"...Личное присутствие здесь получателя награды не является обязательным..." Значит, выход... есть?" - думается мне.
Текст ответа телеграммы в Шведскую академию у Александра Исаевича уже готов. Он переписывает его на бланк латинскими буквами. А содержание было таким: "Вашу телеграмму получил. Благодарю. В присуждении Нобелевской премии вижу дань русской литературе и нашей трудной истории. К традиционному дню намерен приехать Стокгольм для личного получения.
Солженицын"
...А как же... супруга?.. "С супругой"?.. Увы... Читаем мамины письма.
Сане: "Дорогой Саня, поздравляю тебя с большой наградой от всего сердца, в котором ты занял так много места. Я слишком взволнована этим большим событием, но и слишком надорвана последними переживаниями.
В голове все путается. Одно чувство наскакивает на другое. Гордость за тебя смешивается с горечью от чего-то утраченного, дорогого, самого родного.
Желаю тебе радостного творчества.
Обнимаю тебя. М. К.".
Мне: "Дорогая моя Натусенька, поздравляю тебя с большой наградой, присужденной Сане. Считаю, что и ты, пронося себя через все тяжести и невзгоды, должна чувствовать себя хотя бы маленькой крупицей большого труда, за который Саня так высоко награжден.
Целую тебя крепко-крепко.
Желаю мужества и мужества.
Мама".
Нам обоим: "Хочется мне сказать no-старому, по-обычному: Дорогие мои ребятки, поздравляю вас с большим радостным событием 8 октября.
Оно и радостное, и тревожное.
Но хочется, чтобы оно для вас было и общей радостью, и общей тревогой.
Обнимаю вас.
Мама".
Мама сообщала также, что у нас дома, в Рязани, перебывали все друзья. Все радуются и поздравляют.
Написав сначала краткий ответ всем рязанским друзьям сразу, в одном письме, Саня написал и маме:
"Дорогая Мария Константиновна!
Спасибо! Крепитесь, держитесь!
Все трудно, сложно, трудней, чем вы знаете. Наташа расскажет, когда будет в Рязани".
Ведь мама не знала главного: о ребенке. Я читала письмо по мере того, как муж писал его: я всегда любила следить за движением его мысли, присутствовать при рождении фраз... Когда прочла: "Крепитесь, держитесь!" попросила приписать, что все постараемся быть на высоте. Саня продолжил: "Будем стараться все быть на высоте и положимся на волю Божью. Обнимаю сердечно, целую!
Саня".
Кроме поручения сдать телеграмму в Шведскую академию (отослала с Центрального телеграфа около 17 часов!), я получаю еще одно задание от мужа, для чего нужно съездить к Копелевым.
Прочтя телеграмму от Шведской академии, Лев Зиновьевич сказал:
- Бог есть! Ему дают премию за нравственную силу. Швеция этого не любит. Приглашают с супругой...
"..А поедет без нее", - грустно подумала я.
В тот же день, 10 октября, наши газеты возвестили, как наше правительство реагирует на награждение писателя Солженицына Нобелевской премией. В "Правде", "Известиях", "Комсомольской правде", "Труде" была напечатана короткая заметка под названием "НЕДОСТОЙНАЯ ИГРА" (по поводу присуждения А. Солженицыну Нобелевской премии). Из заметки следовало, что корреспонденту "Известий" в Секретариате Союза писателей СССР было сообщено следующее.
"Как уже известно общественности, сочинения этого литератора, нелегально вывезенные за рубеж и опубликованные там, давно используются реакционными кругами Запада в антисоветских целях.
Советские писатели неоднократно высказывали в печати свое отношение к творчеству и поведению А. Солженицына, которые как отмечалось секретариатом правления Союза писателей РСФСР, вступили в противоречие с принципами и задачами добровольного объединения советских литераторов. Советские писатели исключили А. Солженицына из рядов своего Союза. Как мы знаем, это решение активно поддержано всей общественностью страны.
Приходится сожалеть, что Нобелевский комитет позволил вовлечь себя в недостойную игру, затеянную отнюдь не в интересах развития духовных ценностей и традиций литературы, а продиктованную спекулятивными политическими соображениями".
Однако в противоречии с утверждением, что решение об исключении Солженицына из Союза писателей "активно поддержано всей общественностью страны", в Рязань 10 же октября продолжают поступать телеграммы с поздравлениями. Вот некоторые...
Из Москвы: "Дорогой Александр Исаевич, Нобелевская премия сердец ваших читателей давно присуждена вам. Теперь идет только формальный акт вручения".
"Горячо поздравляем Нобелевской премией, наградой вашего таланта давать людям надежду и уверенность".
"Сердечна поздравляю Вас. Пусть знают ваши гонители, что с вами наша совесть".
