Адам заколебался. Государственный секретарь по делам Индии. Головокружительная карьера. И Дизраэли поднимал этот вопрос уже не в первый раз, хотя раньше он отделывался только намеками, а Адам был достаточно умудрен, чтобы понимать, что скользкий Диззи отнюдь не взял на себя обязательства. Но все равно, показывал очень соблазнительную морковку. И если правда то, что только что сказала ему Эмилия относительно расовой вражды в Индии — а его сомнения на этот счет были слабыми, — это могло бы означать, что он сможет улучшить условия для своих кровных братьев на полуострове.
Он и Диззи стояли у окна бального зала. Адам взял государственного деятеля за локоть и повел его в библиотеку. Войдя в библиотеку, он закрыл за собой дверь и они остались наедине.
— Вы поведали моей жене, — начал Адам, — что ваше сельское поместье в Бакингэмшире доставило вам в последние годы огромные финансовые проблемы. Насколько я понимаю, вы купили Хьюнден примерно двенадцать лет назад, чтобы получить надежную политическую базу для своего места в палате общин.
— Совершенно верно.
— Вас финансировал герцог Портлендский, который ссудил вам двадцать пять тысяч фунтов стерлингов, чтобы вы могли купить право на свободное землевладение.
— Да, герцог был невероятно богат и деньги не имели для него большого значения. К несчастью, пять лет назад он умер, и его сын лорд Тичфилд стал его наследником. Вряд ли мне нужно говорить вам, что род Бентинк отличается эксцентричностью, но нынешний герцог показывает признаки просто сумасшествия. Он построил целую серию туннелей под аббатством Уелбек и проводит там большую часть своего времени подобно кроту. И если кто-то из слуг осмелится заговорить с ним, он тут же выгоняет беднягу с работы. Вот этот полоумный потребовал, чтобы я возвратил ему двадцать пять тысяч фунтов, что поставило меня в ужасно неловкое финансовое положение. Мне пришлось обратиться к ростовщикам, и проценты на ссуду явились бы ужасным бременем для человека таких скромных финансовых средств, как я.
— Тогда разрешите мне откупить ваши долги, Диззи. Ваш долг будет числиться за мной, и я буду начислять вам только два процента годовых.
Монокль Диззи упал из его глаза.
— Мой дорогой Адам, — воскликнул он. — Вы это серьезно?
— Вполне. Скажем, что это — помещение средств в мое политическое будущее, так же как и в будущее Англии. Из вас выйдет первоклассный премьер-министр, Диззи, и я хотел бы войти в вашу команду. Единственное, что я прошу — это чтобы вы уладили все в партии после того, как я произнесу речь в палате лордов против Конфедерации.
Диззи медленно улыбнулся.
— Вы хитрая лиса, — сказал он. — Думаю, вы далеко пойдете на политическом поприще.
Письмо королевы Виктории лорду Пальмерстону.
Виндзорский замок. 1 декабря 1861 года.
Королева очень огорчена таинственной болезнью своего любимого мужа, и поэтому только с величайшим напряжением сил может заниматься государственными делами. Ах, если что-то случится с моим дражайшим… Но Королева не желает останавливаться на таких неприятных предположениях. Уверена, что тот, кто направляет судьбы нашей любимой страны, не допустит такого несчастья.
Лорду Пальмерстону известно, что Королева была потрясена и оскорблена, когда американцы поднялись на борт судна «Трент» и насильственно сняли с него двух сенаторов-южан, мистеров Мейсона и Слиделла, которые направлялись в Англию, чтобы отстаивать дело конфедератов. Федералисты такие негодяи! Такое нарушение морского права возмутительно, и Королева должна признать, что некоторое время она соглашалась с теми людьми в правительстве и в оппозиции, которые призывали объявить войну Северу. Однако любимый муж Королевы убедил ее в нецелесообразности такого курса действий и доказал ей, что Англии выгоднее сохранять нейтралитет в конфликте, который сотрясает Америку. Поэтому вызвало большое удивление, когда Королева узнала, что лорд Понтефракт обирается выступить в палате лордов против южан. Но, пораздумав, она пришла к заключению, что нельзя проходить мимо большой моральной проблемы рабства, и что, возможно, трудно найти более достойного человека, который мог бы выступить по этому вопросу, чем человек, к которому прислушиваются все истинные англичане и англичанки, восхитительный лорд Понтефракт.
В. Р. (Виктория Регина)
Снежные вихри окружали карету, когда Пинеас Тюрлоу Уитни остановился возле мрачного, похожего на крепость, особняка, находящегося в сосновой роще в пригороде Манчестера. Этот дом, построенный год назад Горасом и Леттис Белладонами из темного камня, венчался четырехэтажной башней для часов. Хотя местная пресса пела панегирики «архитектуре флорентийского стиля», Пинеас, выйдя из кареты, подумал, что строение ужасно. Он направился к украшенной резьбой парадной двери и позвонил. Его впустил дворецкий, приняв у него шляпу и плащ. В камине пылал огонь, а над камином висела огромная картина Лендсиера, изображавшая двух собак с грустными глазами. Затем дворецкий провел Пинеаса через зал к дверям и раздвинул их.
— Сенатор Уитни, — объявил он.
Пинеас вошел в библиотеку, обитую темными панелями, где его приветствовали Белладоны. Налив американцу виски, Горас сказал:
— Ну, Пинеас, какие успехи в Лондоне?
Высокий седовласый виргинец, на котором начали сказываться годы, покачал головой.
— Тори по большей части симпатизируют Конфедерации, но лорд Пальмерстон намертво уперся, не хочет признавать нас. Поэтому я ничего не достиг. А теперь, в довершение всего, не кто иной, как наш друг Понтефракт, выступает с речью в палате лордов и клеймит рабство на Юге. И если он так поступает, друзья мои, то мне впору уезжать из Англии. — Он взглянул на Леттис. — Не знаю, конечно, миссис Белладон, но, возможно, вы найдете средство воздействовать на него через свою сестру? В Лондоне мне сказали, что он все еще… Как бы это выразиться полюбезнее?
— Можете и не стараться любезничать об этом, — поторопилась посоветовать Леттис. — Все знают, что Лиза все еще остается его любовницей. Что же касается моей возможности повлиять на Лизу, то это просто принятие желаемого за действительное. Уверена, что она презирает меня за то, как я поступила с ней, хотя я лишь пыталась добиться торжества справедливости. Я продолжаю считать, что именно она убила моего бедного, несчастного отца.
Пинеас нахмурился.
— Если бы мы могли помешать выступлению лорда Понтефракта, — сказал Горас, — то сохранились бы шансы на признание Конфедерации Англией?