Читать интересную книгу Котовский - Борис Соколов

После смерти Котовского и Фрунзе супруги Брусиловы главные надежды возлагали на то, что большевики падут в результате внутренних разногласий и борьбы за власть между вождями. 26 ноября 1925 года Надежда Владимировна записала в дневнике: «Сегодня Алексей Алексеевич, разговаривая с нашими гостями (по случаю георгиевского праздника, как всегда в этот день, нас не забывают) и смеясь, стал всех уверять, что не пройдет и трех лет, как все наши вожаки сами так запутаются в своей политике, что перегрызут друг другу горло. Они и теперь бранятся, а через некоторое время будут друг друга арестовывать, и это будет начало конца». К этому месту позднее, уже в эмиграции, в Праге, в 1934 году вдова Брусилова сделала следующее примечание: «Все это оправдалось на „Троцкистах“ и на нем самом, но затем окреп Сталин и все поют ему в унисон и кадят фимиам. Множество арестованных и высланных возвращены в Москву, ибо „покаялись“ и просили прошения у „великого вождя“ Сталина… Значит, надо еще и еще ждать и ждать, когда Господь оглянется на нас!..»

В 1935 году Надежда Владимировна сделала еще одно примечание: «А после убийства Кирова аресты таких старых вождей-большевиков, как Зиновьев, Каменев, Енукидзе и многих других, вполне подтверждают пророчество Ал. Ап., высказанное им десять лет тому назад».

А младшая сестра Надежды Владимировны Елена Владимировна сделала еще одно примечание в 1939 году: «А еще за последние 5 лет сколько было уничтожено видных коммунистов!!! Это вполне подтверждает пророчество Ал. Ал., высказанное им лет 15 тому назад. Только вот „начало конца“ что-то надолго затянулось»[14].

Ни Надежда Владимировна, умершая в 1938 году, ни Елена Владимировна, скончавшаяся в 1949 году, до конца большевиков так и не дожили.

Громкие политические процессы в СССР в 1936–1938 годах вновь заставили вдову Брусилова задуматься о точности пророчества мужа. В январе 1937 года Надежда Владимировна записала в дневнике: «На мой взгляд, весь мир сошел с ума. Всюду творятся совершенно непостижимые вещи, но наша Россия-матушка, как всегда, всех перещеголяла. Сталин захлебывается в крови своих „товарищей“. Процесс за процессом, и пачками расстреливаются все бывшие „вожди“. Хорошо, что мы их никого лично не знали, а то было бы еще темнее.

Единственный раз один из них был у нас: Муралов; и теперь, когда читаешь в газетах, что он вел себя достойно и стойко шел на смерть, не раскаиваешься, что когда-то я подала ему руку. Дело было так. Не помню, в котором году, может быть, в 22 или 23-ем. Он был командующим войсками Московского военного округа. Красноармейцы орали на улицах: „Нам не нужно генералов, у нас есть солдат Муралов“, это был припев к какой-то их песне.

Алексей Алексеевич был болен: он часто в то время болел. Ему спешно нужно было устроить дело какой-то бедствующей военной семьи, глава которой был сослан. Он постоянно о ком-нибудь хлопотал. Позвонив об этом по телефону Муралову, думал изложить всё дело также по телефону, но Муралов сказал, что сейчас же приедет сам к нему, и действительно в скором времени вошел к нам очень высокий, очень плечистый, черноволосый человек (теперь в газетах, упоминая его имя по поводу процесса, называют его седым гигантом). (Интересно, что Николай Иванович Муралов своей ранней биографией почти повторил судьбу Котовского. Родившийся в семье мещанина-хуторянина в Таганрогском округе Войска Донского в 1877 году, он в 1897 году окончил сельскохозяйственное училище. С того же года служил управляющим различными имениями, винокуренным и маслобойным заводами. С 1903 года работал помощником земского агронома в Подольске. В том же году Муралов присоединился к большевикам. Котовский же двумя годами позже подался в разбойники. Оба променяли сытую и обеспеченную жизнь управляющего на романтику. У Муралова это была романтика революции, у Котовского — романтика большой дороги. Кстати сказать, и Муралов, и Котовский в 1926 году попали в число двадцати семи военачальников и военно-политических деятелей, которым в 1926 году были посвящены статьи в биографическом словаре „Гранат“. Кроме Котовского, из числа умерших в этот список были включены В. И. Чапаев, Д. А. Фурманов, Н. Г. Маркин, Э. М. Склянский, переживший Котовского всего на 21 день, М. В. Фрунзе и В. М. Альтфатер. Из этих людей только Склянский, Фрунзе и Альтфатер занимали действительно крупные посты и наверняка попали бы в словарь, даже если бы остались в живых. Остальных же, включая Котовского, поместили в словарь только благодаря тому, что к моменту его издания они уже умерли. В конце 1927 года активный троцкист Муралов из этого списка исчез. Существует легенда, что в 1923-м или в начале 1924 года Муралов предлагал Троцкому совершить военный переворот и арестовать и расстрелять Сталина. Однако Троцкий будто бы отверг этот план, так как не хотел становиться военным диктатором на латиноамериканский манер. — Б. С.) Он привел с собою какого-то молодого человека, не то адъютанта, не то чекиста, как я ошибочно тогда подумала. Выслушав всё, что ему говорил Алексей Алексеевич, он заявил, что всё будет исполнено. И действительно как мы потом узнали, он сделал всё, о чем мы его просили. Молодой человек, почтительно сидя за отдельным столиком, стенографировал всё, что говорил Алексей Алексеевич. В конце разговора Муралов вдруг перешел на другую тему:

