Читать интересную книгу Сэр Невпопад из Ниоткуда - Питер Дэвид

Но когда Мари заговорила снова, речь пошла о предмете, совершенно для меня неожиданном.

— Как ты отнесешься к тому, чтобы заработать хорошие деньги? — спросила она. — Помимо той чепухи, что вы у меня получаете.

Я хотел было ей указать на то, что она вполне могла бы не высчитывать из этой чепухи по крайней мере плату за наше проживание в кладовке. Но осторожности ради промолчал. Не всегда же я действую по первому побуждению, порой случается и обдумывать свои поступки. Вместо этого спросил:

— Довольно будет, чтобы заплатить связной-плетельщице?

— Думаю, нет, но это здорово вас приблизит к вашей цели.

— Мне что же, убить кого-то надо?

Мари хрипло засмеялась.

— Вот еще что выдумал! Вовсе нет. Прислуживать на пышном банкете, который задает один из наших вельмож. У них там рук не хватает, поэтому всем владельцам трактиров и таверн в радиусе тридцати миль от дворца велено предоставить служанок и слуг, кто сколько сможет. А заплатят, сказали, по девять соверенов каждому. Вот и получишь восемнадцать, ежели согласишься туда наняться со своей женщиной вдвоем. Придется мне тут самой управляться целый вечер, да уж ладно, как-нибудь разберусь. Не впервой. Это наименьшее, чем я могу тебе отплатить, — тут она свирепо улыбнулась, — за ту радость, что ты мне доставил, разбив Шкуродеру его паршивый нос. Нет, подумать только, ты ему его просто-таки вбил в поганую голову!

Я ушам своим не верил. Нам с Энтипи, похоже, привалило настоящее счастье. И откуда? Я, всю свою жизнь пребывавший в убеждении, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным, выходит, получил прямую выгоду от того, что встал на защиту другого человека, хотя мною и руководили в первую очередь эгоистические чувства…

— Разумеется, да! — горячо воскликнул я. — Бесконечно рад такой замечательной возможности. А где и когда состоится пир? И по какому поводу, если не секрет?

— В следующее воскресенье, во дворце диктатора Шенка.

У меня пересохло в горле.

— У… него? У самого диктатора?

— Да-да. Наш обожаемый диктатор собирается взять за себя одну девицу и устраивает помолвку, на которую званы все знатные дамы и господа государства. Он желает им ее представить. Графиня Пенсне. По-моему, так ее звать.

— Как… мило… — выдавил я из себя. — Хотя я… несколько удивлен. Никогда бы не подумал, что у самого диктатора Шенка может случиться нужда в прислуге.

— Видишь ли, он имеет обыкновение убивать тех, кто ему не угодит, а потому для больших, парадных обедов частенько бывает вынужден нанимать слуг со стороны.

— Мы не можем пренебречь такой суммой! — заявила Энтипи.

Мы уединились в кладовке и перед сном обсуждали предложение Мари. Я уставился на принцессу во все глаза.

— Вы с ума спятили, да? — с досадой воскликнул я, но потом себя осадил, вспомнив, что ответ на этот вопрос мне и так давно известен. — Вы хотите добровольно явиться в логово нашего врага?

— Врага моего отца, если уж на то пошло. А вовсе не моего и не вашего. Он понятия не имеет, кто мы с вами такие. Мы будем там в полной безопасности. А деньги обещают просто огромные! Ведь восемнадцать совов это почти полдюка!

— Полдюка! — передразнил я ее. — Да хоть полиндюка, риск настолько…

— Риск минимальный, — бесцеремонно прервала меня Энтипи. — И мы хоть будем знать, ради чего рискуем. Я туда отправлюсь в любом случае. А вы — как пожелаете. Но подумайте также и о том риске, которому мы себя подвергаем, попусту тратя время здесь, в этом трактире. Мы рискуем просто взбеситься от этого однообразия, от тяжелой работы… Чем скорей нам удастся вырваться отсюда, тем больше будет у нас шансов здравыми и невредимыми вернуться домой. А восемнадцать соверенов нас здорово приблизят к этой цели!

Я недовольно взглянул на нее и буркнул:

— Вы мне больше нравились, когда молчали, честное слово!

— Не сомневаюсь. Так я одна туда отправляюсь или вы все же составите мне компанию?

Из груди у меня вырвался долгий, протяжный стон.

— Это чистой воды безумие… Но так и быть. Только обещайте мне все время держать голову опущенной долу, ни с кем не встречаться взглядами и вообще сторониться беды!

Она кивнула и улеглась на одеяла, разостланные на голом полу. Я, как всегда, постарался поместиться как можно дальше от нее, насколько это позволяли размеры каморки.

И тут она произнесла такое, от чего кровь застыла у меня в жилах.

