[Sanborn 2003: 42]. Германия сохраняла спокойствие, выдвинув новые требования 23 февраля – к этому дню ее войска продвинулись еще на 250 километров. Требования были немедленно приняты большевиками, но немцы на этом не остановились, потребовав присутствия российской делегации в Брест-Литовске до подписания мира. 27 февраля немецкие аэропланы в первый и единственный раз за время войны бомбили Петроград, вылетая с аэродромов Пскова [Wheeler-Bennett 1939: 265]. Советская делегация, уже без Троцкого, 28 февраля прибыла в штаб-квартиру немцев, где ей выдвинули еще более жесткие условия, в том числе уступку Ардагана, Карса и Батума Османской империи. Немцы хотели создать подкомиссию для обсуждения деталей, однако Советы еще раз отказались действовать дипломатическим путем. Они готовы подписать все, что им предложат, но не собираются далее вести переговоры о навязываемом им мире. В конце концов немцы прекратили свои попытки, и 3 марта 1918 года документ был подписан [Wheeler-Bennett 1939: 265-269].
Брест-Литовский договор стал кульминацией революционных событий, происходивших в течение уже целого года, и ключевым моментом деколонизации Российской империи. В тот год политическим сознанием народов империи Романовых завладели многие проблемы, самыми значительными из них были война и статус империи. Революционная Россия и Центральные державы в статье I объявляли, что «состояние войны между ними прекращено». И что они «решили впредь жить между собой в мире и дружбе». В то же время статьи III—VIII провозглашали конец Российской империи в Восточной Европе. Советская делегация соглашалась, что «области, лежащие к западу от установленной договаривающимися сторонами линии, принадлежавшие раньше России, не будут более находиться под ее верховной властью». Российские органы политической власти и военные силы, уже выведенные из Польши, Литвы и земель Белоруссии, должны покинуть Финляндию, Эстонию, Латвию, Украину, Восточную Анатолию, Карс, Ардаган и Батум. Обе стороны соглашались «уважать политическую и экономическую независимость и территориальную неприкосновенность Персии и Афганистана»[480]. Великая война, в которую Россия вступила, дабы защитить империю, теперь оканчивалась ее разрушением.
Несмотря на обещания, Брест-Литовский договор не положил конец ни военным действиям, ни политическим связям великороссов с элитами и обществами имперской окраины. В считаные дни немецкие и австрийские войска снова сражались с силами большевиков на Украине, как и обещали делегаты Центральных держав, о чем знали все, кто подписывал оба Брестских договора. А в считаные недели силы Красной армии были выбиты с территории Украины, кульминацией чего стало взятие Харькова 8 апреля. 5 марта немецкие войска прибыли в Финляндию по вынужденному приглашению Карла Маннергейма, чтобы воевать против Красной гвардии, сформированной по образцу и при поддержке их российских противников. Участие России в конфликте продолжалось весь март, отчасти потому, что финские коммунисты начали считать помощь, которую им оказывал Ленин, обязательной [Smith 1958: 48-63]. Белые в Финляндии вскоре одержали победу. Между сторонами, заключившими договор, не могло быть «особого мира и согласия», и немецкая армия продолжала наступать, дойдя до Ростова-на-Дону.
Смысл заключения договора для большевиков состоял не в демобилизации, которая уже случилась, а в неотложной необходимости быстрого расширения Красной армии. Центральный комитет в ряде писем к местным должностным лицам разъяснял причины подписания мира, в то же время неуклонно настаивая на необходимости набора в Красную армию. Как писала Е. Д. Стасова (Секретариат ЦК) местному совету Уфимской губернии в день подписания договора, «сейчас особенно остро вновь стал вопрос о войне и мире, и в связи с ним вопрос о Красной Армии. Что делается Вами в этом направлении? Вы должны понять, что для борьбы со всесветным империализмом нам надо иметь хорошо дисциплинированную и обученную нашу социалистическую армию»[481]. 15 марта генерал Бонч-Бруевич прислал Ленину подробную записку, настаивая на возобновлении призыва для борьбы с враждебными немецкими войсками. В конце месяца Ленин дал согласие, инициировав тем самым цепь событий, результатом которых станет создание народной Красной армии [Sanborn 2003: 43]. А месяц спустя Троцкий вновь заявит в обращении к советскому руководству, что основной угрозой большевистскому режиму является не контрреволюция внутри страны, а империалистическая Германия [Троцкий 1923-1925, 1: 113]. Брест-Литовский мирный договор принес немало перемен для Восточной Европы, но только не мир – ни в действительности, ни в умах политиков.
Заключение
Чем объяснить такое странное явление, как мирный договор, который не только не положил конец военным действиям, но и стал залогом их продолжения? Ответ кроется в тесной взаимосвязи между самоопределением и гражданской войной – процессом, который начал нарастать с момента «степного бунта» 1916 года. Это восстание действительно стало началом заключительного революционного кризиса, поскольку сделало более заметными некоторые процессы, уже начавшиеся к тому времени. Явившись следствием социально-экономических проблем военного времени (особенно нехватки рабочих рук и волнений из-за нехватки товаров первой необходимости), это восстание быстро переросло в нечто более масштабное и грозное, нежели первые военные забастовки и погромы. Прежде всего, оно пролило свет на проблемы империи. Первоначальное недовольство различными политическими институтами, в том числе местными, вскоре выросло в антиколониальное восстание. А жесткая реакция царизма и русских переселенцев в регионе превратило его в гражданскую войну. Это, в свою очередь, побудило политических наблюдателей и на местах, и в столице задуматься о будущей жизнеспособности Российской империи. Присоединение проблем, связанных с гражданской войной в Туркестане, к полю обстоятельства крупного политического кризиса в ноябре 1916 года, не было случайностью. В конце 1916 года одним из самых существенных поводов для критики имперского режима стала сама его имперская природа. Не будучи способен понимать проблемы коренного населения периферии, режим угнетал и эксплуатировал его. Революция должна была положить конец великорусскому шовинизму и пренебрежительному отношению к инородцам и предоставить некоторую степень самоопределения нерусскому населению страны.
Революция не устранила ни пренебрежительного отношения, ни великорусского шовинизма, однако она в итоге предоставила начальную автономию, а затем и независимость многим колонизованным общинам. Как и прочие развивающиеся революционные процессы, процесс деколонизации стал результатом динамики событий военного периода. Русская революция в целом была порождением войны, и решающее влияние солдат ощущалось на каждой из ключевых стадий. Восстание гарнизонов в феврале 1917 года, требования неповиновения генералитету в марте, солдатские протесты против политики Милюкова в апреле, политический взрыв, связанный с летним наступлением в июне и июле, корниловский мятеж и его подавление в сентябре и сама Октябрьская революция – солдаты не просто участвовали во всех этих событиях, без них последние были немыслимы. Таким же образом солдаты стали неотъемлемой силой процесса распада империи, в частности развития идеологии и практики «самоопределения народов».
Лозунг национального самоопределения в целом ассоциировался со звездным часом Вильсона в