Читать интересную книгу Катаев. "Погоня за вечной весной" - Сергей Шаргунов

2 августа Особое совещание при НКВД СССР постановило заключить Мандельштама в исправительно-трудовой лагерь на пять лет.

27 декабря Мандельштам умер в пересыльном лагере Дальстроя во Владивостоке.

5 февраля 1939 года «Литературная газета» вышла с фотографией Катаева на первой полосе — он выступал на «общемосковском митинге писателей». Здесь же — Указ Президиума Верховного Совета СССР «О награждении советских писателей». Орденом Ленина были награждены Катаев, Петров, Фадеев, Шолохов, всего 21 человек, 49 — орденом Трудового Красного Знамени, 102 — орденом «Знак Почета». В газете сообщалось, что Фадеев единогласно избран секретарем Президиума Союза писателей, «связь с журналами возложена на В. Катаева и Н. Асеева».

Именно в тот день брат Надежды Яковлевны литератор Евгений Хазин поехал в Лаврушинский сообщить Шкловскому о смерти Мандельштама. «Виктора вызвали снизу, из квартиры, кажется, Катаева, где попутчики вместе с Фадеевым вспрыскивали правительственную милость, — писала Надежда Яковлевна. — Это тогда Фадеев пролил пьяную слезу: какого мы уничтожили поэта!.. Праздник новых орденоносцев получил привкус нелегальных, затаившихся поминок».

И снова она же: «В Ташкенте во время эвакуации я встретила счастливого Катаева. Подъезжая к Аральску, он увидел верблюда и сразу вспомнил Мандельштама: «Как он держал голову — совсем, как О.Э.»… От этого зрелища Катаев помолодел и начал писать стихи».

«Я, сын трудового народа»

В 1937 году появилась повесть «Я, сын трудового народа…».

Вообще-то, Катаев задумал писать продолжение «Паруса», но передумал — в воздухе пахло грозой. Всюду искали врагов, по стране гремели расстрелы. Погрохатывая в отдалении, надвигалась большая война.

«Мои прежние планы временно были отодвинуты в сторону, уступив место вещам, более созвучным духу времени». Книга Катаева — о судьбе украинского селянина Семена Котко после Первой мировой и Октябрьской революции, о земле и смуте, гайдамаках и захватчиках. Сердцевина этой написанной отменным языком повести (кстати, тоже напечатанной на «Ремингтоне») — «вечерница» и сватовство, многосерийное, со сложным церемониалом и песнями, показанное в самых сочных подробностях…

Главные же недруги — германские войска, в 1918 году занявшие Украину, но некоторые фразы могут показаться провидческими: «Много незваных гостей побывало за это время на Советской земле. Иные из них уже добирались до самой Москвы. Но никто не минул участи шведов и участи немцев». По воспоминаниям Эрлиха, Катаев воспользовался материалами, хранившимися в сейфе у ответсека «Правды» Льва Ровинского: приказы генерала Гофмана, командующего германской армией на Украине, донесения партизанских отрядов, выписки из немецкой прессы… Эпиграфом повести стали слова об «отечественной войне», поднятой «против иноземного ига, идущего с Запада», из статьи Иосифа Сталина «Украинский узел» в «Известиях» от 14 марта 1918 года.

Незамысловатая и увлекательная фабула напоминает те подростковые комиксовые приключения, которые так любил юный одессит Валя. А некоторые повороты отсылают к «Капитанской дочке» и «Дубровскому», что было очень своевременно в «пушкинский год» — самодур-богач посадил дочку в погреб под замок, требуя, чтобы она вышла за «молодого помещика», прислужника чужеземцев, но партизан-освободитель Семен ворвался в родное село в храм на венчание. Дальше уже комикс — чернобровая красавица бросилась к нему, в злодеев полетели гранаты…

Есть в повести и очередная игра с самодоносом. В Одессе в 1918-м у Катаева в квартире висела офицерская шашка «За храбрость» «с аннинским красным темляком». Эта шашка всплывает у как бы отрицательного персонажа Клембовского, и эпизод с ее участием, очень может быть, взят из жизни. Элегантный офицер русской армии замаскировался под простолюдина, дабы с ним не расправились «красные». Но с приходом немцев он открывает истинное лицо и, заговорив с комендантом по-французски, наклоняет голову «с выдающимся затылком». И с двумя макушками, хочется добавить.

«Обер-лейтенант почтительно взял шашку, подержал ее некоторое время под моноклем и затем широким движением вернул обратно.

— О нет! Я прочитал здесь надпись: «За храбрость». Такое оружие не берут голыми руками. Оставьте его у себя. Немецкая армия умеет ценить благородного противника».

