Двухцветная печать — красная и черная. Рукописные инициалы с применением накладного пластинчатого золота с филигранями. Применены киноварь, лазурь, растительные краски.
Сохранность хорошая, что соответствует сохранности инкунабул (печатных книг XV века), если в прошлом условия хранения книги были хорошие. Насыщенность цветового пигмента полностью сохраняется при нормальном хранении.
Данное издание представляет собой уникальное произведение искусства и печати XV века, имеющее высокую художественную, научную и материальную ценность. Известно, что экземпляр Библии И. Гутенберга был продан на одном из зарубежных аукционов за 2,2 млн долларов — самую высокую сумму, когда-либо объявлявшуюся на рукописные и печатные книги.
Старший научный сотрудник НИО редких книг (Музей книги) Государственной библиотеки им. Ленина кандидат исторических наук Т.А. Долгодрова 12 декабря 1991 года» («Заключение на двухтомное издание Библии, представленной на экспертизу»)
Теперь сомнений быть не могло! Хранившиеся в сейфе одного из кабинетов Ректората МГУ книги действительно были уникальными изданиями середины пятнадцатого века, которым не было цены, которые разыскивали и не могли найти долгие года! Впрочем, для подтверждения этого вывода Орлову все-таки не хватало заключения криминалистической экспертизы. «Искусствоведа — это одно дело, а криминалисты — это… все же надежнее», — размышлял Андрей. Поэтому, когда через два дня он получил заключение криминалистической экспертизы, полная уверенность в подлинности книг превратилась в стопроцентную.
Не без трепета Орлов читал сухие строки документа. А они действительно завораживали!
ДОКУМЕНТ: «…Материалом пленки золотистого цвета (нанесены на оформление заглавных букв отдельных абзацев — «инициалов» или «буквиц») является золото; связующее красящего вещества черного цвета не растворяется в воде, при вымывании хлороформом или бензолом на сорбенте образуется слаболюминисцирущее пятно, сходное по свойствам с льняным маслом; наполнителем указанного вещества является сажа…»
«Надо же, — думал Орлов, — Такие заумные фразы! А сколько за ними стоит!»
ДОКУМЕНТ:«…Покровные материалы переплетных крышек томов библии изготовлены из кожи, имеют на поверхности золотое тиснение из фольги… Методами ИК-спектроскопии и химического анализа в составах проклеек бумаг форзаца… обнаружены вещества типа Na-карбоксиметилцеллюлозы и клея животного происхождения (сходен с мездровым — из шкур животных…»
«Интересно, — размышлял Орлов, — А они хоть сами понимают, с чем имеют дело? Что это не какой-нибудь вещдок по уголовному делу, а выдающееся произведение искусства!»
ДОКУМЕНТ: «…На листе форзаца имеется водяной знак — «VAN DER LEY», в каталоге водяных знаков «International Paper Directory» 1989 года издания отмеченный водяной знак отсутствует… Отдельные элементы оформления — рисунки, «инициалы», орнаменты — исполнены от руки…»
Как и в заключении Тамары Александровны, самое главное было изложено в выводах:
ДОКУМЕНТ: «Способ изготовления, примененные материалы, наличие следов вероятного воздействия червей или личинок насекомых не противоречит возможности изготовления исследованных блоков библии в XV веке».
Конечно, это было очень осторожное заключение. Ведь эксперты-криминалисты — люди очень скрупулезные и точные. От их заключения нередко зависит жизнь и судьба человека. И если они не могут, опираясь на результаты химического анализа и другие методы, сделать однозначный вывод относительно какого-либо предмета, то это свидетельствует лишь о их щепетильности и даже честности. Вот ведь как! Они не сказали, что исследованная ими книга является подлинной, а лишь заявили, что все изученное ими «не противоречит» такой возможности! И все-таки оба заключения — искусствоведческое и криминалистическое — дополняли друг друга и убедительно доказывали подлинность «Библии».
Находка выдающейся культурной ценности и ожидание того, что она выйдет из своего многолетнего заточения и в самое ближайшее время снова станет достоянием всего человечества, переполняли Орлова радостным чувством личной причастности к этому выдающемуся событию. Он впервые за последние месяцы испытывал яркие положительные эмоции. Ведь находка «Библии» открывала блестящие возможности и для страны, которая на этом переломном этапе своей истории могла продемонстрировать перед всем миром новые подходы к старым, болезненным проблемам, среди которых перемещенные в годы последней войны культурные ценности занимают не последнее место.
