— Об этом как-нибудь позже, — прервала его королева, — после допроса. А теперь скажите, встречались ли вы с ним где-нибудь еще, кроме Страмбы? Коротко, пожалуйста, только для записи в книге.
— После смерти герцога Танкреда, — продолжал шевалье де ля Прэри, — я потерял его из виду и встретился снова лишь в прошлом году, в Стамбуле, когда султан торжественно присваивал ему титул «Ученость Его Величества».
Элегантные господа и дамы снова слегка оживились. Мальчуган, сидевший рядом с королевой, по всей видимости, ее сын, будущий король Франции Людовик Тринадцатый, вел себя как и прежде, но Петру почудилось, что его взгляд, блуждавший в пространстве, словно бы ожил. Ага, подумал Петр, этого помазанника реймским елеем, этого Христова наместника во Франции и Канаде хорошо бы чем-нибудь поразить, этой надежде Европы и мира недурно бы напомнить о его сане и заинтересовать происходящим. Но как это сделать?
Петр Кукань, разумеется, не знал, как это сделать.
Тем не менее, если принять во внимание, что в эту минуту он со связанными руками стоял посреди застенка, сама эта мысль уже делала честь его смелости. Между тем шевалье де ля Прэри продолжал:
— Содержание речи, которую Пьер Кукан де Кукан произнес по этому случаю, Вашему Величеству достаточно хорошо известно, поскольку я имел честь тогда же ознакомить с ним Ваше Величество, послав подробное письменное донесение. Только для пущей полноты напомню, что господин де Кукан, пардон, Его Превосходительство Ученость Его Величества, изложил в этой речи обновленную программу агрессии Османской империи против христианской Европы. Вот, Ваше Величество, наверное, и все.
— Благодарю вас, господин де ля Прэри, — промолвила королева-регентша, и шевалье де ля Прэри, меж тем как помощник палача схватился за мех — раздуть на противне огонь и раскалить надлежащим образом угли, — вприпрыжку удалился за кресло королевы своими мелкими поспешными pas du courtisan. — Вы хотели бы к этому что-нибудь добавить, господин де Кукан? Вы согласны с показаниями господина де ля Прэри?
— Согласен, — сказал Петр. — Даже невзирая на то, что господин де ля Прэри забыл упомянуть об аудиенции, которую я ему дал.
Картина того, как несчастный узник, для которого палач уже раскаливает клещи и щипцы, уделяет господину де ля Прэри время для личной аудиенции, весьма позабавила элегантных дам и господ, присутствовавших на допросе: в помещении снова раздались сдержанные смешки. И тут вдруг гневно заговорил наследный принц, скучное личико которого стало пунцовым от возбуждения.
— Над чем вы смеетесь? Господин не давал никакого повода для смеха, я вижу перед собой настоящего мужчину, каким ему и подобает быть!
— Не вмешивайтесь в дела, которых вы не понимаете, Сир, — резким шипящим тоном произнесла королева-регентша. — Если вы еще раз заговорите, то пойдете за дверь. И передадите Его Преосвященству, чтобы он добавил к вашей обычной порции еще три шлепка. — Она обратила стекла своего лорнета на Петра. — Итак, господин де Кукан? Вы говорили о некоей аудиенции, которую вы дали господину де ля Прэри. О чем же шла речь во время этой аудиенции?
— Во время этой аудиенции, — продолжал Петр, — я объяснил господину де ля Прэри, что главный смысл и цель моей попытки возродить турецкие военные силы состоят в долгожданном умиротворении перессорившихся европейских народов. Таков смысл политики, вдохновителем которой я являюсь как первый советник Его Величества турецкого султана. А так как теперь не военное, а мирное время, то мне не понятно, на каком основании меня, честного гражданина и высокое должностное лицо Османской империи, сажают во Франции под арест и почему моя политическая деятельность оказывается поводом для допроса в застенке Бастилии; против этого я самым решительным образом протестую.
— Вы путешествовали по Франции как честный гражданин и высокое должностное лицо Османской империи? — спросила королева-регентша.
— Никоим образом, Мадам, — ответил Петр. — Во Франции я находился инкогнито.
— Так, стало быть, инкогнито, — произнесла королева-регентша и, словно в огорчении, покачала головой, прикрытой вдовьим чепчиком. — В этом-то и состоит ваша беда, господин де Кукан. Официальный визит одного из самых высоких представителей Османской империи мы приняли бы со всеми надлежащими почестями; но какими почестями мы должны встречать подозрительного чужеземца, который бродит по нашей стране, переодевшись то моряком, то нищенствующим монахом, то бедным дворянином, у которого нет даже слуги? Мы не обязаны знать, кто вы такой, сударь, мы не обязаны верить ненадежной памяти господина де ля Прэри, который полагает, будто опознал в вас известное высокое должностное лицо Турции. Господин де ля Прэри…
Шевалье де ля Прэри снова подскочил к королеве.
— Имею честь быть всецело в Вашем распоряжении, Ваше Величество, — с глубоким поклоном произнес он.
— Вы и впрямь убеждены, что высокий чин Турции, о котором вы упоминали, и этот молодой человек — одно и то же лицо?
Шевалье де ля Прэри улыбнулся.
— Что значит «убежден», Ваше Величество? Я убежден, что Бог есть. Я уверен, что когда-нибудь все мы умрем. А во всем прочем у нас, недалеких человеческих существ, не может быть никакой уверенности. С позиций относительной уверенности и отвлекаясь от человеческой способности ошибаться, могу утверждать, что этот молодой человек весьма похож на одно высокопоставленное лицо Турции, только сейчас ему кое-чего недостает.
— Чего же ему недостает? — спросила королева-регентша.
— Тюрбана, Ваше Величество, — ответил шевалье де ля Прэри. — Тот турецкий вельможа носил тюрбан, в то время как у этого молодого человека на голове одни лишь красиво завитые волосы. Головной убор может сильно изменить физиономию человека; поэтому почти невозможно со всей уверенностью утверждать, что человек, которого год назад мы видели с тюрбаном на голове, и есть тот, кого мы видим теперь без оного.
— Благодарю вас, господин де ля Прэри, — сказала королева-регентша. — Вы столь же остроумны, как и добросовестны.
— Благодарю Ваше Величество за похвалу, которой Ваше Величество изволили одарить своего покорного слугу, — проговорил де ля Прэри и ускакал на свое место.
— Вот видите, сударь, — сказала королева-регентша, — нам неизвестно, кто вы, и это может иметь для вас роковые последствия. Вместо протеста вы должны благодарить нас за то, что мы проявляем столько интереса к вашей безвестной особе. Не рассчитывайте, однако, что вам будет предоставлена возможность изложить дело суду. Еще об одном пустяке мы бы желали услышать: если вы странствуете по нашей стране, как вы говорите, инкогнито, то почему вы это делаете? С какой целью? Мы надеемся, вы не станете убеждать нас, что отправились во Францию забавы ради? Зачем же тогда? Какие у вас были планы?