Читать интересную книгу К востоку от Эдема - Джон Стейнбек

— Виноват? — Мистер Бейкон, говоривший что-то, умолк.

— Прошу прощенья, — сказал Адам. — Вспомнилось одно дело, которое давно бы надо сделать.

Бейконы учтиво, терпеливо ждали объяснений.

«А что? — Подумал Адам. — Я же в инспекторах ходить не собираюсь. В школьных советах не состою. Чего мне сюсюкать с ними?» И объяснил гостям: — Я вспомнил, что уже больше десяти лет не писал брату. — Покоробившись от такой бестактности, гости обменялись многозначительными взглядами.

Ли разливал в чашки новую порцию чая. Щеки его весело надулись, он поспешил выйти в коридор, и Адам слышал, как он хохотнул там. Бейконы не стали комментировать слова Адама. Прокомментируют потом, по дороге, в коляске.

Ли предвидел, что теперь Бейконы уедут. Он тут же пошел запрягать, подвел коляску под крыльцо.

4

Выйдя на крытое небольшое крыльцо, дети постояли рядком, поглядели, как с раскидистых дубов льет и плещет дождевая влага. Ливень кончился, ушел к дальним раскатам громов, но дождь остался и, видимо, не скоро перестанет.

— А нам сказали, дождя нет, — проговорил Арон.

— Мама не глядя сказала, — мудро разъяснила Абра. — Она всегда не глядя говорит.

— Сколько тебе лет? — спросил Кейл.

— Десять, — ответила Абра.

— Хо! — сказал Кейл. — А нам одиннадцать.

Абра сдвинула шляпу на затылок, так что поля образовали ореол вокруг лица. Абра красива, темные волосы заплетены в косы. Лоб небольшой, округлый, выпуклый, брови ровные. Нос пуговкой, но позже оформится в красиво вздернутый. И уже оформились твердый подбородок и большой яркий рот, прелестный, как цветок. Светло-карие глаза глядят умно, остро и совершенно бесстрашно, глядят прямо в лицо, в глаза то Кейлу, то Арону; и без следа исчезла стеснительность, которую Абра напустила на себя в доме.

— Не верю, что вы близнецы, — сказала Абра. — Вы непохожи друг на друга.

— И всё равно мы близнецы, — сказал Кейл.

— И всё равно мы близнецы, — эхом отозвался Арон.

— Близнецы бывают непохожие, — настаивал Кейл.

— И даже часто, — сказал Арон. — Ли нам объяснил. Если близнецы из одной клетки, то похожи. А если из двух, то нет.

— Мы из двух клеток, — сказал Кейл.

Абра снисходительно усмехнулась — до чего же темный народ эти фермерские дети.

— Из клеток. Ха! Из клеток, — повторила она — негромко, без издевки, но теория Ли заколебалась, зашаталась. И Абра окончательно обрушила её вопросом: — Вы что, из зоопарка? Или кролики?

Мальчики сконфуженно переглянулись. Они впервые столкнулись с неумолимой женской логикой, всепобеждающей даже тогда, когда она неверна и, может быть, тут то она и разит наповал. Это было ново для них, огорошивало, пугало.

— Ли — китаец, — объяснил Кейл.

— Ну, так бы сразу и сказал, — великодушно улыбнулась Абра. — Китайцы все живут в клетушках. — Она помолчала для пущей убедительности. И увидела, что возразить им нечего — она победила, взяла верх над мальчиками.

— Пошли в старый дом, поиграем, — предложил Арон. — Крыша протекает, но там хорошо.

Они пробежали под каплющей листвой в старый санчесовский дом; полуотворенная дверь скрипнула, распахиваясь, на ржавых петлях.

В саманный толстостенный дом давно уже вернулись запустение и разруха. Большая зала, занимающая весь перед, оштукатурена лишь наполовину и так и брошена рабочими десяток с лишним лет назад. В окнах сменены рамы — и так и зияют незастекленные. Настланный пол в пятнах сырости, в углу куча старой бумаги и потемневших мешочков с гвоздями, окутанными ржавчиной.

Стоя на пороге, дети увидели, как из глубины дома вылетела летучая мышь. Серый призрак пометался от стены к стене, потом исчез в дверном проеме.

Мальчики провели Абру по дому, открывая чуланы, показывая умывальники, раковины, люстры, все ещё нераспакованные, ждущие, чтобы их поставили и повесили. Пахло плесенью, сырыми обоями. Дети шли на цыпочках и молча, боясь будить в пустом доме гулкие отзвуки. Воротились в залу.

— Ну, нравится тебе? — повернувшись к Абре, спросил Арон тихо, чтобы не проснулось эхо.

— Д-да, — неуверенно ответила Абра.

— Мы иногда тут играем, — сказал Кейл, смело глядя на неё. — Приезжай, будем играть вместе, если хочешь.

— Я ведь живу в Салинасе, — сказала Абра таким тоном, что близнецы поняли — она существо высшее и деревенскими забавами не интересуется.

Абра почувствовала, что пренебрежительно отвергла главное их сокровище, — и ей стало жаль их. Пусть мужчины народ хлипких качеств, но всё же приятный. И к тому же она не грубиянка.

