Читать интересную книгу Евангелие от Сатаны - Патрик Грэхам

— Мария…

Еще немного он пытается сопротивляться, потом закрывает глаза и целует ее в ответ.

163

Рим, 22 часа

Кардинал Патрицио Джованни нервничает на заднем сиденье лимузина, который подъехал забрать его в квартал Колизея. В Ватикане стоит странная тишина. Все опустело, все замерло в ожидании: Церковь как будто затаила дыхание. Даже толпа паломников, которые по-прежнему собираются на площадь Святого Петра, кажется, шумит не больше, чем шумела бы армия привидений. Но главная причина беспокойства кардинала Джованни не эта. Пока лимузин с трудом прокладывает себе путь среди процессий, кардинал с тревогой думает о том, что с момента смерти папы все происходит не по норме. Во всяком случае, все, что предписывают правила приличия и священные установления Церкви. Несколько часов назад кардинал-камерлинг Кампини даже объявил, что его святейшество будет похоронен немедленно, и отменил предписанные приличиями траурные дни между похоронами и конклавом. Такого не было уже много столетий.

В середине второй половины дня старый камерлинг поднялся на трибуну собора и объявил эту новость коллегии кардиналов. Свое решение он объяснил тем, что из-за волнений, которые происходят в христианском мире, необходимо срочно избрать нового папу. Джованни вспомнил ропот, который пронесся по рядам прелатов. Потом, объявив о роспуске собора согласно статье 34 апостольской конституции Universi Dominici Gregis, Кампини созвал кардиналов на конклав, который откроется сразу после похорон. С этого момента на Рим и опустилась гробовая тишина. Что-то вошло в Ватикан и теперь овладевает им.

Кардинал Джованни смотрит через окна лимузина на мокрые улицы старого города. В салоне автомобиля пахнет кожей и старым солодом. Этот коллекционный «бентли» принадлежит кардиналу Анджело Мендосе, государственному секретарю Ватикана и первому министру Церкви. Сразу после заявлений камерлинга, когда в зале шелестели голоса участников собора, комментировавших его слова, морщинистая рука Мендосы положила конверт на столик Джованни. А тот притворился, что продолжает собирать со столика свои документы, и незаметно накрыл ими конверт. Джованни глядел вслед старому прелату, пока тот, шурша сутаной, уходил из зала. Потом он укрылся от чужих взглядов и открыл конверт. Внутри был обычный листок бумаги, на котором Мендоса набросал несколько слов на латыни. Они означали: «Глаза безумного открыты, но мудрый идет во тьме».

Джованни улыбнулся, читая эту новую версию цитаты из Екклесиаста. Мендоса переставил местами подлежащие. В оригинале это изречение звучало по-другому: «Глаза мудрого открыты, но безумный идет во тьме». Теперь, снова разворачивая листок — в первый раз он это сделал в своем гостиничном номере сразу после того, как ушел с заседания собора, — Джованни даже не думает улыбаться. Он смотрит на фразы, написанные красными чернилами, и строчки качаются перед его глазами. Это светящиеся чернила, которые видны только в темноте, когда первоначальный текст перестает быть виден. Рыцари ордена архивистов до сих пор применяют это искусство затворниц, когда хотят сообщить один другому какой-то секрет. Джованни еще раз перечитывает красные строки, которые словно плавают в глубине бумаги.

«Мой лимузин заберет вас в 22 часа

Возле дома 12 на улице Сан-Грегорио.

Ни с кем не разговаривайте.

Вы в опасности».

Джованни складывает записку и кладет ее в карман своей сутаны. Кардинал Мендоса занимает второй по рангу среди высших должностных лиц Ватикана, верный друг только что угасшего папы, один из старой гвардии. Это Мендоса шесть месяцев назад посоветовал его святейшеству дать Джованни в его пятьдесят первый день рождения звание кардинала. Так Джованни стал самым молодым князем Церкви — и самым наивным тоже. Но, несмотря на свою неопытность по сравнению с этими хитрыми и злыми стариками, он быстро понял, что доверять кому-то одному лучше, чем не доверять никому. И он доверился тому, кто сделал его тем, кем он стал. Вот почему его так тревожит записка Мендосы и беспокоит тишина в Ватикане.

Прелат открывает глаза. Лимузин только что остановился перед въездом в тупик. В глубине тупика горят огни траттории. У служебного входа, укрываясь под зонтом, стоит метрдотель.

— Это здесь.

