— В этом мире, боюсь, оно единственное, — поправил я разведчика, возвращаясь к мрачным мыслям. — Мы слушаем, и очень внимательно.
— Хорошо, но все же выберете себе напитки, совещание вряд ли будет быстрым, так что я успею все рассказать. Часа три у нас есть, — встряхнув руку, посмотрел на часы Борис. Блин, а ведь это реально выглядит стильно. Смотреть на наручные часы, механические, а не на смарт-часы, уже привычные всему миру.
— Ваш коктейль, — нагло вмешавшись в мои мысли, сказала секретарь, выставляя с подноса напитки. Коктейль был… черт, я такие только у инстасамок видел и в кино. Высокий, с присыпками и всякими трубочками.
— Это. Гхм. У вас для любителя айфонов, что ли? — не удержавшись, спросил я, но секретарь уже вернулась к себе за стол. Напарники, попивающие свой кофе, смотрели на меня с насмешливым прищуром, но я решил не теряться и попробовать.
— Ого, а это реально вкусно, спасибо, — прокомментировал я и только на половине стакана понял, как на меня смотрят. — Да и фиг с вами, нормальных углеводов не было сколько дней, да и сладкого тоже. Хотите в кофе настоящее мороженое добавить? На сливках?
Ольга отказываться не стала, а когда распробовала и вовсе отобрала у меня стакан. Прямо скажем, вкуснее этого коктейля я в жизни не пробовал. Мда. На ум приходили разные эпитеты, да и мысли скакали от «вот гады» и «как так можно жить» до «вот так жить можно». И Вячеслав со своей новой аристократией вспомнился.
— Начнем сначала, — явно наслаждаясь нашей реакцией, сказал Борис. — Все началось…
— Две, нет, уже три недели назад, — недовольно сказал я.
— Пятьдесят три дня, — поправил меня разведчик и улыбнулся, увидев наши вытянутые лица. — Да, чуть меньше двух месяцев. Именно тогда в управление пришла депеша из «Роскосмоса». Наши иностранные партнеры жаловались на препятствование осуществлению деятельности своих спутников вне государственной зоны. На высоте тысячи километров.
Шутка о том, что астронавтам мешает космическая радиация, гуляла по всему штабу три дня. А потом НАСА согласовало заявление вместе с Пекином, и стало уже не до юмора. Спутники выше пятисот километров над землей, при пролете над Европой и западной Россией начали терять качество связи. У наших такой проблемы не было — они висят в другом полушарии, ну и спутники связи куда ниже.
Появился вопрос, не испытывают ли новое средство глушения. Но помехи возникали только днем, шли из неизвестного нам сектора, и в видимом спектре никаких источников излучения между нами и солнцем не наблюдалось. Возникла и тут же была отметена идея о вспышке на солнце — облучали только нас, а это не так работает.
— Погодите, вы знали, что происходит нечто непонятное два месяца? — ошарашенно спросил Михаил.
— Естественно. Но мы много чего знаем, другое дело, что эти факторы редко совпадают или представляют стратегический интерес, — чуть поморщившись, сказал Борис. — Но тем не менее была создана рабочая группа, в которую я вошел. Мы начали анализировать все странности, происходящие на облучаемой территории. Все телескопы были повернуты в точку предполагаемой угрозы. Ничего. Вернее, ничего конкретного. Но излучением и помехами дело не ограничилось.
Примерно сорок пять дней назад, точнее не отследить, начались миграции птиц и животных. Посреди зимы, что невероятно само по себе. Даже некоторые из подвидов голубей и крыс снялись с помоек и начали уходить в разные стороны от Москвы. Но не все, так что мы поставили задачу орнитологам и зоологам выяснить причину. Ее не нашли, вывели только общее родство птиц по области проживания предков — регион Греции.
Сорок дней назад пропали тараканы. В этот же момент угол облучаемой области существенно заострился. Мы начали негласное сотрудничество с ведомствами Европы, США и Китая. Ждать было нельзя, угроза могла повлиять на миллионы. — Борис на секунду запнулся, очевидно, вспоминая работу в те дни. — Мы предполагали радиационную, радио и лучевую опасность. Разрабатывали меры противодействия.