Боги имеют слабости.Но не у всех сабли «За храбрость». И… —

так писал о Катаеве уже в 1972-м Андрей Вознесенский.

Характерны и финальные слова Катаева о Клембовском, которого «пропал и след»: «Наша история знает случай, когда царский офицер трижды продавал свое золотое оружие: один раз немцам, другой раз трудовому народу и в третий — и последний — опять немцам. Только вряд ли теперь Клембовский обманет кого-нибудь, какую бы батрацкую свитку на себя ни надел».

Подразумевался недавно расстрелянный маршал Тухачевский: во время Первой мировой он попал в немецкий плен, после революции вступил в Красную армию и командовал фронтами, а в 1937-м вместе с другими военачальниками был расстрелян за «подготовку переворота» и «шпионаж в пользу Германии».

«Я много думал о том, что необходимо написать произведение, которое подняло бы и разожгло в сердцах и умах советских людей патриотические чувства», — отчитывался автор и в финале повести, кажется, решил в полную силу передать «обаяние государства». Семен Котко, через 20 лет после революции, превратившись из бойца в директора запорожского алюминиевого комбината (его сестра заправляет «знаменитой на весь Советский Союз свинарней»), приехал с женой на Красную площадь (в свое время по приказу Семена расстреляли ее отца) полюбоваться на сына-красноармейца на параде.

«— Я, сын трудового народа… — гремят зеркальные плиты мавзолея, где на левом крыле в грубом пальто из солдатского сукна, во всей суровой и доброй своей простоте стоит, принимая присягу, Сталин.

— Я, сын трудового народа… — говорят седые стены Кремля.

— Я, сын трудового народа… — звенит бронза Минина и Пожарского.

— Я, сын трудового народа… — поет потрясенный воздух».

На повесть скептически отозвался критик Виктор Перцов, в «литгазетной» статье «Эпос и характер» коривший Катаева за отсутствие достоверных героев и «подмену портрета барельефом». Зато в «Литературной газете» же критик Марк Серебрянский отмечал: повесть «написана так, что читатель, захваченный ею, прочтет ее залпом, не отрываясь». А Владимир Ермилов в статье «Повесть о народном счастье» в «Красной нови» называл финал со Сталиным (в грубой «шинелке», как у миллионов) превосходным, «раскрывающим весь подтекст повести» и указывающим на необычайные возможности для «простых людей» в стране, где садись да пиши «о комсомольце Юсиме, ставшем директором гиганта — «Шарикоподшипника», об Алексее Стаханове, выдержавшем экзамен в Промакадемию, о стахановце Сметанине, ставшем заместителем директора одной из крупнейших фабрик в Европе».

В 1938 году Театр им. Евг. Вахтангова поставил пьесу «Шел солдат с фронта», написанную Катаевым, после чего подвергся газетным нападкам.

В 1939-м режиссер Владимир Легошин снял детский фильм с тем же названием. Автором сценария стал Катаев. Руководил производством художественных фильмов в Комитете по делам кинематографии при Совнаркоме Александр Манькович-Линов, чекист из Одессы, художник, друг Якова Бельского, вероятный прототип одного из ключевых персонажей в «Вертере».

Композитор Сергей Прокофьев (вернувшийся в СССР в 1936 году), которому «хотелось живых людей с их страстями, любовью, ненавистью, радостью и печалью», создал на основе повести оперу «Семен Котко». Обратиться к повести ему советовали и Всеволод Мейерхольд, и Алексей Толстой. «Катаев проявил большое понимание оперного стиля, — сообщал Прокофьев в «Литературной газете», — и взялся сам написать либретто для нашей оперы». Премьера состоялась в сентябре 1940 года в Театре им. К. С. Станиславского. Ставить ее должен был Мейерхольд, но к тому времени он уже был расстрелян.

Большой террор

Небо мое звездное,От тебя уйду ль? —Черное. Морозное,С дырками от пуль.

Валентин Катаев, не раз обманывавший как будто неминуемую смерть, написал это четверостишие, вступая в 1937 год.

Вокруг пули только и летали — косили друзей, знакомых, недругов, благодетелей…

В 1936-м был арестован поэт Владимир Нарбут, в 1937-м его этапировали в лагерь, где в 1938-м расстреляли за «контрреволюционный саботаж». В 1937-м за Нарбута попыталась вступиться вдова Багрицкого Лидия Суок — была арестована и вернулась из карагандинской ссылки только в 1956-м. В 1937-м был арестован начальник Главлита Сергей Ингулов, в 1938-м его расстреляли.