— Как-нибудь, когда мы будем проезжать здесь, я приду, поиграю с вами немножко, — сказала она уже мягче, и оба мальчика благодарно просветлели.

— Я дам тебе моего кролика, — вдруг сказал Кейл. Хотел отцу, но дам тебе.

— Какого кролика?

— Мы его сегодня застрелили, прямо в сердце стрелой. Он почти и не дернулся.

Арон возмущенно взглянул на брата.

— Это я…

Но Кейл перебил Арона.

— Ты его домой повезешь. Он довольно крупный.

— Зачем мне грязный кролик, весь в крови, — сказала Абра.

— Я ему вымою мех, — сказал Арон, — положу в коробку, обвяжу тесемкой, и если не хочешь его жарить, то можешь устроить ему похороны — у себя дома, в Салинасе.

— Меня уже берут на настоящие похороны, — сказала Абра. — Я вчера ездила. Цветов было — гора, как здесь до крыши.

— Так, значит, не хочешь нашего кролика? — спросил Арон.

Абра посмотрела на тугие солнечные завитки его кудрей, на глаза, готовые заплакать, — и в груди у неё что-то сжалось томяще и что-то горячо затлело — начальная искра любви. И потянуло притронуться к Арону. И она тронула его за руку — и ощутила дрожь в его руке.

— Ну, если уж в коробке, — сказала она.

Теперь, окончательно взяв над мальчиками верх, Абра оглядела побежденных. Тщеславиться она не стала. Мужское неповиновение больше не угрожало — и она исполнилась дружелюбия. Она заметила их стираную-перестиранную одежду, кое-где заплатанную, и ей вспомнились сказки о сиротах.

— Бедные вы, — сказала она. — Отец вас бьет?

Тронутые, но и удивленные, они качнули головой — нет, не бьет.

— Вы в нищете живете?

— В какой нищете? — спросил Кейл.

— Воду таскаете и хворост, как Золушка?

— Какой такой хворост? — не понял Арон.

— Бедняжки, — продолжала она, как бы не слыша переспросов, как бы держа в руке волшебный жезл с сияющей звездой. — А злая мачеха вас ненавидит и сживает со свету?

— У нас нет мачехи, — сказал Кейл.

— У нас нет ни мачехи, ни матери, — сказал Арон. Мама умерла.

Слова эти разрушили сказку, сочиняемую Аброй, но тут же дали ей другой сюжет. Теперь она уже не фея с волшебным жезлом, а дама-благодетельница в большущей шляпе со страусовым пером, и в руке у неё громадная корзина, и из неё торчат ноги жареной индейки.

— Горькие вы мои сиротки, — сказала она нежно. — Я буду ваша мама. Буду брать вас на руки, баюкать и рассказывать вам сказки.

— Мы слишком большие, — сказал Кейл. — Ты с нами грохнешься со стула.

Абра отвернулась от него — фу, какой грубиян. А вот Арона её сказка увлекла. Абра видела, как улыбаются его глаза, словно она уже баюкает его, а он покачивается в её руках, — и опять в ней сладко сжалось сердце.

— Скажи, а вашу маму пышно хоронили? — спросила она ласково.

— Мы не помним, — отвечал Арон. — Мы маленькие были.

— А где похоронили? Вы ведь, наверно, носите цветы ей на могилу. Мы всегда носим — бабушке и дяде Альберту.

— Мы не знаем, где она лежит, — сказал Арон.

Глаза Кейла заинтересованно блеснули — в них пробудилось чуть ли не торжество. Он сказал наивным голоском:

— Я спрошу отца, где, и мы понесем ей цветы.

— Я с вами пойду, — сказала Абра. — Я умею делать венки. И вас научу. Научить? — спросила она замолчавшего грустно Арона.

— Научи, — проговорил он.

Её потянуло опять дотронуться до него. Она потрепала его по плечу, коснулась щеки.

— Ваша мама будет рада, — сказала она. — Даже когда они на небесах, они глядят на землю и все видят. Так мой папа говорит. Он знает об этом стихотворение.

— Пойду кролика упакую. У меня есть коробка от брюк. — И Арон побежал домой. Кейл глядел ему вслед, усмехаясь.

— Ты чего улыбаешься? — спросила Абра.

— Да так, — сказал Кейл, в упор глядя на Абру.

Она решила его переглядеть. Она была на это мастерица. Но Кейл и не думал опускать глаза под её взглядом. Первоначальная робость уже прошла, и он ликующе чувствовал, что выходит из-под её власти. Он знал, что Арон ей больше по душе, но это было ему не ново. Почти всем больше нравится Арон с его золотистыми кудрями и открытой, простодушно-щенячьей манерой приязненно льнуть. А чувства Кейла крылись глубоко и выглядывали осторожно, готовые тут же спрятаться или мстяще атаковать. И он уже начал карать Абру за то, что она предпочла Арона, — и это было тоже не ново. Он уже давно так поступал — с тех самых пор, как открыл в себе способность карать. И эти тайные отместки стали как бы его творчеством.