Затребовав помощи от МВД, МинОбрНауки, Росгвардии и армии мы провели ряд учений. В войсках все прошло как надо, в школах — куда хуже, но терпимо, в институтах и университетах — как смогли. Подростковый возраст… недоверие власти, максимализм. Но мы продолжали готовиться к ожидаемым угрозам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Добились от штаба армии проверки противорадиационных средств в аптечках первой помощи. Запустили несколько передач по федеральным каналам. Когда зона облучения стала соразмерна с Московской областью — начали бить тревогу. Теперь уже сбоили спутники на высоте в сто километров — теле и радиотрансляция, ГЛОНАС. Но атмосфера нивелировала все вредные излучения, и на поверхности все показатели оставались в норме.
А потом постучали с другой стороны. Россия вообще не наша ответственность, мы работаем вовне и совершенно пропустили действия коллег из ФСБ, но они пришли почти вовремя, когда оперативники начали сталкиваться на местах. — Борис поморщился, явно вспоминая пару неприятных моментов. — В общем, нам в группу поступил доклад о странном поведении тоталитарных сект.
В течение двух месяцев большинство самых опасных, имеющих влияние пророков начали большое переселение. Почти все покидали Москву, выводили финансы из местных банков, продавали все активы, бросали паству и хлебные места. Другие, наоборот, собирали всех последователей в одном месте. Выкупали за совершенно дикие деньги недвижимость и приобретали огнестрельное оружие.
— Вы знали, что эти психи готовятся к концу света, и ничего не сделали? — подавшись вперед, спросил я.
— Знали, но все эти факты могли быть не связаны друг с другом, — ответил Борис. — Животные могли мигрировать из-за вышек и ва-фай сетей. Излучение могло быть точечным выбросом, а секты, особенно дикие и тоталитарные, конец света объявляют по три раза в год, когда им нужно собрать больше средств. Доказательств большой беды не было.
— Охренеть, — схватившись за голову, произнес Михаил. — Но вы ведь могли хоть объявление сделать? Рассказать всем о происходящем.
— Где? На РЕН-ТВ в разделе о рептилойдах? — грустно улыбнулся Борис. — Как я уже сказал, передачи проводились, информацию дозированно мы давали. Попросили коллег разобраться с сектами, дали добро на исследования… и, возможно, они даже принесли бы результаты, если бы вовремя завершились.
Так или иначе ко дню «икс», когда излучение покрыло бы только Москву, мы были готовы как могли. Вот только готовились мы, напомню, к лучевой атаке, к усиленному электромагнитному излучению и возможным сбоям в электросетях и связи. А это все лечится просто сидением дома и эвакуацией, — мрачно сказал разведчик. — В инженерных, хим и ракетных войсках был за неделю введен режим повышенной готовности. А потом долбануло.
— Да уж, долбануло знатно, — не выдержав, прокомментировал я.
— Да, — не став спорить, кивнул Борис. — И никакие протоколы или повышенная боеготовность от этого спасти не могли. Излучение прекратилось в шесть тридцать пять утра. Все выдохнули, тревогу отменили. Несколько часов ничего не происходило, а потом резко посыпалась инфраструктура. Радары дальнего наблюдения, точки проверки излучения — все сошло с ума. За пять минут до часа «П» отрубилась сотовая связь.
— Сирены сработали минута в минуту, даже в нашей части, — сказала не слишком довольно Ольга. — Я ни в чем не обвиняю, но…
— Связи не было, передать мы ничего не могли, как и проверить выполнение приказов на местах. Да и группу нашу уже начали переформировывать, заставив передать дела другим службам, — ответил Борис, двумя руками сжимающий кружку, на дне которой плескался черный осадок. — Мы реагировали как могли, но даже в штабе мнения до часа «П» разнились.
Угроза потери связи рассматривалась как самая серьезная, а потому многие части и оперативные подразделения, связанные с аналитикой ближнего зарубежья, были переведены в другие места. Некоторые, кто воспринял угрозу всерьез, просили перевести их, даже с понижением в звании, в другие регионы. Но кое-что мы сделали, почти не сговариваясь, перевезли семьи поближе к штабу.