— Что эта ужасная обязанность, возложенная на нас безобразным негром, кажется мне не столь трудной, как раньше; во всяком случае она теперь является щедро оплаченной! — с философским видом добавил эльзасец.
ГЛАВА XII
За три дня до истечения срока. — Удивление. — Десять человек солдат. — Парламентерский флаг. — Красивый офицер. — Генерал, префект и министр. — Свидание. — Военные почести вождю Озерной деревни. — Диего и уполномоченный властей. — Немного политики. — Дипломатия. — Незнакомец все знает… и даже более того. — Диего начинает убеждаться, что его сон может стать действительностью. — Благосклонный нейтралитет Бразилии. — Лопец, Сулук или Франсиа. — Сокровище!
Через три дня истекал срок, так строго отмеренный свирепым Диего пострадавшему Шарлю Робену для передачи первой части выкупа, то есть первых двухсот тысяч франков.
Негр ожидал этой уплаты с лихорадочным волнением, так как его планы и проекты не терпели отлагательства, а денег, нужных на их осуществление, у него совершенно не было.
Между прочим, упомянем здесь, что здоровье госпожи Робен и всех детей, несмотря на страшные, пережитые ими тревоги и опасения, было прекрасным, и даже заключение, на которое они были обречены здесь, не повредило им. Впрочем, они не могли пожаловаться на недостаток ухода или комфорта. Они имели их наравне с самыми богатыми жителями Озерной деревни.
Диего, зная цену этих дорогих заложников, всячески старался доставить им все возможные удобства жизни, чтобы сохранить их в добром здравии и самочувствии, видя в них гарантию для получения необходимых ему капиталов.
Молодой женщине отвели для жилья просторную хижину, хорошо проветриваемую, сухую и опрятную, окруженную большим садом с тенистыми деревьями, где свободно могут играть и резвиться ее дети. Сад был обнесен высоким и плотным частоколом и недоступен ни для кого, кроме семьи Робен.
Две старых негритянки, бедные создания, не лишенные чувства жалости, были приставлены для услуг, и по приказу ли вождя или по собственному желанию всячески ухаживали как за молодой женщиной, так и за детьми. Таким образом, они были избавлены от злорадного или во всяком случае назойливого любопытства населения деревни и жили, можно сказать, безбедно и вполне прилично в материальном отношении. При таких условиях положение семьи Робен было бы вполне сносно, если бы не смертельная тревога и тоска, угнетавшая молодую женщину денно и нощно с назойливостью тяжелого кошмара.
Те несколько строк, которые написал ей ее муж, покидая палубу «Симона Боливара», а также и письмо, доставленное боцманом с тапуйского судна, были переданы ей одной из прислуживавших негритянок. С того времени у нее не было никаких вестей о муже, и она никого не видела, кроме двух старых негритянок, так как Диего строго-настрого запретил ей всякие свидания с французами-артистами, которые ни под каким видом не допускались к пленнице.
Бедная молодая женщина томилась ожиданием, а ожидание очень тягостно, особенно в тех случаях, когда надежда слаба. Между тем, в то время, когда Диего, нервный и нетерпеливый, тревожно считал часы, опасаясь какого-нибудь непредвиденного случая, какой-нибудь помехи, странный и непривычный в этих местах звук вдруг привлек его внимание. Звук этот несся с конца главной улицы деревни, тянувшейся во всю ее длину.
Негры тотчас же бросили свои дела и со всех сторон выбежали из хижин и карбетов, толкая и обгоняя друг друга, как будто на пожар.
Толпа волнуется, кричит, галдит и выражает не то восторг, не то недоумение, приплясывает и размахивает руками; словом, все кажутся обезумевшими, но на этот раз не от пьянства.
Странный звук раздается снова, звук столь необычайный для этих мест, что он вполне оправдывает недоумение, вызванное им среди местного населения.
Посудите сами, читатель, если бы вы вдруг услышали вибрирующие звуки медной трубы и увидели маленький отряд солдат, точно выросших неожиданно из-под земли в этих местах, где вооруженная сила является чем-то вроде легенды, что бы испытали вы сами на месте этих дикарей?
Диего, совесть которого была вовсе не так спокойна, как он старался себя уверить, невольно содрогнулся, заслышав звук трубы. Он поспешно вооружился, засунул за пояс тесаки и револьверы и поспешил на тот конец деревни, опасаясь нападения вооруженной силы.
Но нет! Маленькая кучка солдат, с трубачом во главе, стоит смирно да и малочисленность ее не вызывает тревоги.
Десять человек хорошо вооруженных ружьями и штыками солдат, перепоясанных широкими кушаками с патронташами и саблями в кожаных ножнах, медленно идут мерным шагом, выстроившись в две шеренги.
Босые, но чисто и опрятно одетые в белые или скорее суровые холщовые штаны и кители, в широкополых соломенных шляпах одного образца, они хорошо держат строй, не издают ни звука и сразу бросаются в глаза своей прекрасной военной выправкой, которую так редко можно встретить у индейцев тапуйев, этих карикатурных солдат, завербованных на скорую руку бразильским правительством.
Тем не менее, все это индейцы, но, вероятно, образцовая команда, лучшие строевики всего отряда.
Их начальник, выступающий впереди, с некоторой важностью и торжественностью, рослый мулат в кепи с назатыльником, как это принято в колониальных войсках, украшенном в три ряда золотым галуном, в мундире с блестящими золочеными пуговицами и обутый в высокие сапоги с громадными серебряными шпорами, горделиво выступает с саблей наголо, совсем как образцовый унтер-офицер или капрал, которого не стыдно было бы поставить во главе отряда или роты любого из образцовых полков европейских войск.
Впереди всех — трубач, одетый так же, как и остальные рядовые солдаты, приложив к губам трубу, оглашает воздух громкими музыкальными звуками, видимо, с искренним увлечением своим искусством. Позади трубача, но впереди маленького отряда выступают еще два лица. Одно из них, очевидно, сержант, как это явствует из нашивок на его рукаве, держит в руках небольшой белый парламентерский флаг, гласящий о желании мирных переговоров. Должность другого лица, выступающего рядом с ним, трудно определить по одному костюму; но это, несомненно, важнейшее лицо во всем этом отряде. Глядя на него, можно с одинаковой вероятностью сказать, что это префект, или генерал, или уполномоченный посол. Треуголка с плюмажем из белых перьев, окаймленная золотым галуном, сильно надвинутая на ухо, с кокетливым и вместе молодецким видом, придает большую важность этому лицу, высоко несущему голову, как человек, облеченный многими полномочиями и сознающий всю ответственность возложенной на него обязанности. Мундир черного сукна с синеватым отливом, очевидно, выполнен в мастерской хорошего портного. Он украшен двумя рядами золоченых пуговиц; грудь увешана орденами самого разнообразного вида, пестреющими самыми разноцветными и яркими орденскими лентами, и расшита золотом; воротник и рукава у обшлагов украшены богатым золотым шитьем. Словом, золото слепит и сияет повсюду: на плечах, на груди, на спине, на боках и на рукавах.