Читать интересную книгу Девочка-лед (СИ) - Джолос Анна

— Ника, — отец делает несколько шагов в ее направлении.

— Стой, где стоишь. Не подходи! Я порежу себя, клянусь, порежу! — истерично обещает она, стреляя в нас глазами.

Просто жесть…

Люди, стоящие неподалеку, шарахаются в сторону.

— Лееееша!

— Отдай мне его, — требую настойчиво, протягивая руку.

— ИУДА! НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! — снова повторяет она. — СМОТРИ, ЧТО Я СДЕЛАЮ!

Поднимает руку, закатывает рукав и резким движением режет ее сверху-вниз. Быстро. Целенаправленно.

— Господи, дочка!

— Опусти нож, — пытаюсь произнести спокойно. — Давай поговорим. Иди сюда.

Но она качает головой и отходит назад. Глаза как-то странно бегают. Потирает плечи, словно ей холодно. Дергает шеей.

— Ника… Хочешь ко мне? Поехали ладно, — подбираюсь ближе. Краем глаза замечаю, что людская паника поутихла, и многие в ужасе наблюдают за тем, что происходит.

— К тебе? — она колеблется.

— Да. Посмотрим твой Ривердэйл, я сварю тебе кофе, — подбираюсь еще ближе, запудривая ей мозги. И вот она уже на расстоянии вытянутой руки.

— И ту итальянскую пиццу закажем, да? — продолжает сама, судорожно втягивая носом воздух.

Я молча киваю.

— И я останусь у тебя, да? Не будешь выгонять? — спрашивает надломленным голосом. — Не будешь?

— Не буду, зай. Поехали, — протягиваю ладонь, пальцем поглаживаю лезвие.

Добираюсь до ручки, сжимаю. Хочу забрать, но она тоже дергается, не желая отдавать его. Успеваю схватить лезвия, но мои пальцы соскакивают. Порезаны.

— Ника, — рывок вперед.

— Нет. Он мой! Отпусти! — сгибается пополам.

Подарил на свою голову когда-то.

Мы с ней боремся. Я сильнее, конечно, но она, вырываясь, беспорядочно размахивает ножом. По неосторожности задевает им меня несколько раз. Неприятно. Чужой джемпер, который на мне, стремительно пропитывается кровью.

— НЕТ! НЕ ОТДАМ!

— НИКА! — к нам бросается ее отец. Он шокирован и не знает, как быть.

И вот нож, наконец, падает на пол. Я, тяжело дыша, скручиваю рыдающую Веронику.

— Что тут происходит? — очень «вовремя» начинают маячить перед нами сотрудники полиции.

— ОТПУСТИ! — рыдает в голос, сползая на пол. Ложится прямо на него в позу эмбриона.

Шум. Голоса. Смотрю на свои окровавленные руки… смотрю на нее… и не верю. Не верю, что все это происходит на самом деле. Как в чертовом кино. Да только не в кино мы вовсе…

Глава 62

АЛЕНА

Тридцать первое декабря, вечер. Мы с Ульянкой сидим на кровати и тихонько читаем «Гарри Поттера и Узника Азкабана». На окне гирляндами переливается маленькая елочка. То немногое, что я смогла организовать для сестры. Но она, как всегда, довольна и этим.

Жаль, что я не могу подарить тебе, мой ангел, весь мир… А так хотелось бы.

За стеной уже вовсю празднуют. Громко звучат голоса, громко работает телевизор, по которому показывают старые-добрые фильмы, периодически играет музыка и раздается топот. Судя по всему, в нашей квартире, как и в прошлом году, много людей. Незнакомых мне людей. Именно поэтому дверь изнутри заперта. Потому что пьяные гости могут быть опасны. Мало ли, что им взбредет в хмельную голову. Знаем, проходили и не раз…

— Малыш, давай теперь ты, — передаю книгу Ульянке. Потому что сама больше читать не могу.

Мыслями я точно не здесь. А все еще там, во вчерашнем дне. Бесконечном, долгом и отвратительном. Думала, этот кошмар никогда не закончится…

Полицейские, знакомые Сашиного папы, приехали в школу очень быстро. Они задавали вопросы о случившемся. Много вопросов. Один за другим. Расспрашивали о подробностях, озвучивать которые не хотелось. Долго просматривали записи с внутренних и наружных камер видеонаблюдения, общались с охранником и дворником.

