Читать интересную книгу Граждане Рима - София Мак-Дугалл

ТЕРНИИ

Надо найти какую-нибудь зацепку, чтобы вернуться, подумала Уна. И немедленно — пока хватает сил, нечего ждать, что станет лучше, не станет.

И она цеплялась снова и снова, пока наконец не встала, выпрямившись, как подобает, и не пошла по ущелью обратно к домикам, с бесстрастным, как ей казалось, ничего не выражающим лицом.

Не дожидаясь, пока застывшие в глазах слезы высохнут, она одним ловким движением утерла их. Они так долго стояли в глазах, что, казалось, она и не плакала вовсе, и то, что она сделала, могло быть продиктовано простым стремлением к опрятности. Она тщательно вытерла лицо, как умывающаяся кошка.

Кроме того, у нее было чувство, что она все разрушила. Она никак не могла придумать, как вернуть себе уверенность, или только пообещать себе, что, сделай она это, все сразу наладится. Она не могла решить даже, чего она хочет — быть с Марком или остаться в колонии. Теперь ей хотелось только одного — потянуть время.

Она никого не хотела видеть и в то же время чувствовала, что больше не может оставаться одна. Можно было, скажем, разыскать Сулиена и помочь ему, что бы он ни делал, ничего не объясняя. С мягким удивлением она обнаружила, что думает и о Лал тоже — можно было пойти к ней, посидеть среди ее настенных росписей, помочь с расписанием и дать ей волю поговорить о Сулиене. Но Лал умела выуживать из людей то, что у них на уме, ей нравилось это, она была слишком опасна.

Конечно, она и сама умела выуживать из людей то, что у них на уме, но это было совсем другое. И единственное, что она могла сделать сейчас для Марка, было побродить по колонии, проверяя и прислушиваясь. По крайней мере, она могла сделать это, хотя ей вовсе не хотелось знать, что чувствуют люди.

Сразу за домиками, на склоне, Уна увидела Даму, который яростно тянул за веревку, перекинутую через молодую ветвь, при этом безостановочно крутя руками. Правый конец веревки он обмотал вокруг пальцев и запястья, схватить его он не мог.

Уне захотелось узнать, видел ли он возвращавшегося Марка, но в любом случае было хорошо встретить кого-нибудь не слишком назойливого. Она не сомневалась, что ей удастся приветливо сказать: «Эй, что это ты делаешь?» — без приметной дрожи в голосе или лице.

— Сулиен сказал, что мне надо почаще делать упражнения вроде этого. Чтобы развивать мышцы плечей. Здорово помогает.

И все же он остановился и с неприязнью снял обмотанную вокруг пальцев веревку.

— Глупо, наверно, выглядит. Будто я тягаюсь с деревом.

— Ничего не глупо.

Но Дама не стал возобновлять своих упражнений и вместо этого пошел рядом с Уной.

— Ты в порядке? — спросил он. — Больно у тебя вид какой-то несчастный.

Это был удар ниже пояса; Уна не подготовилась к неожиданным проявлениям симпатии. Застигнутая врасплох вопросами Дамы, она ответила:

— Нет.

— Нет? А мне кажется, да.

Он хотел бы утешить Уну, но не знал наверняка, как сделать это лучше, и боялся, что невольно заставит ее сказать про Марка что-нибудь, чего ему отнюдь не хочется слышать.

— Все прекрасно! — Но Уна поняла, что этого мало, что, если она ограничится сказанным, все ее притворство пойдет впустую. — Просто… устала.

— Ну, в порядке, так в порядке, — натянуто улыбнулся Дама. — И я не выгляжу глупо.

— Нет, не выглядишь, — нетерпеливо вздохнула она, будто он не может понять такую простую вещь, но реплика Дамы еще больше вывела ее из равновесия. — А что?

— Дело в том… — замурлыкал Дама, — сначала ты привыкала к мысли, что должна убежать, должна спасти Сулиена, прийти сюда, а теперь?..

Уна перевела дыхание, чувствуя, что понемножку расслабляется, впадает в какое-то безвольное невеселое состояние, что она слишком устала и ей даже легче, что Дама ни словом не упомянул о Марке. Теперь она уже не так внимательно следила за своим голосом.

— Я… да, я думала, что делать дальше.

И это была правда: связанные с Марком страдания, казалось, переполнили чашу, пропитали собой все. С тех пор как он оставил ее, Уна только и думала: что же мне делать, для чего я вообще существую?

— Ты можешь остаться и помогать нам. — Уна терпеливо кивнула. — Только этого мало, — сказал Дама.

— Ох, да… — Уна подумала, что Даму оскорбляет выражение ее лица. — И мне так кажется.

Какое-то время они шли молча, наконец Уна шепнула:

— Откуда ты узнал?