Орлов понимал, что, выпустив из «темницы» «Библию» Гутенберга, Россия могла во весь голос поставить вопрос о своей готовности вернуть Германии это сокровище в обмен на аналогичные действия своих зарубежных партнеров и тем самым положить начало новому пониманию общих ценностей. Закончившись в сорок пятом, вторая мировая война все еще продолжается в умах, поступках людей и даже государств.
Как историк, Андрей думал о том, что, преодолев в себе неприязнь к бывшему врагу, мы могли бы возвыситься в своих собственных глазах. Ведь речь шла не о прощении. За то, что творил враг на нашей земле, прощенья быть не могло. Как, наверное, не смогут простить и нас за многое, что мы делали не по совести. Вопрос о другом. О том, что будущее можно строить только вместе, пытаясь понимать друг друга и идя навстречу друг другу.
Все время думая об этом, Орлов продолжал заниматься своими прямыми обязанностями. Перед его тазами мелькали калейдоскоп лиц, поток документов, вереница событий. Становление российской структуры безопасности продолжалось, но происходило мучительно тяжело. К ней уже не было прежнего доверия со стороны Ельцина, ее продолжали ненавидеть радикальные демократы, требовавшие изничтожить все, что связано с КГБ СССР, ее опасался Бакатин и примкнувшие к нему некоторые руководящие работники Центрального аппарата госбезопасности, справедливо усматривающие в АФБ серьезного соперника. На все это накладывалась подковерная борьба в высших эшелонах власти за влияние на Президента, в которой одной из главных фигур становился министр внутренних дел Баранников.
Время от времени снова всплывали разговоры о том, что чекисты неисправимы, в любом случае они остаются приверженцами старого строя и ненавидят демократов. Поэтому, дескать, единственный способ их нейтрализовать — всех уволить без права занятия должностей на государственной службе, то есть принять закон о люстрации, как это было сделано в некоторых восточноевропейских странах.
СВИДЕТЕЛЬСТВО ОЧЕВИДЦА: «Еще в начале октября решался вопрос о люстрации. Эту идею толкали самые рьяные демократы типа Льва Пономарева… Эта тема даже обсуждалась на заседании Госсовета у Бурбулиса… Я туда не был приглашен. Но мне сказали об этом, и сказали конспиративно…»
(В.В. Иваненко, Председатель КГБ России).
ИНФОРМАЦИЯ: «Насколько я помню, идею принятия Закона о люстрации продвигали Галина Старовойтова и вдова Сахарова Елена Боннэр. Они были в близких отношениях с Ельциным… Мне даже непонятно, почему Ельцин не принял этот закон… Может, не хотел обострения отношений?»
(Е.М. Войко, первый заместитель начальника Оперативно-технического управления АФБ России)
Андрей интуитивно чувствовал: должно что-то произойти. И для такого ощущения у него было достаточно оснований. К сожалению, последующие события лишь подтвердили эти предчувствия.
14 декабря 1991 года, день. Москва. Лубянская площадь. Здание АФБ России. Кабинет № 535
— Андрей Петрович, вы уже слышали?
— Что? — Вскинув брови, Орлов посмотрел на вошедшего.
— Да по радио передавали, что в ближайшее время нас объединят с МВД?
— Ну, это не новость! — Андрей поднялся из-за стола. — Уже больше месяца ходят слухи…
— Да, но в этот раз сообщают, что якобы подготовлен указ.
Орлов подошел к говорившему, серьезно посмотрел ему в глаза:
— Вы думаете, это серьезно?
— Похоже! К тому же ребята со Старой площади подтверждают… говорят, что-то готовится.
— Валентиновичу докладывали?
— Еще утром.
— Ну и что?
— Говорит: бред!
— Бред-то бред, но…
Иваненко не было на месте. Последние дни он все-время проводил то в Белом доме, то на Старой площади. Наверное, уже физически ощущая, как инициатива уходит из его рук, Виктор Валентинович предпринимал попытки сохранить свои позиции в команде Ельцина, но закулисные интриги, захлестнувшие новую власть, все больше и больше отторгали его, вбивали клин между ним и президентом, усугубляя недоверие и подозрительность последнего.