счастлив, благодарен, горд,
какая бы это ни была религия и кем бы ни был правитель – тигром или домашней кошкой62.
Уверенность в своих силах распространяется и на широкую общественность. Как писал специалист по международным отношениям Ганс Моргентау63, “кумирами общества становятся герои, а не торговцы лошадьми”. В преддверии войны общество часто влияет на политические решения. Так, объявление Первой мировой войны “было встречено огромным общественным энтузиазмом в столицах всех противоборствующих стран”64 вопреки зловещим прогнозам политиков. “Сыны мои, я слышу ваше ликование / Перед трубным гласом войны”65, – писал британский поэт Уильям Ноэль Ходжсон в 1914 году, выражая чувства, которые тогда разделяли многие.
Подобные иллюзии быстро рассеиваются при столкновении с реальностью. В конце войны, после гибели сына, Редьярд Киплинг писал: “Если кто-то спросит, почему мы погибли, / Ответьте им: потому что наши отцы лгали нам”66. Кеннеди после провала операции осознал, что обманывал себя самого, и попытался найти причины своей ошибки. Победа над Кастро стала бы важной вехой холодной войны и укрепила бы престиж Кеннеди. Но попытка вывести из строя страну – союзника СССР была слишком безумной авантюрой, в основе которой лежала ошибочная оценка кубинских настроений и сил. Провал операции положил конец эйфории Кеннеди, стоил Бисселлу карьеры, подорвал доверие к США как к мировому лидеру и, по мнению Че Гевары, дал огромное политическое преимущество Кубе, превратив ее из угнетенной маленькой страны в достойного противника.
Позитивные иллюзии, заставившие США развязать войну, привели к катастрофе. Но эти иллюзии настолько типичны для периода эскалации конфликтов, что возникает вопрос об их эволюционном происхождении: как они возникли?
Ответ подсказывает психология реактивной агрессии. Решение вступить в противостояние с равным противником принимают командиры противоборствующих сторон, каждый из которых ожидает серьезного сопротивления. В этой ситуации важна уверенность. Чем больше у воюющей стороны уверенности, тем вероятнее, что она победит. Этот тезис применим не только к людям, но и к животным, и в основе его лежат два механизма: целеустремленность и умение блефовать.
Целеустремленность, основанная на уверенности в своих силах, обеспечивает абсолютную самоотдачу на пути к победе. Отвага и “твердое решение не сдаваться”67 всегда сильнее осторожности. Как говорил Гамлет: “Так трусами нас делает раздумье, / И так решимости природный цвет / Хиреет под налетом мысли бледным, / И начинанья, взнесшиеся мощно, / Сворачивая в сторону свой ход, / Теряют имя действия”68[13]. В равной схватке здравомыслящий противник, рассуждающий как Гамлет, правильно оценит вероятность своего поражения в 50 %. Соответственно, он может позаботиться о мерах предосторожности в случае поражения – например, разработать план отступления, придумать, как сократить потери, или провести переоценку сил соперника. Однако мысли о возможности поражения вызывают беспокойство (верный знак поражения) и смятение. И поскольку в борьбе равных тот, кто приложил 100 % усилий, всегда одержит верх над тем, кто приложил 90 % усилий, слепая самонадеянность обеспечивает победу. “Чемпионское мышление” нерационально, неэффективно и в большинстве случаев ошибочно, но при равных силах оно помогает направить психологические ресурсы на борьбу и повышает вероятность победы.
Уверенность в своих силах часто основана на убеждениях, которые со стороны кажутся совершенно абсурдными. В 1997 году на Борнео давно назревавшее напряжение между местным народом даяков и переселенцами-мадурцами переросло в полноценный конфликт. Даяки верили, что магия защищает их от пуль. Благодаря этому они сражались бесстрашно и эффективно. Подобный самообман характерен для многих войн. В Восточном Конго 1990-х годов бойцы отрядов май-май верили, что пули, попав в них, превращаются в воду. В Уганде 1980-х годов повстанческие группы под руководством Элис Лаквены яростно сражались потому, что были уверены: пули их не берут. Вера в защитную силу магии – замечательная иллюзия, позволяющая развить неограниченную агрессию против врага. Особенно пригождается она командирам, которые сами не выходят на поле боя.
Второе преимущество уверенности в своих силах – это возможность запугать врага. Хорошего блефа часто оказывается достаточно. Даяки запугивали своих врагов множеством способов. Слухи о каннибализме и демонстрация отрезанных голов заставляли противников думать, что даяки “одержимы и ведут себя ненормально”, и, соответственно, испытывать перед ними страх69.
Позитивные иллюзии помогают людям выигрывать битвы, способствуя целеустремленности и успешному блефу. Конечно, ложная уверенность в своих силах может приносить и другие дополнительные выгоды, например укреплять доверие сомневающихся союзников. Но основное адаптивное свойство такой уверенности – это повышение вероятности победы.
В конечном счете есть какая-то ирония природы в том, что отбор на способность побеждать способствовал также склонности к ошибочным суждениям, которая, в свою очередь, приводит к “нерациональному использованию человеческих ресурсов”. Великий поэт и составитель словаря английского языка Сэмюел Джонсон понимал, насколько абсурдны ситуации, когда оба противника уверены в своей победе: “Несомненно, перед началом войны каждая нация уверена в своей победе; эта взаимная уверенность приводит к кровопролитным играм, которые уже не раз опустошали наш мир. Но ведь ясно, что из двух противоречащих друг другу мнений одно должно быть неверно”. Джонсон говорил это, пытаясь убедить Англию не вступать в войну с Испанией. Было бы неплохо иногда вспоминать об этом во время сегодняшних конфликтов. Но к сожалению, понимание, что противники склонны неверно оценивать свои шансы на победу, неизбежно вступает в противоречие с тем фактом, что в процессе эволюции люди научились это понимание игнорировать70.
У животных уверенность в своих силах, скорее всего, играет ту же роль, что и у человека. В равной схватке обе стороны должны быть нацелены на победу. Поэтому проигравшие неизменно платят более высокую цену, чем могли бы, если бы действовали рационально. Проблема с излишней самоуверенностью в человеческих войнах – в том, что в сообществах, находящихся “над военным горизонтом”, самонадеянность лидера гибельна не столько для него самого, сколько для солдат, которым приходится сражаться на его войне.
Подводя итог, можно сказать, что эволюционная психология солдат, участвующих в комплексной войне, обычно подсказывает им в этой войне не участвовать. В то же время эволюционная психология командиров, организующих войны, заставляет их разбрасываться ресурсами и принуждать солдат к участию с помощью способов, отточенных многолетней эволюцией коалиционной проактивной агрессии. Все это приводит к кровопролитиям гораздо большего масштаба, чем могло бы быть, если бы система была взаимовыгодной. К сожалению, естественный отбор благоприятствует механизмам, приводящим к победе. И эти механизмы включают позитивные иллюзии, усугубляющие расточительность войн.
Ни внешние источники зла, ни удовольствие от убийств, ни “неодолимый инстинкт агрессивности”, о котором говорил Эрих Фромм, не приводят к комплексным войнам. Такие войны – результат сложного взаимодействия склонности