— По-моему, мы в каком-то смысле похожи.

— Да, — сказала Уна, все еще пребывая в трансе.

— Но ты не должна думать, что тратишь жизнь впустую, и я знаю, ты так никогда не скажешь. И никто из нас не может так говорить, когда кругом столько работы, столько зла, против которого стоит бороться: Рим, рабство.

— Это дело Марка, — с горечью произнесла Уна.

— Нет, это общее дело. И ты это знаешь, чувствуешь.

— Да, потому что всякий, кто бездействует, становится частью этого, — к собственному удивлению, ответила Уна, и от сознания этого на душе у нее потеплело.

И, как тот момент, когда Уна сказала, что она больше не рабыня, лицо Дамы просветлело от удовольствия. Но Уна тут же устало произнесла:

— Да, я чувствую это, но не знаю, что нам с этим делать, я не могу…

Они дошли до домиков. Для Уны они как-то поблекли, словно опустели, словно им чего-то не хватает, словно она смотрела на них, прищурив один глаз. Это казалось естественным.

— Если твой Новий… — Дама услышал грубые нотки в своем голосе и моментально понял, что совершает ошибку. — Если это случится, — быстро начал он снова, — то все изменится и нам придется быть наготове. Помочь. Чтобы никто наверняка не встал у него на пути, не помешал. А если не выйдет, то мы должны приготовиться ко второй попытке.

— И вовсе он не мой, — впервые с холодком ответила Уна.

Делир, переваливаясь с боку на бок, бросился им наперерез справа, поспешавшая рядом Зи-е крикнула:

— Вы не видели Лал? Или Пирру?

Уна отрицательно покачала головой.

— О, эта женщина, — необычным для себя брюзгливым тоном сказал Делир и действительно стал похож на нытика. — Если она окончательно спятила, то клянусь, я тоже спячу, еще как спячу, и тогда посмотрим, как ей это понравится.

Но Уна не шевельнулась и едва заметила, как Делир и Зи-е, торопливо спустившись по лестницам, промчались по мосту мимо нее. Ощущение холода, утраты только обострилось. Она словно позабыла о предупреждении, вошла в знакомую комнату, тени в которой сместились, потому что одна из лампочек перегорела.

— Что такое? Все, как я говорил? — встревожился Дама.

— Нет, — ответила Уна рассеянно и постояла еще мгновение, чтобы все в комнате ее ощущений встало на свои места, потому что скоро ей предстояло увидеть, в чем дело. Медленно, автоматически она посмотрела по сторонам. — Он не должен был покидать ущелья, он…

Она сделала то, чего никогда не делала прежде, и, подбежав к домику, где жили Марк с Сулиеном, распахнула дверь.

— Что ты делаешь? — спросил последовавший за ней Дама.

Уна, замерев, разглядывала беспорядок в комнате. Она не представляла, что она может увидеть. Марка в комнате не было, но это еще ни о чем не говорило. Она увидела одежду, показавшуюся ей одеждой Марка, вперемешку с вещами Сулиена; пожитки обоих были настолько скудными и неотличимыми друг от друга, что по отсутствию той или иной вещи еще нельзя было с уверенностью сказать, что кто-то из обитателей исчез.

Ей не пришло в голову поискать вязаную шапку — сейчас она даже не представляла, какой силой наделила эту пустячную вещицу. В лихорадочной спешке она выдвинула неподатливый ящик, — должна же была быть хоть одна улика. Но Марка и след простыл, и с каждым мгновением Уне все меньше верилось, что ей удастся найти его, однако это еще не означало, что он покинул ущелье, вполне вероятно, Тиро, или Мариний, или кто-нибудь еще и вправду хотел убить его, а она этого не заметила?!

Дама стоял, уязвленно и бдительно за ней наблюдая.

— Он ушел?

— Его куртка! — вскрикнула Уна. — И еще у Сулиена были наши рюкзаки, теперь их тоже нет! Марк.

Она закрыла лицо ладонями, но через мгновение почувствовала сердитое и в то же время трепетное облегчение. Если он покинул ущелье по собственной воле, то подверг себя необдуманному риску, однако Пирре в лесах никто не причинил вреда, или, вернее, единственный вред причинила себе она сама. К тому же найти ее оказалось совсем просто.

Неужели он ушел из-за нее, с досады? Эта пугающая мысль смутила Уну, но в то же время в ней заключалась язвительная насмешка, которая всегда подкрепляла ее, как обжигающий глоток спиртного. Вдруг оказалось возможно взглянуть на случившееся как на нелепое недоразумение.

— Делиру виднее, — расслабленно произнес Дама.

Странно, однако Уне это до сих пор не приходило в голову — единственным инстинктивным желанием было рассказать обо всем Сулиену.