Я пораженно уставился на нее, пытаясь смириться с ее просьбой. Что ж, вполне в духе бабушки Пру…
— Да, мэм! — произнес я вслух.
— Итан, самое главное — список гостей!
— Ясно! Надо проследить, чтобы все, кто надо, получили приглашения.
— Нет же, глупая голова! Наоборот! Нельзя допустить, чтобы на мой праздник заявились некоторые личности! Это вам не день открытых дверей! — совершенно серьезно сказала она.
В ее глазах мелькнула лукавая искорка. Она словно собиралась спеть печально известную в ее фальшивом исполнении оперную версию псалма «Опираясь на руку вечности».
— Если Юнис Ханикатт посмеет переступить порог вашего дома, гони ее прочь! Сисси, конечно, впусти, а «эта женщина» может молить Господа на коленях, но моего пунша ей не видать!
Я крепко сжал бабушку в объятиях, и ее ножки оторвались от пола.
— Я буду скучать по тебе!
— Еще бы! Но хватит болтать, меня ждут дела и бывшие мужья! Не говоря о нескольких Харлонах Джеймсах! А теперь, дружок, будь хорошим мальчиком, открой дверь старой женщине! Я сегодня что-то слабовата.
— Эту? — удивился я и взялся за блестящее колесо.
— Да-да! — кивнула она.
— А что за ней?
— Понятия не имею. Но мне пора.
— А вдруг мне нельзя ее открывать?
— Итан! Ты что, боишься? Поворачивай несчастное колесо, в конце концов!
Я повиновался и практически повис на нем, но оно даже не скрипнуло.
— Значит, ты позволяешь старой женщине поднимать тяжести? — возмутилась бабушка Пру и оттолкнула меня.
Она мгновенно распахнула дверь. В зал ворвался поток света, на меня полетели брызги воды. Где-то вдали мерцала синяя гладь. Я взял бабушку под локоть, и в ту же секунду она оказалась с другой стороны двери.
— Похоже, здесь моя дорожка. Проводишь меня, как обещал?
— Что?! — застыл от изумления я.
— Ты сам рассказал мне о Последних вратах, что, забыл?!
— Я тут никогда не был!
— Ладно тебе!
Я ошарашенно уставился за дверь — там действительно стоял я. Серый, дымчатый силуэт мерцал и напоминал тень.
И меня осенило.
Именно он преследовал меня во сне.
И я видел его в объективе старой школьной фотокамеры.
Это вторая половина моей расколотой души.
Бабушка Пру помахала ему и крикнула:
— Прогуляешься со мной до маяка?
И передо мной сразу же предстала тропа, аккуратно вымощенная камушками. Она вилась по склону зеленого холма, на вершине которого находился белоснежный маяк. Безоблачное небо отражалось в прозрачной воде. А мое сердце почему-то сжалось от неожиданной тоски.
И в довершение всего я увидел себя. Я шагал навстречу самому себе.
Желудок свело, и внезапно кто-то выкрутил мне руки. Совсем как Линк, когда он занимался борьбой и отрабатывал на мне свои приемы.
У меня в ушах загремел оглушительный голос.
— Пруденс! Ты справишься без Итана! Твайла будет твоим проводником, и вы быстро доберетесь до маяка!
Эмма с улыбкой кивнула. А возле бабушки тотчас возникла Твайла — не светящийся призрак, а настоящая Твайла! Она выглядела в точности так, как в ночь своей смерти!
Бабушка послала мне воздушный поцелуй, а потом взяла Твайлу под руку и побрела по тропинке.
И гигантская дверь в хранилище, громко лязгнув, захлопнулась, и по клубу раскатилось громкое эхо.
Лиа со всей силы крутанула колесо. Арелия что-то неразборчиво пробормотала. Эмма стиснула меня в объятиях. Если бы мы были на чемпионате по вольной борьбе, она наверняка бы выиграла.
— Все, — произнесла Арелия.
Я открыл глаза. Мы снова очутились в палате около койки с безжизненным телом бабушки Пру. Она умерла. Прежде чем я успел что-то сказать, Эмма выволокла меня в коридор.
— Ах ты!.. — дрожащим голосом сказала она, тыча мне в лицо костлявым пальцем.
Спустя пять минут мы сидели в моей машине. Эмма наконец-то оставила меня в покое, и я смог рулить. Дорога домой оказалась сложной и долгой из-за случившегося землетрясения.
Мне вспомнилось колесо, и я выпалил:
— А что такое Последние врата?
Эмма повернулась и с размаху влепила мне пощечину. Раньше она такого не вытворяла.
— Никогда больше так меня не пугай! — произнесла она.
19.12
Горе кремового цвета
Как и сказала бабушка Пру, письмо с инструкциями я обнаружил в нижнем ящике комода. Плотная бумага кремового цвета была сложена в восемь раз и перевязана фиолетовой атласной лентой. Я прочитал его Сестрам, которые начали спорить по поводу пожеланий бабушки. Эмма попыталась их утихомирить:
— Если Пруденс Джейн хотела, чтобы мы поставили на стол лучший фарфор, так тому и быть! — отрезала она.
Странно… Бабушка Пру скончалась два дня назад, а я до сих не мог в это поверить.
— А картофельная запеканка там есть?! — комкая в руках носовой платок, всхлипнула бабушка Мерси.
— Конечно, — заявил я, сверившись со списком. — Только пусть ее готовит не Жанин Мейберри, потому что у Жаннин она всегда сверху пригорает.
— Правда-правда, — закивала бабушка Мерси, как будто я процитировал Декларацию независимости. — Жаннин утверждает, что у нее лучшая запеканка в городе, но Пруденс Джейн всегда говорила, что она у нее просто самая дешевая, — объяснила Мерси и судорожно вздохнула.
Смерть сестры привела ее в отчаяние. Теперь она ни на секунду не расставалась со своими бесчисленными платочками. А вот бабушка Грейс времени зря не теряла и тут же принялась писать открытки с соболезнованиями по поводу того, что Пру отошла в мир иной. Тельма попыталась объяснить ей, что вообще-то это ей должны присылать такие послания. Но Грейс посмотрела на нее как на ненормальную.
— С какой стати? Открытки-то мои! И новости тоже!
Тельма лишь пожала плечами.
А Сестры не унимались и постоянно просили меня перечесть письмо. Текст был оригинальным и эксцентричным, совсем как бабушка Пру.
«Дорогие девочки, если вы читаете эти строки, значит, Господь забрал меня к себе. Несмотря на то что я занята общением с Создателем, я обязательно найду время проследить за тем, чтобы мой праздник был устроен в соответствии с моими пожеланиями. Будьте уверены, я из могилы встану и появлюсь в церкви, если туда ступит нога Юнис Ханикатт!»
Никто, кроме бабушки Пру, не способен на такое: придумать инструкции по случаю собственных похорон! Перечислю несколько пунктов. В церкви обязательно должны присутствовать четыре Харлона Джеймса и Люсиль Болл. А хор пусть исполнит скандальную перепевку псалма «О, благодать!» и свою особую версию «Пребудь со мной!». Однако в полное изумление всех повергло то, что автором надгробной речи, по замыслу бабушки Пру, должна стать Эмма.