себе. Задумаемся лучше о вариантах выхода из этой ситуации, которые были у тех, кто столкнулся с ней впервые и считал себя имеющим власть над ней.
Один вариант был – отступление. Дать людям жить так или почти так, как они хотят, могут и умеют. Этот путь связывают с Лениным и НЭПом.
Был другой вариант: искусственный отбор тех, кто готов жить в новом обществе, и устранение всех остальных. Нам знаком и этот путь, он ассоциируется со Сталиным и ГУЛАГом.
Кажется, Троцкий, которого его политические противники без конца упрекали в высокомерии, искал третий путь – самый амбициозный и романтический, самый несбыточный. Люди не способны жить в новом обществе – значит, надо переделать людей. Переделать природу человека! Но как? Марксизм здесь помочь не мог, он сложившейся ситуации не предусматривал. Приходилось совершать рискованные броски в сторону…
Когда читаешь работы Троцкого 20-х годов, начинает казаться, что кремлевский мечтатель искренне верил: вот сейчас он найдет в самой современной науке философский камень, который позволит людям быть счастливыми в созданном им с товарищами обществе. А найдя, он сумел бы оправдать все. Поэтому он, наверно, и был так пассивен в решающие для него и для истории годы, что его ставка была больше, чем власть. Помирить Павлова с Фрейдом; заключить с ними союз от имени победившей партии и взять наконец в практическую работу уважаемого хомо сапиенс… Как тут не выглядеть высокомерным!
Райх в Коммунистической академии
В 1929 году в Москву на два месяца приезжает Вильгельм Райх, психоаналитик и коммунист, всю жизнь пытавшийся воплотить фрейдо-марксистский синтез в практическом действии. По его мнению, «сексуальность осознала себя во Фрейде так же, как ранее экономика осознала себя в Марксе». Его коньком была сексуальная революция, и в начале 30-х годов он с невероятной энергией пытался вовлечь в дело своей «сексполитики» и Германскую компартию, и 4-й троцкистский Интернационал. В 1931 году Райх организовал Германскую ассоциацию сексуальной политики пролетариата, так называемый Секспол. Что касается России, то в октябре 1933 года, обобщая свои впечатления, он писал Троцкому: наступление реакции там объясняется фактом, что «сексуальная революция была остановлена в 1923 году». Как свидетельствует их переписка, Троцкий вежливо уклонился от приглашения участвовать в мировой сексуальной революции. Годом позже Райх пытался привлечь на свою сторону Сeргея Эйзенштейна, но и тут потерпел неудачу.
Пропагандируя свои идеи в Москве 1929 года, Райх прочел несколько лекций в Комакадемии и напечатал статью в журнале «Под знаменем марксизма». Других результатов его вояж не имел, ему не удалось убедить Комакадемию в необходимости сексуальной революции. Позднее он обвинял «подхалимов Москвы» в организации направленной против него кампании в Германской компартии. По возвращении в Вену Райх опубликовал в психоаналитическом журнале отчет о своем путешествии. По его словам, русские выступают не против психоанализа как эмпирического метода, а против «фрейдизма», в котором они видят неверное социальное учение. Молодежь очень интересовалась психоанализом; но правящая партия выступает против него, потому что дискуссии о психоанализе отвлекают от политической работы. Агрессивнее других Райха критиковал в Москве, по его словам, Арон Залкинд: он упрекал Райха в дипломатичности, с которой тот пытался скрыть от Комакадемии подлинное содержание фрейдизма. В Берлине же против Райха выступил недавно эмигрировавший из Москвы Моисей Вульф: «Райх пытается доказать приемлемость психоанализа для марксистов. Но с психоанализом это не получится, потому что то, что при этом остается, с трудом заслуживает название психоанализа». По словам Вульфа, «в стране, в которой господствует партийная цензура, где нет свободы слова и свободы мысли», психоанализ обречен. Вульф констатировал, однако, «большой интерес, который психоанализ вызывает за пределами Коммунистической партии – у ученых, педагогов, юристов и даже у врачей».
В своей книге «Массовая психология и фашизм», опубликованной через несколько месяцев после прихода нацистов к власти, Райх констатирует массовую поддержку фашизма рабочим классом и объясняет это никогда не признанное ортодоксальным марксизмом явление как реализацию авторитарных структур характера, сформированных у сексуально подавленных людей в условиях патриархальной (отцовской) власти. Венгерский исследователь его идей Ференц Эрош полагает, что «все позднейшие теории фашизма и авторитарного характера берут свое начало у Райха».
Взгляды Райха претерпели со временем любопытную эволюцию, характерную и для советских фрейдо-марксистов, постепенно переквалифицировавшихся в педологов (см. гл. VIII). Начав с традиционной психоаналитической работы, он приходит к невероятному для аналитика выводу о бессмысленности терапии. «В индивидуальной терапии никакой пользы нет! Конечно, вы можете делать деньги и помогать тут и там. Но с точки зрения социальных проблем, проблем душевной гигиены никакой пользы нет». Как и его советский оппонент Арон Залкинд, Райх переключается на работу с детьми. Теперь ему кажется, что только такая работа даст средства для переделки природы человека в желаемом направлении. «Ни в чем нет пользы, кроме как в работе с детьми. Вы должны вернуться обратно к неиспорченной протоплазме». В 1934 году Райха исключают из Международной психоаналитической ассоциации. По словам Джонса, «Фрейд когда-то хорошо относился к нему, но политический фанатизм Райха привел к личному и научному его отчуждению». Почти одновременно, но, вероятно, по другим причинам Райха исключают и из Германской компартии. Он закончил свои дни в американской тюрьме, попав туда за распространение изобретенного им эликсира здоровья, не получившего одобрения официальных властей.
Человек редкой целостности
С Советской Россией, с практической политикой большевиков и даже с судьбой Троцкого странно переплелась жизнь и деятельность одного из лидеров раннего психоаналитического движения Макса Эйтингона (1881–1943). Родившийся в Могилеве, он с детства жил в Германии, учился в одном из центров русского студенчества на Западе – на философском факультете в Марбурге, а потом занялся медициной. Ассистент клиники в Бургольцле, где он работал с Юнгом, он был первым иностранцем, посетившим Фрейда, чтобы выразить свое восхищение его работами, а также проконсультироваться по поводу трудного случая. В 1909 году (одновременно с Татьяной Розенталь и несколько раньше Сабины Шпильрейн) он защищает в Цюрихском университете докторскую диссертацию. Тема – ассоциативный эксперимент при эпилепсии.
Юнг, руководивший этой работой Эйтингона в Цюрихе, относился к нему иронически. Мы помним, как он писал Фрейду, что Эйтингон станет когда-нибудь депутатом Государственной думы. Джонс не мог поверить в то, что Фрейд мог всерьез ценить интеллектуальные способности Эйтингона, который, впрочем, был абсолютно верен Фрейду, чье «малейшее желание или мнение было решающим для Эйтингона». В остальном же, добавляет Джонс, Эйтингон был легко подвержен чужим влияниям, «так что в его позиции никогда нельзя было быть уверенным».
Шандор Радо, работавший непосредственно с Эйтингоном,