Сэр Юстас с кривой ухмылкой оглядел других рыцарей.
– Лайонел, – крикнул он достаточно громко, чтобы уходящий гигант расслышал, – не кажется ли тебе, что наш Арик в данный момент выглядит меланхоличным? Или лучше будет сказать, обиженным?
Сэр Лайонел перестал жевать, оценивающе окинул сверкающими от удовольствия глазами застывшую широченную спину Арика и через секунду сосредоточенного размышления отвечал:
– Арик выглядит раздраженным.
Сэр Годфри вытянулся, чтобы посмотреть самолично.
– Удрученным, – заключил он.
– У него колики, – с усмешкой добавил Стефан Уэстморленд.
Мужчины дружно посмотрели на Дженни, приглашая ее принять участие в забаве, однако та вынуждена была отказаться, потому что в этот миг Арик оглянулся и метнул на товарищей мрачнейший взгляд, способный обратить в прах камень и с легкостью устрашить большинство мужчин. К несчастью, на рыцарей он произвел обратный эффект, и они разразились хохотом, который, отскочив от стен, прокатился эхом под балками потолка, провожая Арика до самых дверей.
Только юный Гэвин, появившийся как раз вовремя, чтобы стать свидетелем отбытия Арика с леди Элинор, заступился за великана. Сердито глянув на остальных из-за стола, он изрек:
– Неподобающее занятие для рыцаря – прислуживать старушке, когда она рвет травы и собирает орехи. Это больше пристало хозяйкиной служанке.
Лайонел отвесил мальчишке добродушный тумак.
– С подобными рассуждениями ты навсегда останешься в немилости у леди Анны, мой мальчик. Если б ты провожал ее собирать цветы, то продвинулся бы гораздо дальше, нежели задираясь и пытаясь произвести впечатление мужской доблестью, как вчера вечером. – Обернувшись к Дженнифер, сэр Лайонел пояснил: – Этот малец предпочитает бахвальство галантному обхождению. А пока он бахвалился, Родерик мило отплясывал с леди Анной и завоевал честное девичье сердце. Не желаете ли просветить его с женской точки зрения?
Сочувствуя юношеским переживаниям Гэвина, Дженни молвила:
– Не могу говорить за леди Анну, но я, например, не нашла в личности сэра Родерика ничего, что заставило бы женщину обратить на него внимание.
В глазах Гэвина засветилась признательность, он послал приятелям самодовольную улыбку и принялся за невкусную еду.
Остаток утра и часть дня Дженни провела, запершись со швеей, нанятой сэром Альбертом в деревне, чтобы помочь госпоже с подготовкой одежды. Управляющий, безусловно, успешно справляется со своими обязанностями, думала Дженни, роясь в доставленных к ней сундуках. Весьма старателен и весьма холоден. Он ей совсем не понравился, хоть она не могла точно понять почему. Судя по оброненным Агнес нынче утром словам, все слуги в Клейморе определенно высоко ценят этого человека. Ценят и опасаются. Расстроенная своей слишком чувствительной реакцией на окружающих и бесконечным, настороженным молчанием присутствующих в комнате женщин, она смотрела на вороха богатых разноцветных тканей, наваленных на постели и наброшенных на кресла. Они лежали точно яркие лужицы расплавленных драгоценностей – рубиновые с вкраплением золота атласы, серебряная и золотая парча, аметистовый бархат, сапфировая тафта, которая переливалась, словно усеянная алмазами, богатые сияющие шелка всех цветов радуги. Рядом расстилались мягкие английские шерстяные ткани разной плотности и всех мыслимых расцветок. Была тут хлопчатая мануфактура из Италии в продольную и поперечную полосу; сплошь расшитые материи для халатов и нижних юбок; гладкое, почти просвечивающее полотно для рубашек и исподнего; сверкающие прозрачные ткани для вуалей; глянцевая кожа для башмаков и перчаток.
Даже учитывая необходимость изготовить полный гардероб для Ройса, и для себя, и для тетушки Элинор, Дженни едва могла сообразить, на что употребить все это количество. Озадаченная размахом предстоящей работы, отсутствием воображения и своей неосведомленностью о модах, Дженни без особого интереса повернулась к двум огромнейшим сундукам, битком набитым мехами.
– По-моему, – громко обратилась она к Агнес, схватив в охапку роскошный темный соболий мех, – это можно пустить на отделку накидки из темно-синего бархата для герцога.
– Из кремового атласа! – почти отчаянно выпалила Агнес, и лицо ее обрело обычное хмурое выражение.
Дженни с удивлением и облегчением обернулась, радуясь, что женщина, служившая, как ей стало недавно известно, швеей при бывшей госпоже Клеймора, наконец-то добровольно проронила словечко. Пытаясь скрыть отсутствие энтузиазма по отношению к высказанной ею идее, Дженни переспросила:
– Из кремового атласа? В самом деле? Вы думаете, герцог это наденет?
– Для вас, – промямлила Агнес, словно ее вынуждал говорить некий внутренний голос совести, протестующий против использования соболей не по назначению, – не для него.
– О! – вымолвила Дженни, изумленная и удовлетворенная предложенной комбинацией, и указала на белый мех: – А это?
– Горностай для оторочки сапфировой парчи.
– А для герцога? – настаивала Дженни, испытывая все большее удовлетворение.
– Бархат, темно-синий, черный и вот этот темно-коричневый.
– Я плохо разбираюсь в модах, – призналась Дженни, разулыбавшись от удовольствия. – Когда была помоложе, вообще не интересовалась, а в последние годы жила в аббатстве и видела только те одежды, которые все мы носили. Но я уже поняла, что глаз у вас наметан на то, как должны выглядеть вещи, и с радостью принимаю все предложения.
Повернувшись, она с удивлением увидела обомлевшую физиономию Агнес, и хотя на ней было нечто напоминающее улыбку, Дженни заподозрила, что вызвано это скорее ее признанием о пребывании в монастыре, чем комплиментом вкусу горничной. Две другие швеи, некрасивые молодые женщины, тоже вроде бы чуть-чуть оттаяли. Возможно, сочли ее не таким уж врагом, раз последние годы она провела мирно, как благочестивая католичка.
Агнес шагнула вперед и принялась собирать ткани, включая полотно, уже предназначенное для особого употребления.
– Вы можете сделать выкройку для пелерины и платья? – спросила Дженни, наклоняясь и сгребая кремовую парчу. – Я не имею понятия, как все это кроить, хотя, разумеется, помогу резать. Пожалуй, я лучше справляюсь с ножницами, чем с иголкой.
Глухой звук, похожий на сдавленное хихиканье, вырвался у одной из молодых женщин, и Дженни, оглянувшись от неожиданности, обнаружила, что швея по имени Гертруда заливается испуганным румянцем.
– Вы смеетесь? – проговорила Дженни, надеясь, что не ошиблась, ибо давно жаждала хоть какого-нибудь дружеского общения с женщиной.
Гертруда покраснела еще больше.