Орлов узнал, что Семен Енокович каким-то образом был причастен к подготовке той самой злополучной шифртелеграммы за подписью Крючкова, которая требовала от органов госбезопасности на местах выступил, с решительной поддержкой ГКЧП и строго выполнять все его указания. Это ставило чекистов перед сложным выбором: с одной стороны потоком шли указы Ельцина, вслед за ними телеграммы из российского КГБ, а с другой — жесткие требования исполняющего обязанности президента Янаева и всех подчиненных ему структур власти, призывающих не подчиняться российскому руководству. Расследование, которое проводила российская прокуратура, выводило не только на организаторов, но и на исполнителей этих указаний. Одним из них, как полагал Андрей, и был Семен Енокович, человек исключительно порядочный и законопослушный. Недаром ему в свое время было поручено готовить проект закона об органах государственной безопасности.
Андрей знал об опасности, нависшей над старшим товарищем, и, когда тот позвонил, незамедлительно встретился с ним.
— Ну и что ты посоветуешь мне делать, дорогой? — спросил тогда Семен Енокович.
Андрей немного помедлил и сказал фразу, о которой потом пожалел не раз:
— Думаю, надо увольняться, а то неизвестно еще, чем закончится это расследование.
Семен Енокович посмотрел тогда на Орлова каким-то долгим, несколько неприязненным взглядом и резко сказал:
— Ну нет уж! С чего бы это я должен увольняться? Мы еще послужим! А телеграмму эту я не готовил!
Расстались они тогда как-то напряженно и холодно. Было очевидно, что Семен Енокович не на шутку обиделся на Орлова, считая, что тот из перестраховки, а может быть, и по каким-то иным причинам говорит ему крайне неприятные вещи. На самом же деле ситуация была такова, что развертывание репрессивного механизма против всех, кто был в той или иной степени повязан с действиями ГКЧП, могло привести не просто к охоте на ведьм, а к реальным преследованиям.
СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦА: «Неопределенность обстановки тогда, 19 августа, побуждала каждого человека задуматься о том, как поступать, и при этом обезопасить себя от возможных последующих разбирательств. Так и с этой телеграммой. Писал ее не я, а при этом визу, как исполнителя, поставили мою. Я тогда сказал тому, кто готовил телеграмму: «То, что ты написал, это — ТЫ написал, а не я! Это твои предложения, а не мои! Почему ты мою подпись поставил?»
(С.Е. Мартиросов, старший инспектор Инспекторского управления КГБ СССР).
Тот разговор с Мартиросовым Андрей вспомнил, ставя поднос с кофе и булочками на столик, за которым сидел Семен Енокович.
— Андрей Петрович, а ты не слышал, говорят, что объединять нас будут?
— Да слышал, конечно. Глупость и безумие, но…
— А чего же твой Иваненко не может повлиять на Ельцина?
— Мой? Я думаю, он не мой, а наш с вами, общий! Нет, Семен Енокович, не может он повлиять! Вернее, старается, но…
— Что, разошлись они с президентом? Обиделся, наверное, на него за ГКЧП… что не предупредил?
— Может быть. Не знаю!
— Да, там в МВД уже руки потирают… Скоро, говорят, будем сидеть на Лубянке.
Орлов промолчал, отхлебывая маленькими глотками черный кофе. Потом, как бы вспомнив что-то, просунул руку во внутренний карман пиджака, нащупал там пачку сложенных вчетверо листков. «Как революционер!» — мелькнуло у него в голове. Он вынул один из листков и протянул Семену Еноковичу.
— Это что? — не понимая, спросил тот.
— Прочтите!
Семен Енокович медленно достал роговые очки из футляра, который лежал у него в боковом кармане пиджака. Начал читать. Потом оторвался от бумаги и посмотрел на Андрея поверх очков. На лице его угадывалась явная насмешка.
— Листовка, что ли?
— Да, что-то вроде.
— Н-да! — сказал он с интонацией, выражающей явное недоумение, и углубился в чтение. Поскольку текста было немного, Семен Енокович быстро закончил читать, перегнул листок по линии сгиба и протянул Орлову. — Н-да, дожили!
— Возьмите себе! Может, кто еще захочет прочесть!
— Н-да, Андрей Петрович, дожили! Листовки стали распространять! Ну что же ваши руководители решили вас бросить? — вдруг спросил Семен Енокович. — Вы пошли к ним, создали Комитет РСФСР, помогали Ельцину… Во время путча, опять же… Он ведь там… в Белом доме был… И ты тоже… А теперь они вас вместе со всеми сдадут этим… Н-да!
