Читать интересную книгу ПОЛВЕКА В АВИАЦИИ Записки академика - Евгений Федосов

Назначение на тот или иной руководящий пост у нас в институте - будь то начальник сектора, лаборатории или отделения - никак не связывалось с партийностью, а только с профессионализмом. Такова была моя политика и политика моих предшественников - первого руководителя института П. Я. Залесского, а затем и В. А. Джапаридзе. Безусловно, на пост руководителя оборонного предприятия мог быть назначен только член КПСС, так как это была номенклатура ЦК КПСС, но вступая в партию, я и мысли не имел о каком-то особом карьерном росте. Теперь очень часто обвиняют людей, вступавших в КПСС, в карьеризме, либо наоборот - оправдывают свое собственное вступление тем, что иначе они лишались творческого роста. Это неправда. 20-миллионная армия коммунистов СССР состояла далеко не из самых худших людей, наоборот, в своей массе это были лучшие люди, элита страны. Но среди этих миллионов был, наверное, где-то один миллион работников партаппарата и их «обслуги». Вот здесь и наблюдалось довольно сильное загнивание, хотя я бы и этих людей остерегся обвинять поголовно в разложении. Среди них были и вполне честные и порядочные люди, преданные своему делу.

Кстати, в засорении партаппарата карьеристами были повинны и мы, директора предприятий. У нас в институте была большая партийная организация, более 1000 человек, партбюро института имело права райкома, и секретарь должен был быть освобожденным.

Обычно его кандидатуру по требованию райкома партии должен был подобрать директор. От меня требовали, чтобы это был человек с достаточным авторитетом, из ведущих научных работников и не старше тридцати лет.

Последнее требование плохо совмещалось с требованием ведущего научного работника, но обычно это «возрастное» условие было более весомым. Я всегда просил, чтобы нам разрешили избрать не освобожденного от основной деятельности секретаря. В этом случае всегда можно было уговорить научного работника один-два года «поработать» секретарем. Но требование райкома было непреклонным - только освобожденный, так как он проходил по штатному расписанию райкома партии. Молодой возраст предполагал его дальнейший рост уже в составе партаппарата.

Конечно, ни один более или менее уважающий себя научный работник не соглашался уйти с основной, любимой, интересной и творческой работы на работу секретаря парткома. Это означало, по существу, дисквалификацию, особенно в нашей бурно развивающейся отрасли. Согласия можно было добиться только от человека достаточно средних возможностей, который понимал, что ему в науке «не светит», а партийную карьеру построить можно. Он давал согласие. Так в партаппарат попадали середняки, «троечники». Они-то и образовывали среду, из которой рекрутировался руководящий эшелон государства. Эта среда состояла из различных «кланов» и «команд» того или иного партийного босса. Они вечно интриговали друг против друга, ведя подковерную борьбу: то «приднепровская» команда, то «свердловская», то «ленинградская», и этому не было конца. Противно было смотреть на всю эту камарилью. Поэтому среди народа партаппарат не пользовался уважением. Все держалось на страхе.

Но я не могу «бросить камень» в партийных специалистов, которые отвечали за обороноспособность страны. Например, очень хорошо работал аппарат Военно-промышленной комиссии Совмина СССР. Он был немногочисленным - всего около ста человек, но квалификация этих людей была настолько высокой, что они координировали работу тысяч НИИ, КБ, организаций и предприятий девяти министерств. Между этими отраслями постоянно шло «перетягивание одеяла» на себя, и нужно было обладать большим талантом, чтобы интересы «девятки» примирить без ущерба для дела.

Мне долго пришлось работать с Николаем Сергеевичем Строевым, который вел авиационное направление, а до этого многие годы был начальником ЛИИ им. М. М. Громова. Он прекрасно знал все этапы создания летательных аппаратов и, будучи человеком осторожным, вдумчивым, никогда не принимал скоропалительных решений, досконально не разобравшись в вопросе и не выслушав всех, кто был причастен к нему. Может, эта позиция со стороны выглядела немного консервативной, но всегда себя оправдывала - ошибок Строев почти не совершал, так же как и другие его коллеги.

Этот стиль пронизывал всю деятельность ВПК сверху донизу. Мне рассказывали чиновники, что самым трудным было доложить какой-то проект решения председателю комиссии Леониду Васильевичу Смирнову. Ведь что это значило - подготовить такое решение? Надо не просто его написать, самое главное заключалось в том, чтобы проект решения согласовать со всей «девяткой» и учесть интересы авиапрома, радиопромышленности, электронной, промышленности боеприпасов и так далее. Часто в эту цепочку втягивались и гражданские отрасли, начиная с химии, машиностроения, металлургии… И вот один человек должен был понять суть вопроса, изучить всех и вся, кто был к нему причастен, увязать пути его решения в едином комплексе и сформулировать в виде документа, который бы удовлетворял все заинтересованные стороны.

