стол и поднятием фонтана алых брызг. Лева Нилепин выматерился и заботливо держа мягкую пока еще теплую штуку на вытянутой руке будто пуповину новорожденного, встал на негнущихся ногах.
Собственная кишка в его руке казалась ему живой и автономной, как иной организм, живущий независимо от него. Он потискал ее, ощущая склизкую поверхность и мягкое содержимое. Нилепина зашатало и он поспешил упасть не на пол, а на кресло.
Теперь он смотрел на тело своего бывшего начальника сверху вниз. Неживой и покрытый ранами и ссадинами Даниил Даниилович Шепетельников недвижимо лежал в воде на полу, его верхняя зимняя одежда впитала в себя, должно быть, два ведра кровавой воды. Лишенные привычных очков распахнутые глаза таращились в небытие. Зрелище было отвратительное, Нилепин плюнул на бывшего шефа, вложив в пролетарский плевок всю накопившуюся за месяцы работы ненависть. За всю буржуазно-пролетарскую несправедливость.
Мотнув головой, Лева принялся с ювелирной бережностью запихивать кишку в полость живота. Любое даже малейшее движение корпуса причиняло ему сильную боль, кровь толчками выходила из разрезанной кожи. Чтобы затолкать кишку, ему приходилось оттягивать края раны, это было воистину больно. Лева работал пальцами, укладывая и утрамбовывая кишку в положенное ей место.
Когда все было на месте Лева Нилепин ни придумал ничего иного как скрепить края раны степлером.
Щелк. Лева сжал зубы.
Щелк. Щелк. Лева дергался как от выстрелов.
Щелк. Лева рычал и потел ледяным потом.
Щелк.
Лева выронил степлер и судорожно схватился за кровоточащую рану. Кабинет закружился, завертелся, пол и потолок как-то пьяно поменялись местами…
10:27 – 10:41
Ей показалось, что из цеха доносся далекий крик, впрочем она не была в этом убеждена на сто процентов. Это мог быть звук включаемого оборудования, звон какого-то станка или работающего электроинструмента. Сферина встала из-за стола и в развалочку вышла из раздевалки. Топая по ступеням лестницы, она издавала глухой звук тяжелой поступи по лестничному пролету. Кто придумал расположить раздевалки на втором этаже, а туалеты вообще в противоположной стороне помещения? Она спустилась вниз, вышла в цех и первый станок который ее встретил – так называемый «Раскрой», широкий квадратный станок, распиливающий большие полотна МДФ, ДСП и фанеры на куски необходимой ширины. Когда-то, когда Зинаида устроилась на эту фабрику у нее завязалась интрижка с оператором этого станка, который в то время блистал новизной и чья защищающая циркулярную пилу от рук и посторонних предметов сетка была еще целой и не гнутой как сейчас.Тот мужчина со смешным отчеством – Цзиньевич – тысячу лет назад сменил место работы и исчез из жизни Зинаиды Зиновьевны, но каждый раз, выходя из раздевалки она натыкалась взглядом на этот станок и вспоминала цзиньевичивы раскосые глаза, заглядывающие в ее декольте. Тот еще был стервец!
Честно говоря, Зинаиде Зиновьевне очень хотелось уйти домой и она пообещала себе, что после обхода цеха так и сделает. Цех пуст, Нилепин где-то в другом месте, возможно в кочегарке или в слесарке. Надо будет посмотреть и там. Проклятый старый предсказатель с дурацким именем Кузьма, которое он сам себе присвоил! Ну почему она его послушала? Что заставило ее покориться его ложным пророчествам? Что он говорил… «Опасность там, где много железа и дерева». Какая опасность? Умереть со скуки или довести самого себя до нервного срыва?
Вздыхая и охая она шагала по цеху, погруженная в свои мысли, она минула несколкьо станков, преодолела лабиринт из хаотично поставленных поддонов и паллет с продукцией и заготовками, пересекла своеобразные перекрестки из протоптанных рабочими тропинок-напрвлений. Никакого движения, все молчало и пребывало будто в состоянии заморозки. Казалось, вот сейчас включат освещение и запустят вытяжку, цех наполнится муравьиноподобными работниками, каждый из них займет свое рабочее место, включит свой станок и цех оживет громыханием и гудением. То тут то там будут раздаваться треск, постукивание и рычание механизмов, звон различных пил, пыхтение вакуумных и гидравлических прессов, скрежет запущенного оборудования, монотонный гул вытяжки и шипение пневмосистемы. И вихри мелкодисперстной стружки с которой не справлялась вытяжка. Это было вчера, это было позавчера и это было тут пять дней в неделю на протяжении десяти лет и это будет завтра и в последующие дни, но только не сегодня. Зинаида Зиновьевна подавила нечаянную зевоту.
Вдруг ее шаг непроизвольно сбился и она чуть не потеряла равновесие, внезапно увидев справа и чуть поодаль от себя то, чего никак не могло здесь быть. Увиденное Сфериной противоречило здравой логике, во всяком случае – ее логике, по которой тут в цеху, неподалеку от входа на лакокрасочный участок может быть только то, что непосредственно относиться к производству дверей. И поэтому увиденное ею на некоторое время привело ее в ступор, когда сознание пыталось наложить увиденную картинку на привычные воспоминания, связанные с этим местом. Потом, когда до Сфериной, наконец, дошло, она, уронив сумочку, побежала к повешенному человеку, судорожно глотая будто вмиг отвердевший воздух.
– Степа! – кричал ее рот. – Степа!!!
Перед ней висел главный инженер ОАО «Двери Люксэлит» Степан Михайлович Коломенский. Его длинное худощавое тело вытянулось как веревка, руки и ноги безвольно свисали вниз, голова склонилась к груди под неестественным углом. Сферина бросилась к нему, но сразу поняла, что уже ничем не сможет ему помочь. Коломенский был мертв, как может быть мертв висельник. «Как же так? – Зинаида Зиновьевна не знала с какой стороны подступиться к трупу, – Степа! Как же так? Ты что это… Степа!!! Степа, ты что это…» Скулы Коломенского, казалось, выпирали еще сильнее обычного, короткие волосы на макушке торчали ежиком, глаза закрыты, подбородок касался груди. Сферина вертелась вокруг своего знакомого, которого прекрасно знала, с которым всегда поддерживала дружеские отношения, который регулярно занимал у нее деньги до зарплаты или аванса, говоря, что ему позарез нужно купить что-то из еды, хотя она знала, что он ее деньги ставит на тотализатор и проигрывается в пух и прах. Она знала, что он очень нерегулярно отдавал долги, что весь свой скудный бюджет пропивал или просаживал на ставках, но все равно жалела его, давала в долг и не торопила с возвратом. Он хоть и ворчуном был, но в глубине души – человеком был душевным. Она разговаривал с Коломенским только вчера, они вместе сидели на картонках в курилке, прикуривая от одной зажигалки, вместе выходили с проходной и шли на одну автобусную остановку, он еще брюзжал, что какая-то испанская футбольная команда не может выйти в какой-то полуфинал. Его это так расстраивало, что Сфериной становилось немного смешно – вот ведь какие у человека