Маледикт вытащил охапку маленьких свертков вощеной бумаги, светло-зеленых внутри, и вернулся на кровать.
— Снадобье «Шлюшкин друг», — пояснил он. — Помнишь его?
— Да, — ответил Янус. — Наши матери пользовались им, чтобы предотвратить беременность. Но, Мэл, как мне устроить, чтобы Амаранта принимала его каждый день?
— При ежедневном принятии она не забеременеет. При ежемесячном — случится выкидыш, если она забеременеет. Хуже для нее, зато гораздо легче для тебя. Все, что нужно, — подсыпать порошок ей в вино. Хотя я предупреждаю тебя уже теперь, Янус: я не стану ждать несколько месяцев.
Янус рассовал упаковки со снадобьем по карманам, сел на кровати и стал одеваться, разглаживая одежду, застегивая пуговицы и завязывая шнурки.
— Янус?
— Мне лучше вернуться, прежде чем заметят мое отсутствие. Теперь, когда отец чувствует, что имеет надо мной преимущество, он ввел для меня новые ограничения.
— Если бы он был мертв, некому было бы выдумывать правила.
— Мэл… — предостерегающе проговорил Янус.
Маледикт отвел взгляд.
— Если ты действительно решил уйти, загляни в мой шкаф — там чистое белье. Тебе лучше сменить крават — твой я смял сверх всякой меры.
Янус принялся рыться в белоснежных полосках ткани, выбирая подходящую; Маледикт не без удовольствия наблюдал за ним.
— Тот, что с краю, — накрахмаленный шелк, если именно его требует твоя изнеженная кожа.
— Повяжи его мне, — попросил Янус.
Маледикт выбрался из-под одеяла.
— Тебе нравится всегда выглядеть аристократом… ну-ка, подними подбородок повыше. Я ношу белье для маскировки. А ты не согласишься снять свое, даже отправляясь на тайную прогулку по городу.
— С помощью одежды легче всего перевоплотиться; одежда сразу выдает происхождение и положение в обществе, — сказал Янус, вставая и оглядывая себя со всех сторон. Он запустил пятерню в волосы, в шелковистые кудри. — Вестфолл может себе позволить шататься по городу, как неотесанный простолюдин, в одной рубашке с расстегнутым воротом — его родословная безупречна до десятого колена. А вот если я появлюсь со слоем пыли на сапогах, все скажут, что нельзя и ожидать иного от бастарда, подражающего тем, кто выше и лучше него. — На лице Януса обозначилась улыбка — не такая приятная, как обычно. — Но титул все изменит. Или по крайней мере заставит сплетников не шептаться прямо у меня за спиной.
Маледикт отбросил волосы Януса и поцеловал его сзади в шею, ощутив губами упругость шелка.
— Когда ты вернешься?
— Через две ночи. Отец и Амаранта отправятся на другое свадебное торжество, — сказал Янус. — Я выберусь через окно, как влюбленный ухажер, и примчусь искать твоего расположения.
— Обещаешь? — спросил Маледикт.
Янус повернулся, взял лицо Маледикта в ладони, прижался к его лбу своим.
— Клянусь.
* * *
Окинув взором людную залу, герцог Лав повернулся к Ласту и сказал:
— Ваш сын простил вас? Я видел его лишь мельком, и мне показалось, что он несколько удручен.
— Это не имеет значения, — проговорил Ласт, прихлебывая из бокала. — На мой взгляд, его поведение было слишком своевольным. Это пойдет ему на пользу. Он слишком многое унаследовал от Селии — ее своенравие и эгоизм, например.
— Отчасти, возможно, в силу разлагающего влияния со стороны, — предположил Лав.
— Со стороны Маледикта, — прорычал Ласт. — Проклятый… Я бы добился, чтобы его вышвырнули, но Арис питает к нему безотчетную слабость.
— Да, — согласился Лав. — Вы видели еженедельную газету? И непристойную карикатуру Пуля? Я натравил на художника Эхо, однако пока Арис не возмутится происходящим, все меры бесполезны.
— Я не видел последнего выпуска, — признался Ласт. — Впрочем, вряд ли он хуже предыдущих, где Пуль изображает моего брата королем льстивых псов.
— Это отвратительно. — Лав увлек Ласта за собой в кабинет. Там он разложил иллюстрированную газету.
Ласт разинул рот; его щеки вспыхнули. Скупыми, четкими линиями, без обычных финтифлюшек, художник изобразил Маледикта. Тот, с копной темных волос и сексапильным ртом, сидел, развалившись, на троне; в одной руке он держал меч, а в другой — длинный поводок, ведущий к ошейнику на шее Ариса. На лице самого Ариса застыло почти идиотское выражение; он словно слепец не замечал тела с надписью «Ворнатти» у своих ног, с обожанием глядя вверх на Маледикта. Ласт скомкал страницу.
— Прикажите Эхо бросить Пуля в тюрьму. Посмотрим, хватит ли ему связей, чтобы освободиться. И заодно узнаем, кто помогает ему распространять подобную клевету.
— Несомненно, слух распустила Мирабель; ее сплетня десятикратно увеличилась в размерах. А люди готовы верить тому, чему раньше только внимали, — сказал Лав. — И все это приводит нас к изначальному источнику всех ваших и моих проблем — к Маледикту.
Ласт вздохнул.
— Не так давно я считал проблему решенной. Данталион, обойденный в завещании племянник Ворнатти, послал наемного убийцу; но тот либо не преуспел, либо его попросту перекупили. Полагаю, Данталион планирует заняться этим делом лично, как только его официально назначат на должность аудитора Антира.
— Чужеземный убийца на наших берегах? Данталион, преследующий наших придворных? — Лав негодующе сдвинул брови. — Итарус слишком многое себе позволяет и не слишком стремится скрывать свою ненависть. Вы должны были тотчас доложить о подобном мне или капитану Джасперу. Если бы ему удалось разделаться с Маледиктом, он мог бы обратить свое внимание на трон. Итарус щедро вознаградил бы его за убийство Ариса. И все же… — Лав поднял голову и встретился взглядом с Ластом, — идея неплохая. Как знать, вдруг нам удастся самим довести дело до конца. У меня есть один слуга, который мог бы помочь нам. Человек, к которому я уже однажды обращался, чтобы избавиться от назойливого конюха. Так почему не избавиться от назойливого вельможи?
Ласт улыбнулся.
— Сделайте это, и я пересмотрю долю Амаранты в завещании.
Лав ответил:
— Позвольте мне преподнести вам это в качестве свадебного подарка. Единственное, что от вас требуется — держать Януса подальше от Маледикта. Несмотря на свое вызывающее поведение, мальчишка, как мне кажется, — не более чем обычный подросток. Сам по себе он вряд ли представляет угрозу.
25
Поздно ночью в особняке на Дав-стрит наконец всё затихло: прислуга разошлась по своим комнатам, кухарка легла спать, а каморка дворецкого и вовсе пустовала. Маледикт один не спал, сидя в кровати. Внизу в прихожей огромные часы пробили четверть часа, и Маледикт отложил книгу. С каждой звенящей нотой обещанное Янусом возвращение казалось все менее вероятным. С каждым ударом накатывал новый страх.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});