Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дивей-мурза уже послал за мурзой Теребердеем, военачальником умным и хитрым, но главное, ногайцем, как и он сам, оттого пользующимся полным доверием лашкаркаши. Разговор с ним глазу на глаз еще больше насторожил Дивей-мурзу. Теребердей, как оказалось, обеспокоен тем же, считая, что все идет не так, как всегда. Похоже, русские где-то упрятали свои основные силы, мелкие же отряды не стоят насмерть, как обычно бывало, а бегут в страхе.
— Остановиться бы и оглядеться, таково мое мнение. Хан примет совет, если он сойдет с твоих уст.
— Верно. Нужен серьезный разговор с ханом. Хан уз
нает и о твоем мнении, — ответил Дивей-мурза своему соплеменнику, и тот, вполне удовлетворенный, покинул ставку предводителя войска крымского.
Дивей-мурза, однако, не поделился с Теребердеем своим планом, который выносил и теперь намеревался предложить Девлет-Гирею.
Лишь Аллаху известно, чем бы закончился разговор крымского хана с лашкаркаши, если бы не доложили Девлет-Гирею почти сразу же, как Дивей-мурза начал говорить о своих сомнениях, что прискакал посланник от передового тумена.
— Пусть войдет, — повелел хан.
— Русские стоят на левом берегу Лопасни. Передовая тысяча уже напала на них.
Не сказал, что разбита эта тысяча в пух и прах, побоявшись вызвать этим гнев ханский и, возможно, лишиться головы.
— Разведали, сколько полков? — спросил Дивей-мурза.
— Мы взяли языка. Один полк.
— Всего один?!
— Да. Мы пытали пленного, он… Девлет-Гирей, перебив гонца, повелел ему:
— Передай темнику нашу волю: пусть очистит дорогу. Ему в помощь мы посылаем еще тумен ногайцев.
— Велика ваша мудрость, о великий хан, — заговорил Дивей-мурза, когда они вновь остались одни. — Два тумена лучше одного управятся с полком. Остальное войско, хан, да продлит Аллах годы вашего владычества, предлагаю разделить немедленно. Большую часть пустить на Боровск, меньшую — на Коломну. Двумя этими дорогами подойдем к Москве. С туменами по Боровской
дороге пойду я, на Коломну поведет тумены Теребердей-мурза. Вам, мой повелитель, и всему обозу лучше двигаться со мной. Тумены же, посланные нами на русский полк, не шли бы в бой сразу, а лишь держали бы русских на привязи. Пусть думают, что мы выжидаем подхода
главных сил. Русские воеводы не могут не знать правило великого Чингисхана, достойным потомком которого являетесь вы, великий хан: не идти на бой с противником, если нет у тебя десятикратного превосходства над ним. Так мы обведем вокруг пальца гяуров и без всяких помех возьмем Москву. — Сделал лашкаркаши паузу и спросил Девлет-Гирея: — С каким крылом войска своего желаете, свет моих очей, двигаться вы с будущими управителями русского улуса Золотой Орды?
— Мы желаем одного: не бегать трусливым зайцем по дорогам, которые волей Аллаха принадлежат нам. Все! И не для того мы собрали такое войско, чтобы бегать вправо и влево, встретив на пути полк наших завтрашних рабов. Мы сметем всех, кто посмеет сопротивляться нашим туменам!
Лицо хана побагровело от гнева, глаза метали молнии. Казалось, вот сейчас хан хлопнет в ладоши, вбегут в шатер верные ханские гвардейцы, и он повелит им: «Сломайте хребет трусу!» Дивей-мурза ждал именно этого исхода, готовый принять смерть, хоть и был вполне уверен в своей правоте.
«Моя смерть дорого тебе обойдется, безмозглый властолюбец!»
Хан, однако, принял необычное для себя решение. Он, как бы с великим сожалением, проговорил:
— Мы совершили ошибку, назначив тебя лашкаркаши. Ты не главнокомандующий похода, ты — всего лишь темник. Хороший темник, и не больше.
Об этом разговоре с ханом князь Михаил Воротынский узнает лишь через несколько дней от самого Дивей-мурзы, пока же главный русский воевода с нетерпением ждал новых вестей от своего соратника Федора Шереметева. Он верил, что воевода полка Правой руки сможет ловко исполнить его задание, но все же терзался сомнениями: а что, если Дивей-мурза не пошлет на этот полк большие силы? Тогда сразу же станет понятно хитрому и умному лашкаркаши, что его заманивают в какую-то ловушку.