Из Киева: "Дорогой Александр Исаевич, примите наши поздравления и наилучшие пожелания в связи с присуждением вам Нобелевской премии.
Двадцать шесть киевлян, почитающих ваш талант".
"Поздравляю лучшего писателя сегодняшней России заслуженным признанием. Вы не одиноки.
Из тысяч ваших единомышленников..."
Из Риги: "Горячо поздравляю получением премии.
Знакомый вам читатель".
Из Волгограда: "Поздравляю". Самая лаконичная телеграмма из всех!
11 октября - воскресенье. Рано позавтракав, мы с Ниной Викторовной едем в Вешняковский переулок. Церковь... Слитно звучащий хор... Служба... Потом - проповедь... На этот раз мне все хорошо слышно. Отец Всеволод говорит о рыбаках, о том, как сразу наполнились их сети, когда они послушались веления Христа, выполнили Божью волю, отплыв на глубину... Так и в жизни... Все поступки наши должны идти из глубины... Мы часто принимаем за настоящее то, что на поверхности. Мы и совесть свою стараемся приспособить к своим поступкам, оправдать их... А надо проверять: соответствуют ли наши поступки воле Божьей. Надо жить по воле Божьей!..
Как и говорила мне Нина Викторовна, и в самом деле кажется, что именно ко мне обращены слова священника. И так хочется, чтобы Саня услышал их, понял, что он на мелководье...
- Господи, разбуди его, - шепчу я, заливаясь слезами...
Потом я у Верони, за роялем. У нее же познакомилась с женой одного политического заключен-ного из Горького, Светланой. Она - на пути в лагерь. Едет на первое свидание с мужем, которому предстоит отбыть 7 лет лагерей. Глаза ее горят счастливым блеском, хотя тут же и всплакнула. Мне все так понятно... Завидую ей из своего прошлого. В наше время не давали "семейных свиданий", когда бы мужа на несколько дней освобождали от работы и супруги проводили бы их вдвоем, без надзирателей, без посторонних глаз...
Александр Исаевич провел этот день в "Сеславине". Работал. К нему пытались прорваться какие-то иностранные корреспонденты, но он их попросту прогнал, как умел вообще обходиться с надоедавшими корреспондентами и с неугодными посетителями...
А в Рязань продолжали идти телеграммы и в тот день, и в последующие...
Из Киева: "Безмерно горды за вас. Нет уже оглушающей немоты. Слово "набат" звучит".
Из Новосибирска: "Поздравляем с премией. Держитесь".
Из Воронежа: "Поздравляю присуждением Нобелевской премии. Долгой жизни вам и новых книг.
Нержин Глеб".
Из Новосибирска: "Учитель... спасибо за все ваши уроки гуманизма, чести, добра, благородства. Мужества вам и здоровья!"
Телеграммы из Севастополя, Ульяновска, Воронежа и других городов нашей страны. Пачка поздравлений - из-за границы: из Берна, Брюсселя, Осло, Стокгольма, Сант-Яго, Кракова, Франкфурта-на-Майне...
Телеграммой с регистрационным номером 75, пришедшей в Рязань 17 октября, оборвались чтение и регистрация мамой приходящей поздравительной корреспонденции. Накануне ей позвонила Вероника и сказала: "Мне Наташа не нравится. Может, приехали бы?.."
При разборке маминого архива, уже после ее смерти, я обнаружила два сохраненных ею железнодорожных билетика. На обертке - надпись: "Билеты моей горестной поездки в Москву. (18 октября - 13 ноября 70 г.)".
8. "По воле Божьей!"
13 октября я посетила Всеволода Дмитриевича Шпиллера. Рассказала ему обо всем, что произошло после того, как у него был Александр Исаевич.
Отец Всеволод очень оценил ту роль, которую сыграл Николай Иванович Кобозев. Сказал Людмиле Сергеевне: "Нашелся человек, который пошел дальше меня. Дела обстоят намного лучше".
Когда я пересказала Людмиле Сергеевне основную мысль Кобозева, что в нашей ситуации нельзя страдания взваливать только на одного человека, что нужна нравственная расплата, она отозвалась:
- Какой мудрец!
Всеволод Дмитриевич просит передать привет Николаю Ивановичу.
Прочла отцу Всеволоду черновик своего письма мужу, от 6 октября.
- Это - не самоуничижение, - заключил он в ответ на мои сомнения, это настоящее смирение.
С Вероникой у нас в тот день снова была небольшая перепалка. Она меня все в чем-то упрекает. Я предложила ей:
- Устрой мне встречу с любым человеком, который считает, что Саня должен со мной развестись!
- У меня нет такого человека. Да и я сама этого не считаю.