тем, как выехать в Лонг-Бич, я выпил слишком много кофе и, когда был у дома Джеймса, чувствовал себя очень неловко.
Это отвлекло её от кошки.
— Почему?
— Мне хотелось в туалет. Очень хотелось.
— О, Боже мой.
— Я поспешил к парадной двери и позвонил. Звонил снова и снова, но Джеймс всё не открывал. Как оказалось, он забыл о нашей встрече и поехал по магазинам. Но тогда я об этом не знал. Я знал одно — дверь мне не открывают, ещё чуть-чуть — и я обделаюсь.
— Нельзя говорить такое при детях!
— К сожалению, состояние моего мочевого пузыря — неотъемлемая часть этой истории. Как бы то ни было, я начал терять самообладание. Я заколотил в дверь и звал Джеймса, но безуспешно и решил направиться к соседнему дому. Но эта идея привела меня в смятение. Как я мог напроситься по такому делу к незнакомым мне людям? Да и кто меня пустит? Рядом не было ни заправки, ни ресторана, ни магазина… — Моника зевнула, — так что у меня не было выбора — нужно было влезть в дом Джеймса. Или так или…
— Ты очень невоспитанный!
— Ну, не настолько невоспитанный, чтобы мочиться на улице. И, к счастью, до этого не дошло. За домом я нашёл открытое окно. На моём пути была москитная сетка, но я был не в том состоянии, чтобы беспокоиться о таких пустяках. Я без колебаний вырвал её из креплений, вломился в дом и помчался в ванную. Как оказалось, в ванной жили котята — за закрытой дверью, чтобы не бегали по всему дому. Ну и чтобы аромат коробки с котятами не распространялся, конечно.
— Этот рассказ слишком длинный, — запричитала Моника. — Длинный и затянутый.
— Хорошо. Буду краток. Я ввалился в ванную и скакал там, чтобы не раздавить котят, уже собрался облегчиться, но когда заглянул в унитаз…
— Лэззи, — сказала Моника.
— Лэззи. Да. Её, конечно же, тогда так не называли. Она, должно быть, влезла на край унитаза, чтобы попить и шлёпнулась в воду. Плавала там на боку, мордочкой вниз. Я понятия не имел, сколько она там проболталась, но двигаться она не могла. Только не по собственной воле. Кружилась там в медленном, ленивом водовороте. Итак, я выловил её оттуда и положил на пол. Она отвратительно выглядела. Ты когда-нибудь видела мёртвого котёнка?
— Она не была мёртвой. Вот она, здесь, — Моника твёрдо указала на кошку.
Лэззи лежала на боку, облизывая лапу.
— Сейчас она не похожа на мёртвую, — согласился я, — но ты бы видела её, когда я только вытащил её из унитаза. Она ужасно выглядела — шерсть вся спуталась, уши безжизненно повисли. Глаза закрыты, на их месте — лишь узкие тёмные щёлочки. И ещё — она выглядела так, словно умерла рыча, — и я оскалил зубы, чтобы Моника поняла, что я имею в виду.
Моника изо всех сил старалась показать, как это её раздражает, но, несмотря на все усилия, ей это не особо удавалось.
— Лэззи была холодной, — сказал я. — Мокрой. Прикосновение к ней обдало меня холодом. Но я всё равно решил осмотреть бедняжку. Её сердце остановилось.
— Не сомневаюсь, — сказала Моника. Но она, уверен, немного растерялась.
— Она умерла.
— Нет!
— Она утонула в туалете. Она была мёртвой-премёртвой.
— Нет.
— Да, да, да!
Моника стукнула кулачками по бёдрам и, раскрасневшись, выкрикнула:
— Ты отвратительный человек!
— Нет. Я просто прекрасный человек, ведь я вернул жизнь бедному котёнку. Я перевернул Лэззи на спину, прижал свои губы к её и вдохнул. В то же время, большим пальцем я нажимал на её сердце. Ты когда-нибудь слышала о КПР?
Моника кивнула:
— КПР — это робот в "Звёздных войнах".
Я был рад убедиться, что она далеко не такая умная, как думает.
— КПР — это аббревиатура, обозначающая кардиопульмональную реанимацию. Эта процедура, направленная на оживление людей, которые…
— А, вот что? — Внезапно в её голосе появилось самодовольство. — Значит, кошечка не была мёртвой. А Моника говорила!
— Но она была совсем мёртвой.
Моника покачала головой.
— Не была.
— Она была мёртвой и я вернул её к жизни с помощью КПР. Прямо там, в ванной. Очень скоро вернулся Джеймс. Я объяснил ему, что случилось и он позволил забрать мне спасённого котёнка. Ну и я назвал его Лэззи — краткое от Лазарь. Ты знаешь, кто такой Лазарь?
— Конечно.
— Кто?
— Не твоё дело.
— Как скажешь. Короче, я забрал Лэззи с собой. И знаешь что?
Моника презрительно ухмыльнулась.
— Лэззи нисколечки не выросла с того дня. Это произошло шесть лет назад. И всё это время она остаётся размерами, как маленький котёнок. Так что, как видишь, она моя. Она не из выводка, который я раздаю. Она мама этого выводка.
— Но она меньше их всех!
— И она была мёртвой.
Моника долго разглядывала Лэззи, потом повернулась ко мне.
— Она не мама! Ты всё это рассказал, просто чтобы оставить самого красивого котёнка.
Девочка бросилась к одеялу, схватила Лэззи, сжала её в объятьях и поцеловала тёмно-коричневую "М" на её лбу, цвета мёда.
— Отпусти её, — сказал я.
— Нет.
— Не заставляй меня забирать её силой!
— А вот этого лучше не делать. — Она взглянула на дверь кухни позади меня. — Лучше дай мне пройти или у тебя будут большие проблемы.
— Отпусти Лэззи. Ты всё ещё можешь взять котёнка, но…
— Отойди, — сказала она и пошла прямо на меня.
— Как только ты…
— Мистер Бишоп сказал: "Заходи ко мне. У меня есть для тебя котёнок". — Она остановилась и хитро посмотрела на меня. — Но когда Моника зашла к нему домой, он рассказал ей, как хотел пописать, снял полотенце, в котором был и сказал: "Вот он, мой маленький котёнок. Его зовут Питер."
Я только и смог, что ахнуть от изумления.
— Эй!
— И он сказал, чтобы я приласкала Питера, поцеловала Питера. Я не хотела, но он схватил меня и…
— Хватит! — выпалил я и отступил в сторону. — Забирай эту кошку! Забирай и уходи!
Унося мою Лэззи с важным видом, она подмигнула:
— Спасибо большое за котёнка, мистер Бишоп!
Я посмотрел ей вслед.
Просто стоял и смотрел, как она скользящей походкой прошла по комнате и перешагнула через порог открытой раздвижной двери. Едва ступив на бетон, она пустилась бежать.
Очевидно, боялась, что я могу найти в себе чуточку духа и желания вернуть кошку.
Но я даже не шевелился.
Обвинение, которым она меня припугнула… Как его можно опровергнуть? Никак. Такое обвинение пристало бы ко мне до конца моих дней, как проказа.
И все знали бы меня не иначе