— Можете придвинуться поближе, если желаете.

«О праведное небо! — подумал я, цепенея от ужаса. — Не хватало еще, чтобы она начала ко мне привязываться!» Вслух же, однако, произнес:

— Мне… Благодарю! Мне и здесь хорошо.

— Ну, как вам будет угодно. — В голосе ее слышался холодок.

Вот и отлично! Я ничего не хотел менять в сложившихся между нами отношениях. Это могло вызвать всякого рода нежелательные осложнения.

По привычке, прежде чем закрыть глаза, я произнес:

— Спокойной ночи. Благодарю вас, что не спалили трактир дотла.

Все предыдущие ночи она никак не реагировала на эти слова. Делала вид, что не слышит их, и все. Но нынче вдруг снизошла до ответа:

— Не стоит благодарности. — И прежде чем я успел открыть рот, прибавила: — А вам спасибо за то, что надавали этому… человеку. Я бы, конечно, и сама с ним рассчиталась, вы же знаете. Я как раз собиралась это сделать…

— Да, знаю, видел. Может, вам это еще и лучше, чем мне, удалось бы.

— Вы мне льстите, — хихикнула принцесса. — Но то, что сделали вы… Это был такой смелый, такой отважный поступок!

— Вы находите? — пробормотал я.

Мне и самому казалось, что я поступил смело, потому как действия мои были продиктованы чистейшей воды глупостью, безрассудством. Но, похоже, между такими понятиями, как смелость и безрассудство, вообще следовало бы поставить знак равенства.

18

СТОЯ НАД ТЕЛОМ поверженного мной грозного диктатора Шенка, в одной руке я держал окровавленный меч, а в другой — голову злодея.

— Вот что ожидает врагов его величества короля Рунсибела Истерийского, сколько бы их ни было! — вскричал я.

Все, кто находился в огромном зале, бросились прочь в великом страхе и ужасе. Все, кроме Энтипи. Она подошла ко мне и, с некоторой опаской поглядывая на голову Шенка, которую я держал за волосы в вытянутой руке, принялась на все лады восхвалять мою доблесть, мое несравненное геройство. Тут сквозь огромное растворенное окно в зал влетел феникс. От взмахов его могучих крыльев несколько канделябров опрокинулось на пол, а гобелены, которыми были увешаны все стены, стали вздуваться и опадать, словно паруса. Феникс уселся на пол рядом со мной и Энтипи и наклонил голову. Мы удобно расположились на его широкой спине, и он тотчас же взлетел. Мы направились домой, в Истерию.

Чудный был сон, что и говорить. Он мне снился уже несколько ночей кряду, и я, просыпаясь, все еще видел перед собой огромную птицу и вздувающиеся, словно паруса, гобелены. Уж не судьба ли так о себе заявляет, раздумывал я, приступая к своим привычным дневным обязанностям. Хотя вряд ли. Более вероятно, что этот навязчиво повторявшийся сон был предвестником близящегося безумия. Ну сами посудите, мог ли я во время банкета ни с того ни с сего посягнуть на особу Шенка? Во-первых, мне, скорей всего, не удалось бы причинить ему ощутимого вреда. Во-вторых, даже если допустить, что я бы его прикончил, мне нипочем не удалось бы выбраться оттуда живым. А в-третьих… Хотя никакого «в-третьих» не существовало. Первых двух соображений было вполне довольно, чтобы признать мое ночное видение чистой воды бредом.

Я в конце концов вовсе перестал ломать голову над тем, что оно могло означать. У меня были дела и поважней. В частности, я счел своим долгом несколько сотен раз предостеречь Энтипи от любых своевольных выходок на банкете, я только и знал, что повторял ей: осторожность прежде всего! Убеждал ее, что, очутившись во дворце Шенка, мы должны будем не только постоянно помнить о том риске, которому себя подвергаем, но и стараться по возможности этот риск минимизировать.

— Представьте, что вы услышите обидные замечания в адрес вашего родителя, — внушал я ей. — Или родительницы. И даже в свой собственный! Клеветнические измышления, оскорбительные намеки. Ведь во время многолюдных пиров принято не только восхвалять самих себя и союзников, друзей, но и проклинать врагов, желая им всяческих несчастий, подвергать их самой смелой критике, пользуясь их отсутствием…

— Знаю, — буркнула она…

Я продолжал как ни в чем не бывало, сделав вид, что не расслышал ее недовольного ответа.

— Вы ни в коем случае не должны в подобных случаях привлекать к себе внимание — хмурым взглядом, неосторожным словом, жестом. Вам надлежит себя вести непринужденно и невозмутимо. Иначе все может скверно для нас обернуться. Поймите, любой самый незначительный промах может повлечь за собой фатальные последствия.