Пинеас нахмурился.
— Если бы мы могли помешать выступлению лорда Понтефракта, — сказал Горас, — то сохранились бы шансы на признание Конфедерации Англией?
— Больше всего я надеюсь на вас и других производителей текстиля, — ответил Пинеас. — Если вы окажете достаточное давление на правительство, то возникнет вероятность того, что кабинет изменит свою позицию. И, как я писал вам, если вы поможете Югу в трудный час, то Юг не останется в долгу перед «Белладон Текстайлз» после войны.
— При условии, что вы победите.
— Вот именно.
Горас поднял свой бокал и пригубил крепкого виски. В своем письме Пинеас от имени Конфедерации обязался продавать хлопок южных штатов компании «Белладон Текстайлз» на десять процентов дешевле, чем всем конкурентам. В случае, если победит Юг. Для Гораса это была бы невероятно заманчивая сделка. Она позволила бы ему стать крупнейшим производителем текстиля в Англии.
— Вы сказали, — напомнил Пинеас, — «если» мы сможем помешать лорду Понтефракту выступить с речью. Есть ли способ сделать это?
Горас сделал еще глоток.
— Мой дорогой сенатор, — ответил он. — Всегда существуют методы действия. Требуются только сноровка и воля. В прошлом, когда у меня возникали волнения среди рабочих, я использовал профессиональных штрейкбрехеров. Не хочу скрывать, что это были люди преступного мира. Когда ставки так высоки, а времени в обрез, считаю, что можно подумать, чтобы использовать их уникальные таланты.
— Что именно вы имеете в виду? — спросил Пинеас, разглядывая осанистого промышленника с новым интересом.
Волны сердито разбивались о берег. Лиза гуляла по песчаному пляжу, закутавшись в черный плащ — из-под капюшона выбился золотистый локон, которым играл свежий ветер. Разразился зимний шторм, но Лиза полюбила море в любую погоду, включая довольно частые шторма — и ей нравилось гулять по пляжу, преодолевая напор ветра. На водах закручивались пенистые шапки, наполняя воздух брызгами. Изредка проносилась морская чайка, громко крича на ветру. Гуляя каждый день, она досконально изучила пляж. Если она и не сошла с ума за долгие месяцы после отъезда Адама, то этим она обязана прогулкам по пляжу, во время которых она изредка встречалась с рыбаками, но чаще оставалась совершенно одна со своими мыслями и воспоминаниями об Адаме. Иногда где-то на пляже показывался мужчина, на мгновение ей в голову бросалась кровь, она думала, что, возможно, приехал Адам, невзирая на ее запрет. Но потом оказывалось, что это незнакомец, и она стыдила себя за то, что питает такие иллюзии. Адам превратился в ее любимое прошлое, и хотя в ее памяти были живы его поцелуи, жизнь должна была продолжаться своим чередом. Может быть, когда-нибудь появится кто-либо другой, но сердцем она чувствовала, что никто не сможет заменить Адама. Ей повезло, что в жизни у нее была такая замечательная любовь, что, возможно, выпадает на долю не всем женщинам.
Примерно в десять часов утра, когда черные тучи угрожающе нагромоздились на западном горизонте, она повернула и пошла обратно к коттеджу. По холмам выше пляжа бродили отары овец. Их стерегли мальчики с розовыми лицами и собаки колли. Она иногда задавала себе вопрос, не проведет ли она остаток своих дней в этом милом, мирном краю. Для нее, испытавшей за короткую жизнь больше, чем другие за долгие годы, эта перспектива казалась заманчивой. Она миновала замок Кулзеан, темную, нависшую над пляжем громаду с великолепной овальной лестницей, задуманной Робертом Адамом, откуда открывался вид на косу Клайд и отдаленный остров Аран. Да, думала она, она могла бы прожить здесь остаток своих дней.
Она почувствовала, что что-то не так, когда поднималась по дорожке из кирпича, — дверь коттеджа стояла распахнутой, ею стучал ветер. Сразу насторожившись, она заторопилась в дом. Войдя, она вскрикнула. К креслу возле камина была привязана миссис Паркер, изо рта торчал кляп.
— Миссис Паркер!
Быстро развязав ее, она вынула кляп.
— Аманда! — заплакала старушка. — Они забрали мою девочку! О Господи…
— Кто?
— Двое мужчин в масках! Они похитили нашу драгоценную Аманду!
— Как вы думаете, мистер Ридли? Слишком густые брови? — Мужчина, который сидел перед гримировальным столиком в подвальном помещении Понтефракт Хауза, наклеивал себе седые брови, которые были под стать длинной седой бороде. Дворецкий, мистер Ридли, стоял рядом с этим мужчиной, наблюдая за трансформацией молодого аристократа в старого коробейника. Человеком в потрепанном старом пальто, который сидел за гримировальным столом и раскрашивал себя, был Адам.
— Возможно, немного переборщили, милорд, — ответил Ридли. Дворецкого сбивало с толку новое странное увлечение хозяина, к которому Адам ужасно пристрастился несколько недель назад. За мистером Ридли лежал металлический лоток, в котором разместился набор различных товаров. На гримировальном столе перед Адамом стояли вазочки с гримировальными мазями и цветными вазелинами, а также карандаши для нанесения морщин. — Куда милорд собирается отправиться сегодня после обеда, если вы простите мне смелость спросить вас?
— Думаю проехаться в Уайтчапел.
Дворецкий ахнул.
— В Уайтчапел, милорд? Умоляю вас не делать этого. Это одна из самых опасных трущоб Лондона! Даже полиция не решается соваться туда, если только не совершено какое-то ужасное преступление. Ходить в Уайтчапел без личного телохранителя — просто сумасшествие, прошу прощения, милорд, за такие слова.
Адам взглянул на него и ухмыльнулся.
— Вы не желаете пойти со мной, мистер Ридли?
Дворецкий кашлянул.
— Знаете ли, когда я был в Индии, — продолжал Адам, опять взявшись за гримировку, — я был вынужден замаскировать себя под индуса. Интересное дело, мистер Ридли, потому что когда вы переодеваетесь и меняете внешность, то становитесь почти невидимкой. Тогда вы можете идти в такие места, куда вы не отважились бы пойти в своем прежнем обличье, если вы понимаете, что я хочу сказать. Например, если я отправляюсь в Уайтчапел в одежде лорда Понтефракта, то, вероятно, живым я оттуда не вернусь. Во всяком случае, меня дочиста ограбят. Но если я отправлюсь туда в одежде старого лоточника, никто на меня не обратит внимания. Я превращусь в невидимку.
— Но зачем вообще ходить туда, сэр?
— Потому что хочу посмотреть на этот район. Знаю, вы думаете, что я рехнулся…
— О, нет, милорд.
— …но за эти несколько недель я очень хорошо узнал Лондон. Держу пари, что я знаю его гораздо лучше, нежели большинство других аристократов, моих коллег по палате лордов, нога которых не бывала не только в Уайтчапеле, но и других местах, за исключением Вест Энда. Мне хочется посмотреть, как живут бедняки в этой стране. Потому что как же я им смогу помочь, если ничего о них не знаю? А я хочу помочь им. Вот почему я и занялся политикой.