Я прислушалась к совету Романа. Рассказала все, как есть, опуская лишь некоторые детали, касающиеся монолога Ники. И вот — уже спустя час в кабинете, изображая жертву обстоятельств, горько рыдала учащаяся одиннадцатого «Б» Марина Сивова. Утверждая, что и ей Грановская угрожала ножом. Мол потому и согласилась участвовать в детально продуманном плане Вероники, целью которого было меня «припугнуть».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Вот и вся дружба. Как только Сивовой объяснили, куда она попадет, теплые чувства к подруге растаяли как эскимо на солнце. Но ее версия с моей, конечно же, не совпадала. Со слов Марины, она только держала меня и просила Нику остановиться, когда начала понимать, что все зашло слишком далеко.

В голове у меня все еще раздавался ее веселый смех, и я, глядя на нее, поражалась тому, какое она ничтожество. А Сивова? Что Сивова… Она истерила и плакала. Повторяла, что не виновата. Что ее заставили. Принудили.

Я ушам своим не верила. Марина изворачивалась как уж на сковороде. Врала безбожно, не краснея. Пыталась извиняться передо мной. Неискренне совершенно. И потому мне не было жаль ее совсем. Даже хорошо, что ей грозит воспитательное учреждение. Если ее и впрямь отправят туда, в чем я пока сомневаюсь, то многие учащиеся вздохнут свободно. От ее тяжелой руки то и дело страдают те, кто помладше.

Родители Сивовой: пожилой дядечка и очень пышная дама, молча кивали головами, внимательно слушая инспектора. Чего не скажешь о Грановских, заявившихся в Гимназию часом позднее.

Мне родители Вероники не понравились сразу. Они вели себя просто ужасно. Хамили директору, нападали с обвинениями на меня и Рому, который, к слову, тоже пострадал от рук своей бывшей девушки. Я, когда увидела его окровавленный джемпер, очень испугалась.

Порезала. И его тоже она порезала… Совсем с ума сошла, глупая. Разве можно вот так? Разве причинишь ты боль тому человеку, которого любишь? Для меня эти две фразы даже дико употребить в одном предложении.

Пока отец Грановской по имени Алексей поливал грязью Пельш и толкал Ромку, утверждая, что во всех бедах виноват он и только он, я думала о том, что Вероника глубоко несчастлива. Моя мать, к примеру, не пытается делать вид, что я — центр ее Вселенной, а тут… «Ника. Ника», «мы все делаем ради дочери». А по итогу выходит так, что не очень-то они со своей дочерью и знакомы. По их описанию — речь будто о другом человеке. Хотя для родителей их ребенок всегда идеален, наверно.

Когда дело чуть не дошло до драки, сотрудники полиции очнулись и увели-таки буйного Алексея на пару с женой в отдельный кабинет. Рома же до этого момента оставался странно спокойным. Молча слушал отца Грановской и так же безмолвно стерпел его нападение. А ведь мог ударить в ответ запросто, но не стал этого делать. И это вызывает уважение.

После концерта Грановских (мать Ники вообще изобразила сердечный приступ), Рома просто подошел ко мне и взял за руку. Так и стоял рядом, сжимая мои ледяные пальцы в своей, перемотанной бинтом ладони. И почему-то мне вдруг захотелось, чтобы никогда не отпускал…

Что до моей матери, то в гимназию она не приехала. До нее так и не смогли дозвониться. Поэтому один из сотрудников уже ночью поехал к нам домой вместе со мной. Рома тоже поехал. Но подняться ему запретили, ссылаясь на разговор тет-а-тет.

Проводил меня до двери. Поцеловал в лоб и пообещал, что мы увидимся утром. И руку все-таки отпустил. А так не хотелось…

К счастью, были в нашей обшарпанной квартире только мать и Вадим. И даже почти трезвые, что удивительно. Но инспектору, думаю, итак все стало предельно ясно с первых секунд знакомства. Алкоголиков со стажем видно, что называется, невооруженным глазом. Да и стойкий аромат горячительных напитков нашу обитель не покидает уже слишком давно. Мне кажется, он въелся во все щели, впитался в ткань занавесок и намертво закрепился в том месте, что зовется домом…

Противно было наблюдать показную реакцию матери на новость о том, что ее «дочь подверглась физическому насилию со стороны одноклассниц». Охала, ахала, гладила мою руку и сжимала плечи, то и дело окидывая меня озабоченным взглядом. Выглядело это настолько фальшиво, что хотелось в ту же секунду встать и покинуть квартиру. Квартиру, так и не принесшую нам счастья, а ведь именно на это рассчитывала бабушка.