, если торговцы казались местным диким слабым противником, то могли и пограбить. Нет, то вели торговлю. Для славгородцев же болотники собрали всех воинов, кто хоть как мог держать оружие в руках. Дреговичи знали от немногочисленных беженцев, которые прибивались у берегов Припяти, прежде всего из Киева, подельники Дира и Аскольда, реже из Любеча, что с севера пришло много воинов, и они сжигают все поселения и убивают всех людей по Днепру. Вот и испугались, что корабли принадлежат именно тем людям, и злыдни пришли убивать родичей. Когда же уверились, что это не так, то занялись вполне понятным для себя делом — одурачиванию в торговых отношениях пришлых гостей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Хорошего железа у дреговичей было не много, несмотря на то, что болотная руда у них была в достатке, но мастеров хороших очень мало. А тут продают лопату, непонятно зачем выделанную из хорошего металла, да и отличные боевые топоры. Род станет сильнее, значит, больше сможет заработать на торговом пути.
Припять являлась так же частью того самого пути в греки, только западной его веткой. Из Варяжского моря корабли входили в Двину, потом волоками в Припять и по течению в Днепр. Тут не было больших городов, как Смоленск, если только Полоцк у Двины на реке Полота, но путь был, может даже более удобнее, чем через озера и реки с многочисленными волоками у ильменских словен.
Торг прошел успешно. Уже к десяти часам утра пришли дреговичи и принесли все нужное и даже больше того, хотели сторговать еще забитого кабана на два ножа. И им предложили ножи, но диких изделия не устроили. Они видели на представителях командного состава лучшие ножи, а не те, которыми можно только кусок вареного мяса отрезать. Предложили же им трофейные, и не самые лучшие. Между тем, обострять договаривающиеся стороны не стали и сошлись на трех ножах все тех же маленьких, но добавили к ним пять стрел. Такая цена за пусть и большого убитого некогда хрюкающего зверя была завышена, но имело место желание в будущем не терять контакты для торговли с этим союзом родов. Та же соль, которую те где-то брали, шкурки. Поэтому, когда за принесенные сверх уговоренных десяти шкурок черной куницы и двадцати беличьих, почти без торга славгородцы расплатились серебряными арабскими монетами. Болотники не особо стремились брать серебро, предлагали им за все отдать часть дирхем, что были в походной казне, но пусть торговля и в эти места пришла, серебро не съешь и им битву не выиграть.
Уже через четыре дня после торговой сделки с дреговичами Рыгор стал присматриваться к местности. Появилась так называемая в будущем Калинковичско-Мозырьская гряда — наследие последнего ледникового периода. И тут, на подошве, для этой местности, высоких холмов и залегала соль.
Еще день понадобился, чтобы найти и предполагаемое место будущей соледобычи, из-за некоторого несоответствия рельефа, озер, проток и ручьев, пришлось потратить больше времени. Потом вырубить кусты и деревья у берега Припяти, чтобы затащить туда корабли и хоть как-то их замаскировать. В это время под общим командованием Врана, две группы разведчиков отправились на поиски следов пребывания человека. Не меньше недели придется прожить соляной экспедиции, и безопасность была на первом месте.
Палатки были к месту, как и одна большая армейская, поэтому тратить много времени на бытовое устройство лагеря не пришлось, и началась работа. Забили два шурфа пять на пять метров. Капали пятью сменами и продолжали работы даже при потемках не менее, чем до одиннадцати вечера при свете факелов. Уже скоро пришлось значительно расширять раскопы, так как спускаться в них оказалось невозможным, даже с использованием лестниц. Грунт в ведрах на веревках вытаскивали из шурфов, и продвижение вглубь становилось все более медленным.
На пятнадцати метрах все же стала попадаться порода, где можно было различить соль, но все же там больше было земли, чем ценного ресурса, а еще столкнулись с проблемой грунтовых вод, но повезло и в какой-то момент, на семи метрах, количество воды начало уменьшаться. Между тем, радости и целеустремленности в работах прибавилось, когда стало понятно, что с местом угадали.
На шестой день изнуряющих больше своей монотонностью, чем сложностью, работ, Рыгор дал команду выгружать белые и матово-серые камни для ее отправки в Славград. Галит, как назвал моховец, выгружаемую породу, казался Рыгору неплохим, и он даже хотел было выстроить баню для выпарки соли, которую сначала хотел растворять в горячей воде и процеживать от примесей, но этот порыв был задавлен.