— Вот вы не видите заграничных газет. Какие скверные нелепости пишут и говорят вам бывшие сослуживцы и подчиненные, теперь „белогвардейцы“. Они рассказывают, что вы нам продались, что мы осыпали вас золотом. Мы же больше вас уважаем, так как не смеем даже предложить вам автомобиля для городских разъездов и хотя бы немного увеличить вашу квартиру. Я вижу, как вы карабкаетесь в трамвай с вашей больной ногой, но мы не смеем вам оказать никакого внимания, потому что вы презираете нас и не примете от нас лично для себя ничего…

— Вы ошибаетесь, Николай Иванович, — возразил мой муж. — Вас я искренно уважаю, но признаю, что правительство наше стоит на ложном пути с его коммунистическими утопиями. Ведь вы же тоже меня уважаете, несмотря на мои монархические и религиозные убеждения.

— Ну, конечно, — сказал Муралов, — кто же в этом может сомневаться.

Ласково улыбнувшись в сторону молодого человека, его секретаря, Ал. Ал. сказал:

— Этого, юноша, записывать не надо.

Тот вскочил, вытянулся и воскликнул:

— Слушаюсь. — Совсем будто по-прежнему, чуть-чуть что не прибавив: „Ваше Высокопревосходительство“.

Эта сцена ярко запечатлелась в моей памяти. И теперь, когда этого идейного коммуниста и большевика приговорили к расстрелу в Москве, его наружность все время перед моими глазами.

Мы с сестрой помним и знаем, что Николая Ивановича Муралова многие любили и многим он оказывал всякую помощь. Он был ярый охотник, а мой брат Ростислав шутя говорил, что все охотники хорошие люди. В моих воспоминаниях есть глава о самоубийстве и похоронах Георгия Николаевича Хвощинского. Он был дружен с Мураловым, и это для меня большая рекомендация. Коля, наш племянник, рассказывал с восторгом об облавах на зверя и всевозможных охотах, устраиваемых Мураловым и Хвощинским. Между прочим, он рассказывал об изумительной отваге Муралова, который ходил на зверя единолично. И теперь мне отрадно читать, что он не испугался другого зверя, в лице Сталина и компании и мужественно пошел на смерть, за свои, хотя бы и утопические, но искренние идеи»[15].

Но особенно привлек внимание Надежды Владимировны процесс Тухачевского, вызвав воспоминания о единственной встрече с ним. Теперь вдова Брусилова жалела, что однажды не пустила Тухачевского к мужу. А вдруг бы они сговорились вместе свергнуть советскую власть? Надежда Владимировна так прокомментировала сообщение о расстреле Михаила Тухачевского: «Лично всех этих людей мы не знаем, но о некоторых из них мы слышали самые хорошие отзывы от близких нам людей. Только одного, Роберта Петровича Эйдемана, мы знали лично; имели полное основание его ценить и глубоко уважать. Он жил бедно и был чистой воды коммунист. Последний мой разговор с ним ясно помню: „Роберт Петрович, вы бессознательный Христианин и когда-нибудь я вас приведу к Христианству“. Он улыбнулся и отвечал мне: „Ну, нет, Надежда Владимировна, скорей я вас перетяну в коммунизм, чем вы меня в христианство“, а между тем как он оценил и понял письмо схимника Анатолия из Киева, когда я ему его прочла в 1927 г., и сам несколько раз его перечитывал. Конечно, он был христианин-коммунист, а не современный безумец-безбожник… Прежде всего, мы бы не уехали за границу, нас бы не выпустили, если бы не он и Ворошилов. Это были неразлучные сотрудники и даже друзья. Я совершенно не понимаю, как мог Ворошилов допустить это избиение, и думаю, что его именем играют и подписывают распоряжения самовольно, без его ведома…