Точно такие же опасения были и у князя Федора Шереметева, хотя все от него зависящее он сделал — дал разведать, что у переправы стоит в заслоне целый полк и чтоза спиной этого полка — полная пустота. Сомни полк и без всякого препятствия — вперед. Но полк все же немалая сила, к тому же имеющая несколько пушек. Не на колесах, правда (колесными решили не жертвовать), но все равно, если дробью стрелять, хорошо прореживать можно нападающих, не дав им крутить их любимое «чертово колесо» и стремительно двигаясь по кругу, осыпать русских ратников стрелами. Должен это учесть Дивей-мурза, и если он останется верным завету Чингисхана — нападать, имея десятикратное превосходство, — пошлет на полк даже не один тумен, а два или три. Тогда и паническое отступление полка не будет выглядеть обманным, ну, а если выставит меньше тумена, придется упираться. Стоять твердо вопреки полученному приказу. Стоять до тех пор, пока татары не налетят черной тучей.
«Чем же еще заманить крымцев? Чтобы не надеялись на легкий успех».
А если сделать вид, что закапываемся спешно в землю, готовясь к упорному и долгому сопротивлению? Даже когда татары начнут готовиться к нападению, особенно если малыми силами, можно не прекращать рытье окопов. До самого последнего момента.
Ухватился за эту идею Федор Шереметев и велел срочно звать к нему на совет тысяцких и сотников? Им понравилась задумка первого воеводы, никто не предложил ничего лучшего. Тогда Федор Шереметев перешел на приказной тон:
— Закапываться так, будто спешите. На самом же деле не напрягайтесь, ибо в любом случае долго мы здесь не устоим. Да и нет нам нужды оборонять переправу, живота не жалея. Бежать без оглядки — вот наша основная задача. Вначале прямо по дороге, побросав пушки, повозки и иное все обузное. За холмами, что в версте отсюда, — вправо в лес. А одной тысяче бежать с оглядкой. Встанет она на холмах и задержит татар, пока мы в лесу укроемся. Знак для отступления — три удара полкового набата. Если нет вопросов, расходитесь по своим местам и приступайте не мешкая к работе. У меня остается тысяцкий восьмой тысячи и второй воевода, князь Одоевский.
Вопросов у каждого много. И самый главный — отчего нет стены перед туменами Девлетки? Что, до самой Москвы бежать? И не повторится ли прошлогоднее? Но каждый понимал, что первый воевода спросил о вопросах ради порядка, а не всерьез, он уверен, стало быть, знает более того, о чем рассказал.
С князем Одоевским и тысяцким, определенным в заслон, разговор более откровенный, хотя тоже не начистоту.
— Сотникам и десятникам объясните, чего ради остаются они на явную, почитай, гибель. Но кроме того, нужно и мечебитцам все растолковать: держаться, пока полк подальше, мол, отступит, сохраняя свои силы для решающего боя. Да и самой тысяче не стоит слишком много терять воев. Вам недолго нужно стоять, а затем — тоже в лес. Нас догонять.
Полку князя Федора Шереметева была отдана правая сторона дороги, откуда ему предстояло щипать крымскую змею, и не хвост, а ближе к голове, левая сторона дороги и хвост— для Передового опричного полка.
— Сейчас бы сбегать на холмы, поглядеть, где ловчее встать? — предложил тысяцкий.
— Разумно. Сбегай. Впрочем, — вдруг осенило Федора Шереметева, — постарайся вернуться пораньше, что бы, как стемнеет, увести свою тысячу и там готовить стойкую оборону. Крымцы за нами погонятся сломя голову, вот тут вы и отсекайте их. Пару пушек укати с собой и устрой их.
— Я тоже с ним, — твердо заявил князь Одоевский. — Вместе мы лучше подготовимся к встрече крымцев. В дела тысяцкого не вмешиваясь, стану ратников вдохновлять.
— От советов добрых не отказывайся.
— Само собой.
— От лазутчиков крепко оберегайтесь.
— Предвижу, не будет лазутчиков, — возразил князь Одоевский. — Они уже все разведали. Утром попрут.
— Твоими устами мед бы пить. — И строго: — Не почитай за губошлепов крымских воевод. Обереги себя засадами. Да чтоб бдели бы. Не дай Бог, кого заарканят. Худо будет. Очень. Вот как Девлетка начнет переправляться через Лопасню, тогда снимай засады.
— Так все и устрою.
Вроде бы обо всем договорились, теперь остается только одно — ждать, перемогая ночь и надеясь, что утром налетит черная воронья туча.
Когда совсем стемнело, первый воевода князь Федор Шереметев покинул шатер, чтобы пообщаться с ратниками у костерков, но увидел на левом фланге своего полка необычно много костров, которые пылали во всю мощь. Князь — туда. И видит с удивлением, что во всей тысяче идут земляные работы.
«Сказано же, чтоб без старания, только для видимости, чего же самовольство?!»
Однако приглядевшись, понял, что ратники не копают усердно, а забавляются с озорной веселостью.
- Хан с лицом странника - Вячеслав Софронов - Историческая проза
- «Вставайте, братья русские!» Быть или не быть - Виктор Карпенко - Историческая проза
- Дмитрий Донской. Битва за Святую Русь: трилогия - Дмитрий Балашов - Историческая проза