Однажды мне тоже пришлось писать постановление правительства о развитии авиационного вооружения. Я «создал» первый вариант, согласовал его на всех уровнях вплоть до министра П. В. Дементьева и принес в ВПК к Борису Николаевичу Ворожцову, который курировал нашу тематику. Он прочитал мой документ и сказал, что это бред какой-то. И начал мне показывать, где я ошибся. Пусть во многом это были чисто бюрократические «закавыки» - где-то неточная формулировка, нечетко срок указан, размыта ответственность, - но я понял, что каждую эту нечеткость надо исправлять, поскольку иначе начнутся кривотолки и породят безответственность тех, кто должен будет это решение выполнять.

Поэтому мне пришлось переписать документ заново, пройти еще раз цепочку согласований вплоть до министра и снова принести его Ворожцову. Он, прочитав мое творение, опять меня обругал, но теперь речь уже шла о стилистике и грамматике. В общем, после третьего моего варианта он сказал:

– Ну, тебе ничего поручить нельзя…

И начал цветными остро отточенными карандашами исправлять текст, убирая и добавляя целые абзацы. Вот тут я понял, что такое государственный чиновник. Ворожцов живет этим делом, и его «чиновничество» - высшего класса. Это человек, который привык готовить документ государственного значения. А в нем недопустимо малейшее противоречие или двусмысленность.

Мне пришлось многие годы наблюдать за работой чиновников высших эшелонов, начиная с аппарата сталинской эпохи, потом хрущевской, брежневской, горбачевской, ельцинской эпох. И должен отметить, что шла неумолимая их деградация. Недаром сейчас слово «чиновник» приобрело чуть ли не ругательный оттенок. А это - трагедия государства, потому что неточно сформулированное постановление, решение правительства или другой высокой инстанции потом обязательно скажется в производстве необоснованно большими затратами, срывом сроков и т. д. Создание грамотного документа -это искусство, и к сожалению, оно потеряно в России к началу нового тысячелетия. И сейчас ей остро не хватает именно грамотных, классных, профессиональных бюрократов - людей, умеющих важнейшие задачи загонять в рамки точных документов.

Ликвидация отраслевого управления народным хозяйством привела к уничтожению координации деятельности больших производств. Ведь девять министерств выступали как девять суперконцернов с предельной концентрацией сил и капитала, то есть то, к чему сегодня стремится мировая экономика. Да, в них не было рыночных отношений в чистом виде, отсутствовала конкуренция высокого уровня, но существовала координация усилий этих суперконцернов, которой мир не имел. Сегодня же, когда экономику страны раздробили, исчезло даже подобие этой координации, а основную роль стал играть личностный фактор, удовлетворение интересов каких-то групп людей. И теперь собрать воедино то, что было разрушено в течение последнего десятилетия, неимоверно сложно. Для этого необходимо в верхах написать первую партитуру для будущего «оркестра», но аппарата, который мог бы это сделать, - нет, так же как нет ничего подобного, что хотя бы в далеком приближении напоминало Военно-промышленную комиссию советских времен. Поэтому и оборонно-промышленный комплекс влачит сейчас жалкое существование, не говоря уж о том, что между ним и Министерством обороны пролегла глубочайшая пропасть, на которую во времена СССР не было и намека. И она углубляется каждый день, поскольку Минобороны получил право самостоятельно распоряжаться деньгами, которые отпускаются на создание и закупку вооружения. Промышленность на этот процесс повлиять не может, и военные стали монополистами в решении вопроса, куда и как вкладывать эти средства. Причем они не допускают к дележу этого «пирога» промышленность, а если и допускают, то по далеко, на мой взгляд, не государственным критериям. Хотя среди военных и встречается немало хороших специалистов, но решать вопросы обороноспособности России на том уровне, как это делала ВПК, они не способны, поскольку решения принимает одна сторона - Минобороны, а другая - промышленность - полностью отстранена от этого процесса. ВПК же связывала эти две структуры воедино и координировала их деятельность так, чтобы результаты ее в первую очередь шли во благо стране и народу… Более того: Минобороны принимает решения и по экспорту вооружений, поставив в полную зависимость от них предприятия, выпускающие эти вооружения. Эта однобокость рано или поздно будет, конечно, исправлена жизнью, но на начало XXI века реальность складывается так, как я обрисовал.