– Парни, – объявил он, – я не нашел туалета.
– Не там ищешь, – усмехнулся лесник. – Все удобства в сенях, за дверь – и налево.
И пока Тернер в удивленном молчании заканчивал процедуру схождения, Кобыш негромко произнес:
– Да вы обнаглели, братцы. Не представившись хозяину, уже шныряете по дому. А ну, быстро все сюда.
Седых и Хромов моментально оказались рядом, следом подоспел Тернер, а за ним появился Дорин, покачивая головой в такт своим мыслям.
– А вот теперь, – сказал полковник, – будем знакомиться по-настоящему. Это Никита, наш гостеприимный хозяин и властитель здешней тайги. А это, – он сделал широкий жест в сторону испытателей, – бывшие орбитальные небожители, ныне – бездомные, Евгений, Виктор, Брюс и Рафаил.
– Рад знакомству, – улыбнулся лесник.
– А мы-то как рады, – заверил его Хромов, и начались дружеские рукопожатия, похлопывания по плечам, безобидные смешки и пристрелочные вопросы.
Через пару минут все уже были на «ты».
– Погодите, ребята, – взмолился Никита, – я же вас хотя бы чаем угостить должен. Накормить до отвала не смогу, – он почесал затылок, – но есть холодное мясо, картошка в печи еще не остыла…
– Давай, лучше мы тебя накормим, – предложил Дорин. – Парни, двигайте стол на середину.
Седых с Тернером ухватились за края старинного стола-книжки и потащили его в центр горницы. Хромов тут же взялся за лавку, стоявшую почти у самой двери.
– Ну, я хоть самовар поставлю, – Никита направился в кухню, по пути соображая, чем это они его собираются потчевать, если прибыли сюда без единой поклажи. Разве что в карманах у них есть какие-нибудь хитрые космические штучки, похожие на тюбики от зубной пасты. Сомнительное удовольствие, однако. Впрочем, от этих можно ждать чего-нибудь и похлеще.
Он сунул руку за печь, достал оттуда мешок с еловыми шишками и начал по одной заталкивать их в самоварную трубу. Шишки были абсолютно сухими, но все еще пахли лесом. Вскоре они уже весело горели, потрескивая и выбрасывая короткие искры. Никита снял крышку и долил из ведра воды. Сапога, пожалуй, не понадобится, решил он, и так сойдет. Пока они там возятся, кипяток будет готов.
На кухне появился Тернер. Увидев самовар, он испустил экзальтированный вопль.
– Это что? – спросил он, тыча пальцем в блестящий бок. – Паровой котел прошлого века? Да?
– Нет, – улыбнулся лесник. – Это агрегат для производства чая. Естественно, очень старый. Ему, почитай, лет двести будет.
– Это ж антикварная вещь, – поразился Брюс. – А ты его… эксплуатируешь!
– Ничего, – Никита расхохотался, – он еще лет сто протянет. А капризничать начнет, мы его подлудим, и опять будет, как новый.
– Под… что? – изумился Тернер. – Я не знаю такого слова.
Тут из горницы потянуло восхитительным запахом. Никита готов был дать голову на отсечение, что так пахнет жареная дичь, если бы не абсолютная уверенность, что ее там быть не может.
– Оооо! – послышался из-за стенки восторженный хор голосов.
– По-моему, стол готов, – Брюс подмигнул. – Прошу, хозяин!
– Погоди, – сказал лесник. – Сейчас самовар поспеет и…
– Никуда твой котел не денется, – Тернер развернул Никиту и подтолкнул к двери, – а гости уже выждались.
– Ладно, – ответил тот, – ты прав, Пятачок, – шагнул в комнату, да так и застыл на пороге.
Стол потрясал. Во-первых, как показалось Никите, он увеличился в размерах, во-вторых, был покрыт цветастой льняной скатертью, и, наконец, в третьих, оказался уставлен всевозможными яствами. И разнообразными нарезками из окороков, колбас, балыков, сыров, осетрины, семги, буженины и бастурмы на изящных тарелочках; и фруктами в причудливых вазах – от обычных яблок и великолепных гроздьев винограда до располосованного небольшими ломтиками ананаса и совсем уж экзотических плодов, никогда ранее лесником не виданных; и свежими овощами – помидорами, огурцами, редисом, салатом, зеленью – на удлиненных блюдах; и черной икрой в обширной салатнице. На столе имели место также три матово-зеленоватого стекла бутылки шампанского «Мадам Клико» и по шесть поблескивающих новеньким фарфором тарелок, бликующих резными гранями хрустальных фужеров и отсвечивающих серебром приборов для участников предстоящего застолья. Венчало же сие великолепие большое блюдо с индейкой, запеченной в яблоках. От нее-то и исходил чудодейственный аромат, уловленный Никитой еще на кухне.
Остолбеневший хозяин дома перевел вопросительный взгляд на Кобыша.
– А что? – пожал тот плечами. – Рождество еще не кончилось.
– Можем мы хоть раз за полгода посидеть по-человечески? – добавил Седых.
– Что-то не так? – поинтересовался Тернер.
А Хромов хлопнул себя по лбу и заявил:
– Водки не хватает!
– Один момент, – Дорин жестом фокусника извлек из воздуха запотевшую бутылку «Смирновской». – Такая устроит?
Никита только крякнул.
– Тогда к столу! – провозгласил Кобыш, и только тут лесник заметил, что вокруг всего этого изобилия стоят отнюдь не привычные лавки, а изящные деревянные стулья с высокими спинками.
– Ну, братцы, вы даете! – Никита недоуменно покачал головой. – Откуда?
– Дары природы, – неопределенно сказал Дорин. – Она, знаешь ли, дама щедрая. Уверяю, все самого лучшего качества.
Между тем хлопнули пробки, и шампанское, пенясь, потекло в фужеры. Гости оживились, перебрасываясь ничего не значащими короткими фразами, обычно сопутствующими началу любого застолья, застучали по тарелкам ножи и вилки, а хозяин все еще сидел неподвижно, пытаясь как-то разобраться с захлестнувшими его впечатлениями и не обращая внимания на Хромова, деятельно накладывавшего ему каких-то деликатесов. В голове навязчиво крутились слова старой песни: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью… та-ра-там-там-та-ра-ра-ра-ра-рам…»
– Очнись, Никита! – послышался с другого конца стола голос Кобыша. – Поддержи тост.
Лесник машинально взял фужер, не в силах преодолеть ощущение, что вся эта иллюзия сейчас развеется, и останется лишь то, что всегда было: потертый стол-книжка, яичница с кусочком докторской колбасы, чугунок с дымящейся картошкой, кружка с чаем и верный пес, устроившийся возле двери, положив морду на передние лапы. Но действительность и не думала меняться.
– За нас живых и возвращение на Землю! – торжественно провозгласил Тернер.
Зазвенел соприкоснувшийся хрусталь, и пузырьки шампанского, ударившие в нос, окончательно убедили Никиту в том, что все происходит на самом деле.
Он подцепил на вилку ломтик ананаса, оказавшегося в непосредственной близости, отправил его в рот и стал тщательно прожевывать, вспоминая давно забытый вкус. Единственный раз он пробовал ананасы еще в городе, девять с половиной лет назад, правда, тогда это не произвело на него большого эффекта.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});