Прелат слегка вздрагивает от этих звуков: голос шофера, пройдя через переговорное устройство, стал металлическим. Затем он поворачивается к разделяющей их стеклянной перегородке. Водитель даже не оглянулся, когда говорил. Джованни открывает дверцу, смотрит на подошву своей туфли-мокасина, которая тонет в луже, и выходит из лимузина. Машина плавно трогается с места и уезжает.

Кардинал делает первый шаг в тупик. Метрдотель подходит к нему и тихо спрашивает:

— Вы Екклесиаст?

— Извините, я вас не понял.

Джованни смотрит в холодные глаза этого человека, а тот ждет ответа. Кардинал уже собирается отвечать, но замечает тени, которые затаились в тупике, — силуэты четверых людей. Лампа освещает лицо первого, Джованни узнает его и инстинктивно делает шаг назад: это капитан Сильвио Черентино, начальник ближней охраны покойного папы.

— Шут их возьми! Что здесь происходит и что делают швейцарские гвардейцы вне Ватикана?

— Синьор, я задал вам вопрос. Вы Екклесиаст?

Голос метрдотеля холоден как лед. Джованни замечает, что этот человек засунул руку под свою куртку и сжал в ладони оружие. Вздрогнув от страха, он отвечает:

— Глаза безумного открыты, но мудрый идет во тьме.

Рука метрдотеля отпускает пистолет, мышцы его лица расслабляются. Он протягивает вперед свой зонт, чтобы укрыть кардинала от дождя.

— Кардинал Мендоса ждет вас, ваше преосвященство.

Джованни бросает взгляд в глубину тупика — швейцарские гвардейцы исчезли.

164

На площади Святого Петра толпа паломников стала еще больше. Теперь их так много, что тихий шепот толпы похож на далекий рокот грома. Сотни тысяч губ произносят молитву среди леса свечей. Эта толпа похожа на чудовище — на гидру, у которой тысячи печальных лиц и неподвижных тел.

Кардинал-камерлинг Кампини смотрит на это приближающееся человеческое море с верхней ступени лестницы собора. Ему кажется, что все христиане мира идут к сердцу Рима. Они как будто чувствуют, что происходит внутри Ватикана.

Кампини замечает рядом внушительную фигуру начальника гвардии, который только что подошел к нему.

— Я вас слушаю.

— Ваше преосвященство, три кардинала не пришли.

Кампини выпрямляется.

— Кто? — спрашивает он.

— Кардинал — государственный секретарь Мендоса, кардинал Джакомо из Конгрегации Епископов и кардинал Джованни.

— Два первых достигли предельного возраста и не могут заседать в конклаве.

— Все-таки, ваше преосвященство, это государственный секретарь и глава Конгрегации Епископов — номер второй и номер шестой в Ватикане.

— Я напоминаю вам, что, поскольку номер первый умер, второй и шестой имеют не больше власти, чем двойка и шестерка в картах. Когда Святой престол вакантен, командует только камерлинг. А камерлинг — я.

— Вы думаете, они знают?

— Я думаю, они считают, что что-то знают. Но, что бы они ни затевали, уже поздно.

Тишина. Потом вопрос:

— Есть новости об отце Карцо и об этой ясновидящей Паркс?

— Они покинули аббатство-крепость Верхнее Маканьо и теперь направляются в монастырь Больцано.

— Евангелие обязательно должно быть в наших руках к началу торжественной мессы, а она начнется сразу после избрания Великого Магистра.

— Может быть, нам лучше вмешаться?

— Не беспокойтесь о том, что выше вашего понимания, майор. Никто не должен даже коснуться отца Карцо, пока не придет час.

— А как быть с отсутствующими кардиналами?

— Ими займусь я.

Кампини бросает последний взгляд на толпу.

— Поставьте вторую линию оцепления и заприте двери собора.

Начальник гвардии жестом приказывает своим подчиненным сомкнуть ряды. Потом он закрывает тяжелые двери за камерлингом, который исчезает внутри здания.

165

Метрдотель проводит кардинала в ту часть траттории, где находятся отдельные кабинеты, открывает дверь и отступает в сторону, пропуская Джованни внутрь. За дверью кардинал видит комнату, которая словно создана только для тихих звуков. Ее стены обиты тканью, а старый паркетный пол поскрипывает под его ногами. За единственным круглым столом, который установлен в центре комнаты, сидят кардинал Мендоса, кардинал Джакомо, глава Конгрегации Епископов, и старик в темном костюме и фетровой шляпе. Лицо этого старика так изрезано морщинами, что кажется, будто он все время улыбается.