– Ура! – сказал Тернер.
Выпили с молодецким уханьем. Закусили хрустящей квашеной капустой, забирая ее горстями прямо из миски.
– Что-то мы пьем и не пьянеем, – возмутился Дорин. – И это настоящая русская водка?
– Несмышленыш, – ласково пробормотал Хромов. – Просто из тебя стресс выходит.
– Кстати о стрессе! – встрепенулся Никита. – Нет лекарства лучше, чем самая обычная деревенская банька!
– О! Банька! – восхитился Тернер. – Есть?
– А то как же! – насмешливо прищурился лесник. – Самая что ни на есть! Только истопить надо.
– Я помогу, – с готовностью заявил Седых. – Сто лет в бане не был.
– И я! – Брюс уже предвкушал. – Хочу с самого начала.
– Давайте, ребята, – одобрил Кобыш. – А мы пока с Витей и Рафом тут посидим.
– Тогда за мной! – Никита встал. – Делать, как я, и не отвлекаться!
Они вышли в сени – хозяин нащупал в темноте выключатель, и вспыхнула целая гирлянда лампочек вдоль крытой галереи – добрались до противоположной бревенчатой стены и, распахнув низкую дверь, пригнувшись, вступили в просторный предбанник с лавками и небольшим столом из оструганных досок, с висевшими на крючьях деревянными шайками и множеством веников, с застекленным угловым шкафчиком для принадлежностей, необходимых при достойном мытье, с целой поленницей сухих березовых дров и с еще одной створкой, более похожей на вход в чудесную страну из каморки папы Карло.
– А это для чего? – спросил американец, указуя на почти игрушечную дверку.
– А это – для души, – Никита хитро прищурился. – Скоро узнаешь, – и шагнул в парную, представлявшую собой помещение метров десяти, в котором имели место: неизменная чугунная печь, обложенная крупными булыжниками, открытый котел для воды и три полока, широкими ступенями расположенные друг над другом. Вода в котле была покрыта прозрачной корочкой льда.
– Вот так, – сказал он. – Даже шестерым здесь места хватит.
В дверном проеме появился озирающийся Тернер.
– Ни одной трубы! – его удивленный взгляд скользил по стенам. – Где ты воду берешь?
– Летом – в колодце, – усмехнулся лесник, – а зимой снег топлю. У нас в Сибири снега много. И здесь он чист и девственен, не то, что в городах.
– Конечно! – Брюс сокрушенно тряхнул головой. – Как это я не угадался. Буколика!
– Да, – подтвердил Никита, – патриархальный уклад. Ну, что стоишь? Дрова неси!
Через полтора часа температура в парной уже зашкаливала, а хозяин все поддавал и поддавал из круглого ковша на длинной ручке. Ароматная смесь из воды вперемешку с домашним квасом, попадая на раскаленные камни, отчаянно шипела и исходила туманными обжигающими волнами. Три веника отмокали в шайке.
Никита натянул фетровую рукавицу, взял один из них и помахал перед ставшей уже темно-вишневой поверхностью печи.
– Ух! – раздался за его спиной возбужденный возглас, и к полоку скользнул голый Седых. – Хватит уже! А то народ тут окончательно помрет.
– Народ здесь окончательно возродится, – поправил его лесник, продолжая размахивать веником. – К новой светлой жизни… За это и пили… Кстати, где он?
– Уже раздеваются, – отдуваясь, сообщил Женя.
Следующим появился Тернер в войлочной шапочке и попытался тихо просочиться мимо колдующего над печью банщика. Попытка не удалась. Никита, развернувшись, стеганул его веником по розовой заднице.
– Это насилие! – завопил Брюс. – За что боролись?!
– Не бывает святых без истязаний, – сообщил лесник. – Вы ведь утром воскресли… – продолжил он, охаживая бока американца, – …потом вас причислили к лику… а сейчас очиститесь от суеты мирской… А ну, марш наверх! – свирепо закончил он. – И лежать там, не двигаясь! Дышать через нос!
Через приоткрывшуюся дверь ввалились последние трое – Кобыш в альпийской панаме, Дорин в вафельном полотенце, обернутом вокруг чресел, и Хромов без ничего.
И начался разгул банных страстей. С улюлюканьем, богатырскими замахами, ушатами холодной воды, жизнерадостным ржанием и удовлетворенными стонами тех, кого обрабатывали вениками.
При первом же выходе из парной Никита подвел ставшего малиновым Тернера к таинственной дверке, распахнул ее, выпихнул Брюса наружу, прямо в подступающий вплотную сугроб, и сейчас же захлопнул. Американец заорал благим матом. Когда в проем ломанулся Кобыш, из пушистого снега торчала только голова. Лицо выражало неописуемое блаженство.
Так, разогреваясь до умопомрачения в парной, а потом ныряя в снег, они провели остаток вечера. Заходов никто не считал, да, видимо, было и незачем. И лишь спустя какое-то время, когда наступило полное изнеможение и «воспарение души», как определил это состояние Хромов, они завернулись в извлеченные Дориным простыни и расселись по лавкам в предбаннике, прислонившись спинами к теплой вагонке, вытянув ноги, расслабленно перебрасываясь удовлетворенными замечаниями по поводу только что закончившегося сеанса «приведения организма в оптимальный режим» и доброжелательно посмеиваясь над «крещением» Тернера.
– Пивка бы сейчас, – томно произнес Кобыш. – А, Раф?
На столе тут же возникла зеленая картонная коробка с надписью «Holsten». Из нее соблазнительно торчали горлышки бутылок.
– Фи, – отреагировал на это Седых. – Шведское.
– На вас не угодишь, – проворчал Дорин. – А какого бы вы хотели?
– Настоящее пиво, – сообщил Хромов, подняв палец, – варится только в Чехии. Или Баварии. Издавна. И оно темное.
– Так бы и сказали, – израильтянин пренебрежительно дернул плечом. – А то – пивка!
Коробка мгновенно исчезла, и на ее месте появилось шесть полулитровых кружек с фирменными эмблемами и белыми пенными шапками.
– Вот, – просиял Виктор. – Можешь же, когда хочешь! А вобла где?
Дорин только фыркнул.
Первые кружки осушили залпом, как и положено. Над вторыми уже сидели вдумчиво, снимая шкуру с воблы, тщательно прожевывая вяленых кальмаров и рассуждая о прелестях сельской жизни.
– Эх! – сказал, потягиваясь, Тернер. – После такого-то удовольствия не мешало бы хорошенько проспаться.
– Выспишься еще, – Кобыш был непреклонен. – Время пока детское.
– Да! – неожиданно вспомнил Никита. – Мне же вас как-то разместить надо.
– Не кручинься, хозяин, – тут же пресек его порыв Седых. – Я думаю, Раф позаботится.
Дорин, прихлебывая из кружки, молча кивнул.
– А что, ребята, – Дмитрию идея явно понравилась, и он, несомненно, уже прикинул собственный вариант, – не возвести ли нам еще один дом?
Израильтянин еще раз утвердительно кивнул, а Никита покачал головой:
– Как вы собираетесь это делать? Уже ночь на дворе, а дом – не пиво, его так просто не вообразишь. Сложная конструкция, между прочим!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});