– Да, – ответила она. – Можешь сама нанять моего управляющего, чтобы проверить то безумие, что творится в Широком Доле. И остановить его развитие, отказавшись передать права на землю деревне, как они того хотят. Как только ты достигнешь совершеннолетия, ты сможешь превратить поместье в источник дохода, которым оно по праву должно быть.
Я плюнула на ладонь и протянула леди Кларе руку поверх столика.
– Идет, – сказала я.
Любезная улыбка на ее лице не дрогнула. Она тоже плюнула на ладонь, и мы пожали руки.
– Идет, – повторила она.
Потом лицо ее переменилось, и она перевернула мою руку ладонью вверх, чтобы рассмотреть трещины, мозоли и ссадины от веревки.
– Боже милосердный, – сказала она. – Превратить тебя в молодую леди будет задачей не из легких. Для начала займемся твоими руками! Что ты с ними делала, чтобы привести их в такое состояние? Даже не знаю, сможем ли мы их смягчить.
Я посмотрела на свои ладони. Бугры под большим пальцем и у основания остальных были твердыми, как старая кожа. Я подумала о поводьях, которые держала, о веревках, которые тянула, и о перекладине трапеции.
– Я работала, – коротко ответила я.
Она кивнула.
– Можешь мне не рассказывать, – сказала она. – Если никто из твоего прошлого не явится мне досаждать, то это не мое дело, пусть не моим и остается. Скажи мне одно: тебя кто-нибудь сможет узнать или выследить?
– Нет, – ответила я.
Роберт Гауер меня отпустил. Джек пробежал бы милю, лишь бы не смотреть мне в лицо.
– Ты совершала какие-нибудь преступления? – в лоб спросила леди Клара.
Я подумала о браконьерстве, об игре краплеными картами, об объездке лошадей и мелком мошенничестве. Подняла взгляд и увидела, что леди Клара на меня пристально смотрит.
– Ничего выдающегося, – сказала я.
Она откинула голову и рассмеялась так, что закачались бантики на чепце.
– Отлично, – сказала она. – Ничего выдающегося. Больше спрашивать не стану. Ты все это рассказала мистеру Фортескью?
Я пожала плечами.
– Кое-что, – ответила я. – То, что могло подтвердить, что я – это я. Больше ничего.
Она кивнула, словно ей это понравилось.
– Хорошо, – сказала она. – Будучи твоей дуэньей, я введу для тебя некоторые правила. Первое – всегда носи перчатки, а второе – еще важнее.
Я подождала.
– Ни с кем не говори о прошлом, – прямо сказала она. – Никому не рассказывай того, что рассказала мне. Когда войдешь в общество, говори только, что тихо жила в деревне у бедных людей, пока тебя не нашли попечители. Твое прошлое будет туманным, но весьма почтенным. Поняла?
– Туманным, но весьма почтенным, – повторила я, обкатывая слова на языке. – Да, поняла.
Она криво мне улыбнулась.
– Хорошо, – сказала она.
В дверь постучали, и леди Клара отозвалась:
– Войдите!
Из-за двери робко высунулась голова лорда Перегрина.
– Это я, мама, – сказал он.
– Отлично, можешь войти, – коротко бросила она.
После ванны, в чистой одежде, он был ослепительно красив и мил, как девочка. На нем был темно-синий редингот, белые узкие бриджи и лаковые ботфорты. Его светлые волосы были тщательно завиты, они еще не совсем высохли после ванны. Глаза у него были прозрачно-голубыми, и только сиреневые тени под ними говорили о том, что он не спал ночь. Мать посмотрела на него холодно.
– Сойдет, – сказала она.
Лорд Перегрин обворожительно ей улыбнулся.
– Спасибо, мама! – произнес он, словно она сделала ему комплимент.
Потом он встал смирно, будто ожидал приказаний.
Вскоре он их получил. Ему предстояло сопровождать меня обратно в Дол-Холл и доставить мистеру Фортескью карточку своей матери, извещавшую, что леди Клара собирается навестить мистера Фортескью позже днем. Потом лорду Перегрину надлежало дождаться ответа, но пробыть в доме не более двадцати минут и не пить ничего, кроме чая и кофе.
– Не представляю, мама, какой он, по-твоему, держит стол, – весело заметил лорд Перегрин, – но, по мне, он не похож на человека, который предложит гостю шампанского в десять утра.
Она мрачно улыбнулась.
– Не сомневаюсь, – сказала она. – А потом сразу поезжай домой.
– Да, мама, – сказал он, по-прежнему улыбаясь.
Я решила, что меня отпустили, и встала, чтобы выйти. Леди Клара бросила на меня оценивающий взгляд.
– Если тебя подобающим образом одеть, ты будешь хороша, – произнесла она. – Вызову на завтра портного из Чичестера. Приедешь, с тебя снимут мерки для новой одежды.
– Благодарю вас, леди Клара, – вежливо сказала я.
Она протянула мне руку и подставила щеку для поцелуя, после чего я умудрилась выбраться из-за хрупкого столика и пересечь светлые ковры без приключений. По-моему, я толком не дышала, пока за нами не закрылась дверь и лорд Перегрин не повел меня прочь по галерее.
– Она тебя взяла в оборот, да? – спросил он.
– Да, – ответила я.
Он кивнул и остановился на верхней ступеньке деревянной лестницы, чтобы посмотреть на меня.
– Так это же хорошо, – ободряюще начал он. – Она раздобудет тебе женское платье. Я об этом размышлял, пока принимал ванну, но так и не придумал, где его взять. Я рад.
Я засмеялась.
– Я тоже рада, – ответила я.
– И ты будешь сюда приезжать! – сказал он. – Это же замечательно. Я боялся, что время будет тянуться невыносимо медленно, пока я уеду в Лондон, но мы с тобой сможем вместе кататься, я тебе все тут покажу.
– Спасибо, – отозвалась я.
– Да не за что, – от души сказал он.
Потом он взял меня за руку, и мы пошли через мраморный холл, словно были юными братьями, словно я родилась и выросла в таком доме. Словно мы были лучшими друзьями.
23
Перегрин сопровождал меня домой верхом на впечатляющем гунтере из материнской конюшни. Мистер Фортескью, увидев, что мы подъезжаем по аллее, вышел на террасу, и по его лицу я поняла, что ему не доставляет удовольствия то, что он видит меня с Перри.
Он пригласил Перри в дом и предложил ему чаю. Перри бросил на меня взгляд, закатив глаза, и милостиво согласился. Он сел в гостиной, мельком поглядывая на часы, слово в слово изложил материнское поручение и покинул нас, когда прошло ровно двадцать минут.
Мистер Фортескью устремил на меня серьезный взгляд.
– Ты привлекла внимание леди Клары, – сказал он. – Она не та женщина, которую я выбрал бы тебе в советчицы.
Я взглянула на него так же вызывающе, как когда-то смотрела на па.
– Вот как, – сказала я. – Что ж, вы хотели бы запереть меня здесь, как сельскую вдову, на пять лет?
Джеймс едва не ахнул и покачал головой. Он подошел к окну, откинул занавеску и выглянул наружу. Я не могла понять, почему он на меня не закричит, но потом вспомнила о манерах господ. Он дожидался, когда сможет снова со мной спокойно говорить.