Барабин надеялся, что по пути им где-нибудь встретится все-таки горная тропа, которая позволит им уйти подальше от моря, где в любую минуту могут появиться аргеманские драккары. Но горы по левую руку от идущих стояли непроходимой стеной.
Иногда дорога ныряла в ущелье или уходила за вырастающую из моря гряду — и тогда морская гладь скрывалась из виду. Но вскоре дорога делала очередную петлю и опять выходила к берегу, опускаясь порой до самой кромки воды.
Именно у кромки воды, под отвесной стеной, в щелях которой вили гнезда птицы, Барабин и его спутницы находились в тот момент, когда из-за скалистого мыса выскользнул идущий под парусом драккар.
Попутный ветер гнал его прямо на беглецов, и Барабин сразу опознал судно по величине и по выражению морды дракона, украшающего форштевень.
Это была «Торванга».
76
Первый большой привал Тассименше и Ян Тавери устроили уже довольно высоко в горах, когда стало ясно, что выйти на Таодарскую дорогу не так-то просто.
Тропа, про которую говорила Тассименше, оказалась завалена камнепадом. Другой дороги никто не знал, и рабыни Барабина пребывали в растерянности.
Не будь с ними Яна Тавери, они, наверное, не постеснялись бы в выражениях по адресу Тассименше, которая завела их черт знает куда. Но присутствие оруженосца заставляло их сдерживаться.
А Тассименше на привале, как нарочно, льнула к оруженосцу и все крутила в руках его шейный амулет на серебряной цепочке.
Этот круглый медальон не отобрали у Яна, когда его брали под стражу, из-за поверья, что нет ничего хуже, чем присвоить себе чужой амулет. Если мечи благородных рыцарей Баргаута нередко переходили из рук в руки, то амулеты — никогда.
Тассименше подносила амулет то к уху, то ко рту, мурлыкая, как кошка, и что-то шептала еле слышно, уткнувшись лицом в грудь оруженосца. А он, не расслышав, что она говорит, переспросил — и тогда Тассименше стала шептать ему на ухо.
Выглядело это, как воркование двух влюбленных, и другие рабыни, ожидали продолжения — но Ян Тавери вдруг отстранил от себя боевую гейшу и объявил всем:
— Придется идти в Асмут.
— Это еще зачем? — возмутился Эрлин, который спешил к себе в Таодар. Надежда, что он успеет туда раньше брата Грейфа, таяла с каждым часом, и Эрлин все больше нервничал.
Поэтому Ян Тавери положил руку на эфес меча, прежде чем ответить:
— А больше некуда. Назад нельзя, в Таодар не пройти. А в Асмут можно попасть через перевал Гро и долину Марит.
Вопреки ожиданиям, Эрлин отреагировал на это спокойно, зато встрепенулась Сандра сон-Бела, которая с детства жила в предгорьях Эркадара и хорошо знала многое из того, о чем другие только догадывались.
— За перевалом Гро начинаются владения Эрка, — сказала она. — Девушкам туда нельзя.
— Почему? — спросила одна из тех гейш, которых Барабин приобрел позднее других, отбив их у Ночного Вора во время рейда в Гиантрей.
— Если девушка переступит границу запретной земли, демоны тотчас унесут ее прямо в замок Эрка, — пояснила Сандра.
Однако у Яна Тавери и на это нашелся ответ.
— Граница пролегает у Синих гор, — сказал он. — А мы спустимся в долину Марит.
Возражать оруженосцу Сандра не рискнула. Даже будучи первой красавицей деревни Таугас, она стояла в табели о рангах гораздо ниже оруженосца. А став по собственной глупости рабыней, оказалась еще ниже.
К тому же несмотря на всю свою осведомленность, она довольно смутно представляла, где находятся Синие горы, а где — долина Марит. А Ян Тавери говорил как человек, которому то и другое хорошо известно.
Но повел всю группу за собой почему-то не он, а все та же Тассименше. И следуя за нею, рабыни Истребителя Народов все дальше уходили от того места, где у кромки воды из последних сил отбивался от дружины Грейфа Ингерфилиаса их бежавший из плена хозяин.
77
Прежде чем Барабина удалось свалить на землю и связать, он успел отправить на райский остров за последним морем не меньше четырех аргеманов.
Пятым мог бы стать сам Грейф, но тут Барабину не повезло.
Камень, пущенный из пращи, ударил его в правое плечо возле ключицы. Боль была адская, и рука отказалась повиноваться.
Самое время было подумать об удаче, которая до последних дней была с Романом заодно, а теперь вдруг отвернулась — причем настолько явно, что мистик давно бы задумался, уж не обидел ли он ее чем-нибудь.
В прежней жизни Барабин мистиком не был, но пребывание среди варваров в ранге колдуна кому угодно свернет мозги набекрень.
И когда Барабину крутили руки, причиняя адскую боль, в голове его мелькали обрывочные мысли о том, что надо принимать какие-то меры, дабы вернуть благосклонность судьбы.
Но к тому моменту, когда его грузили на «Торвангу», Роман так ничего и не придумал. А дальше ему стало и вовсе не до того. Его швырнули на дно драккара лицом вниз, а на дне, между тем, было полно воды.
Как уж там чинили «Торвангу» мастера из Альдебекара — это вопрос отдельный, но поставленная ими заплата протекала, как решето.
Кое как законопаченные щели между заплатой и досками днища плохо держали воду, и будь погода чуть похуже, драккар просто не дошел бы до того места, где с его борта заметили идущих по берегу беглецов.
И все-таки «Торванга» держалась. Вот только связанному Барабину было от этого мало радости. Ему приходилось предпринимать сверхчеловеческие усилия, чтобы не захлебнуться.
Дружина Грейфа Ингерфилиаса заметно поредела в результате боев в Альдебекаре, но Грейф не решился заставить вычерпывать воду плененных заново рабынь. Боевые гейши баргаутской принцессы были слишком опасны. Некоторых из них убили на месте, а остальных связали не менее надежно, чем Барабина.
Сама принцесса сидела, привалившись к борту. Вода заливала ее ноги, но она, по крайней мере, могла нормально дышать.
Барабина в конце концов тоже перевернули. Грейф по-прежнему хотел, чтобы он остался жив.
Романа и Каиссу даже не стали наказывать по прибытии в Фораберген. Зато боевые рабыни поплатились з бегство сполна.
Их отдали на расправу семьям тех, чьи дети погибли и чьи дома сгорели во время побега.
Каиссе пришлось на это смотреть, и зрелище было таким, что она вновь впала в прострацию.
Теоретически аргеманы могли оставить гейш, выданных на расправу, у себя в рабстве, дабы они работой загладили нанесенный ущерб. Но ни одна из пострадавших семей так не поступила.
Рабынь из личной стражи принцессы жгли огнем, травили собаками, забрасывали камнями, били смертным боем и в конце концов убили всех.
Хотели убить и Барабина с принцессой, но Грейф с боевым топором в руках встал на их защиту.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});