В 1942 году Марк работает над декорациями к балету на музыку Чайковского «Алеко», увидеть их сегодня можно в Нью-Йоркском музее современного искусства. Премьеру сыграли в Мехико-Сити, и гордая Белла, работавшая, кстати, над созданием костюмов к этому балету, писала своим друзьям: «Шагаловские декорации пылали, как солнце в небесах. И весь балет был пронизан потоками света и радости».
Белла была рядом с Марком, поэтому повсюду царили свет и радость, даже при том что Париж всё ещё не был освобождён, а что творится в Витебске – лучше не думать… Белла по-прежнему придумывала названия картинам мужа, бдительно следила за его одеждой – сама подбирала цветовые сочетания жилетов и рубашек, – и, самое главное, она каждый день дарила ему веру в жизнь. Как они оба ликовали, когда до Америки долетела долгожданная весть об освобождении Парижа в августе 1944-го! Белла мечтала о том, чтобы вернуться во Францию, но судьба распорядилась иначе, оставив её за океаном навсегда.
«Мы отдыхали в горах в Адирондаке, – рассказывал Шагал Вирджинии Хаггард, – и у Беллы неожиданно разболелось горло. Она всё время просила горячего чая. На следующий день у неё поднялась такая высокая температура, что я отвез её в больницу. Увидев в коридорах монахинь, она сильно расстроилась. Дело в том, что раньше мы с ней были на озере Бивер, и она прочитала там объявление, что проезд открыт только для белых людей христианского вероисповедания, это было ей невыносимо. Странно, что перед самой болезнью она закончила свои мемуары и сказала мне: “Смотри, тут все мои блокноты. Я всё привела в порядок, чтобы ты потом знал, где что лежит”.
А в больнице, – продолжал Марк свою исповедь, – естественно, стали спрашивать все данные – имя, возраст, а когда спросили про вероисповедание, Белла отказалась отвечать. Она сказала: “Мне здесь не нравится, отвези меня обратно в отель”. Я отвёз её обратно, а на следующий день было слишком поздно».
Марк до конца своих дней не мог простить себе, что послушал Беллу и не оставил её в клинике. Скорее всего, спасти её не смогли бы – пенициллина не было, весь он шёл на нужды армии, и, когда Ида раздобыла где-то немного лекарства, оказалось, что – слишком поздно. Белла умерла от сепсиса 2 сентября 1944 года. Ей не было и пятидесяти лет.
Последнее, что она произнесла: «Мои тетради…»
Книгу Беллы Шагал «Горящие огни» впервые опубликуют в 1947 году, Марк сделает к ней иллюстрации и напишет послесловие, оканчивающееся мучительными строками:
«2 сентября 1944 года, когда Белла покинула этот свет, разразился гром, хлынул ливень.
Всё покрылось тьмой».
Носки Шагала
6 сентября Беллу Шагал похоронили на кладбище Уэстчер Хиллз, примерно в 30 километрах к северу от Нью-Йорка. Чужая земля станет ей последним приютом. А Марк, вернувшись в пустой дом, установил на мольберте старый портрет Беллы, написанный когда-то давно в Витебске, и сказал дочери: пусть выбросит все его кисти и краски. Он больше не будет художником, таким станет его траур по жене.
Девять долгих месяцев Шагал действительно не брал в руки кисть. Он! Любивший своё дело сильнее всего на свете! Говоривший буквально следующее: «Праздники существуют для работы. Для меня день, прожитый без работы, ненастоящий. Мне нужно чувствовать, что я продвинулся вперёд, решил какую-то проблему или совершил открытие. Зачем эта постоянная гонка? Вечный поиск чего-то, возможно, недостижимого. Как милосердно устроен художник – он никогда не удовлетворён. Иначе что может заставить его двигаться дальше и дальше?»
Его заставила – Ида. Добрый ангел Шагала-человека и Шагала-художника, она оберегала отца от житейских невзгод, взвалив на себя все заботы и проблемы, каждый день по чуть-чуть возвращала Марка к жизни. Эта молодая женщина обладала сильным духом («Настоящий Шагал!» – с любовью говорил о ней Марк и со стыдом вспоминал, как сожалел много лет назад, что у него родилась дочь, а не сын) и неукротимой волей. Она вместе с Марком оплакивала Беллу, но понимала, что если отец не начнёт работать, то уйдёт той же дорогой.
Иде тогда исполнилось 28 лет, и она была очень хороша собой. Вот как её описывала Вирджиния Хаггард: «Это была красивая женщина с пышными рыже-золотыми волосами, как у “Флоры” Тициана, с бирюзово-голубыми глазами и широкой, как у Шагала, улыбкой и такими же великолепными зубами. Речь её была изысканной, походка – изящной. Несколько её картин стояли тут же, возле стен; утончённые, причудливые полотна, сиявшие скромностью и искренностью». Ида тоже считала себя художницей, но большую часть времени у неё отнимали дела отца. Шагал долгие годы прибегал к услугам агента Пьера Матисса, сына знаменитого художника, и был доволен этим сотрудничеством, но и на долю Иды выпало много самых разных хлопот. У её отца был сложный характер, и он вовсе не всегда был таким душкой, каким его воображают некоторые поклонники. Как уже было сказано, он завидовал другим художникам (особенно евреям, а больше всех – Пикассо и Матиссу), не умел сдерживать приступы гнева, очень не любил расставаться с деньгами. Наголодавшись в детстве, пережив годы нищей юности, когда родные Беллы общались с ним как с парией[21] потому, что он не имел средств и дорогих костюмов, Шагал обещал однажды, что у него никогда не будет столько денег, чтобы он сказал себе – достаточно, на этом я могу остановиться. Позднее, когда Ида заявила о своих правах на наследство матери, включавшее картины Шагала, отец отреагировал крайне резко и нетерпимо, заявив: «Я ещё не умер, а дочь уже хочет присвоить себе мои картины!», но потом, под давлением Вирджинии и пары друзей, всё-таки пошёл Иде навстречу
Затянувшееся молчание Шагала-художника серьёзно тревожило Иду, да и силы её к тому времени были на пределе. После смерти Беллы Марк жил вместе с дочерью и её мужем в доме № 42 по улице Риверсайд-Драйв, и об отъезде из Нью-Йорка пока не было и речи. Весной, когда экономка Шагалов внезапно попросила расчёт, Ида находилась на грани нервного срыва – постоянно поддерживать отца, вести переговоры с его обеспокоенными агентами, пытаться сохранить свой собственный брак, а теперь ещё и штопать носки?! Носки особенно беспокоили Иду – после ухода экономки в доме их скопилось великое множество, а выбрасывать дырявое бельё в бережливых семьях не принято, даже если хозяин носков – художник с мировым именем. Белла научила свою дочь многому, Ида унаследовала от неё элегантность, прекрасный вкус, умение