Орлов молчал, потупившись. Осознавая справедливость слов Семена Еноковича, он и сам не понимал, как все это могло случиться. Почему российская власть, когда ей было нужно, призвала их поддержать себя. Поддержать тогда, когда, впрочем, это было не очевидно для всех. И в Российский комитет пошли люди — сотрудники КГБ, реально чувствующие грядущие перемены и понимающие, что только конструктивной работой с новой властью можно будет сохранить то, что называлось системой обеспечения безопасности государства. В противном случае эта новая власть смела бы, разметала и изничтожила спецслужбу, которая позволила бы себе противостоять ей, как это было в других странах бывшего советского лагеря.
— Семен Енокович, я не знаю, почему нас всех сдают. Думаю, что сегодня «они», — Орлов кивнул куда-то в сторону, — поняли, что чекисты — люди устойчивых воззрений и никогда, ни под каким лозунгом не будут делать то, что противоречит интересам страны. АФБ России в глазах этих людей, по-видимому, так же ненадежен, как и вся система.
Они хотят ее сломать. Не знаю, как сложится все дальше, но думаю, нас ждут тяжелые времена.
— Наверное, Андрей Петрович, ты прав. Ну что, пойдем? — Только тут Андрей заметил, что Семен Енокович уже закончил обед, а перед ним тоже стояла пустая чашка и тарелочка с крошками — единственное, что осталось от сладких булочек и кофе.
Семен Енокович взял листик бумаги с собой, и вдруг, совершенно неожиданно для Андрея, подмигнул ему:
— Ничего, Андрюша, прорвемся! Только не вздумай увольняться!
Рукопожатие Семена Еноковича было крепким и уверенным.
18 декабря 1991 года, утро. Москва. Лубянская площадь. Здание АФБ России. Кабинет № 535
Несмотря на смутные чувства, связанные с ожиданием объединения с МВД, Орлов подготовил записку на имя президента за подписью Иваненко об обнаружении «Библии» Гутенберга. Докладывая об этом факте, российские чекисты предлагали «увязать» вопрос ее передачи немецким властям с возвращением в Россию адекватных по значению культурных ценностей, например рукописей из Смоленска или древнейших икон из Новгорода. Андрею казалось, что записка получилась очень удачной.
ДОКУМЕНТ:
«АГЕНТСТВО ФЕДЕРАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ РСФСР.
17.12.91 № 143/841.
Президенту РСФСР Б.Н. Ельцину
Об обнаружении первопечатного издания «Библии» И. Гутенберга
В декабре с.г. Агентством федеральной безопасности РСФСР было установлено местонахождение считавшейся безвозвратно утраченной в годы Второй мировой войны «Библии» Иоганна Гутенберга — уникального произведения искусства и печати XV века. Предпринятыми мерами книга была изъята и представлена на экспертизу специалистам, которые установили ее принадлежность работе указанного западноевропейского первопечатника.
Двухтомное издание 42-строчной «Библии» И. Гутенберга, датируемое 1454/1455 годами, имеет высокую художественную, историческую, научную и материальную ценность. Это было первое в истории печатное произведение, величайшее достижение средневековой науки и техники, лишь единичные экземпляры которого сохранились до нашего времени. Известно, что один из экземпляров «Библии» был приобретен немецкой стороной на аукционе в Нью-Йорке в 1978 году за 2,2 млн долларов — самую высокую сумму, когда-либо выплачиваемую за рукописные и печатные книги.[148]
Книга И. Гутенберга была, по-видимому, вывезена нашими войсками из Германии в 1945 году в качестве трофея. Она хранилась все послевоенное время в одном из административных отделов Московского государственного университета и не была учтена в каталогах научной библиотеки. О местонахождении «Библии» знал очень ограниченный круг людей, поэтому вопрос о судьбе книги практически не возникал.
В нынешней общественно-политической обстановке, когда Россия нуждается в широкой международной поддержке происходящих в ней преобразовательных процессов, полагали бы вполне своевременным решить вопрос о судьбе найденного раритета. Представляется, что «Библия» И. Гутенберга должна быть возвращена в Германию, что соответствовало бы духу и букве подписанного в ноябре 1990 года двустороннего Договора о добрососедстве, партнерстве и сотрудничестве, статья 16 которого предусматривает «возвращение владельцам или их наследникам пропавших или незаконно вывезенных культурных ценностей».