Читать интересную книгу Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода - Николай Храмцовский

Антрепренер умел угождать публике, а публика умела поддерживать его; в невыгоде были одни актеры княжеской труппы, которые получали очень ограниченное жалованье: так например, годовой оклад Миная Полякова не превышал 240 рублей, Вышеславцевой — 170 рублей ассигнациями. Впрочем, кроме жалованья все актеры и актрисы труппы Шаховского по заключенному в 1827 году условию получали от Распутина на содержание в месяц пуд ржаной муки, двадцать пудов крупы и деньгами 10 рублей ассигнациями.

Когда же кончился срок контракта, заключенного Распутиным с труппой, и когда актеры и актрисы получили полную свободу, то начали требовать от антрепренера большего жалованья и бенефисов, и многие оставили нижегородскую сцену. Авторитет ее был так велик в приволжском крае, что в Симбирске, Казани, Саратове и Ярославле антрепренеры театров считали за честь иметь на своих сценах нижегородских актеров, которых тамошняя публика принимала точно так же, как Нижний Новгород принимал московских и петербургских артистов.

Распутин, чтоб не расстроить совершенно своей труппы, в необходимости нашелся лучшим актерам и актрисам бывшей княжеской труппы платить огромное жалованье: так например, чтоб удержать в своей труппе Вышеславцеву, он назначил ей жалованья 3000 рублей ассигнациями и два бенефиса — один в городе и один в ярмарке. Но такие расходы не понравились расчетливому антрепренеру, и он в 1838 году сдал театр артисту императорских московских театров В. И. Живокини, который впоследствии передал его Кологривову и Вышеславцеву, а те передали Никольскому, который управлял нижегородской сценой до апреля 1847 года.

Это был третий и самый печальный период Нижегородского театра. Сначала Живокини принялся было улучшать труппу и давать роскошные спектакли, как по выбору пьес, так и по монитировке. В это время на нижегородской сцене появились превосходные декорации работы М. И. Живокини; в костюмах плис заменился настоящим бархатом и атласом, мишура — золотом и серебром. В то время дан был «Цампа» так отчетливо, что не только артисты, но и декоратор и машинист, наконец, даже и сам антрепренер были вызваны.

Переходя из рук в руки, Нижегородский театр падал ниже и ниже и при Никольском совершенно упал. Большая часть лучших актеров и актрис исчезли с его сцены.

Во время управления Никольского театром возобновлены «Волшебный стрелок», «Аскольдова могила» и другие оперы, но все это было, как говорится, из рук вон плохо и по монитировке, и по сюжетам. Из оперной труппы того времени без крайнего оскорбления вкуса можно было еще слушать Стрепетову и Кулешову (обе невысокие сопрано); первая с тем вместе была очень даровитая водевильная артистка. В этот же период нижегородская публика в первый раз увидела на своей сцене петербургских артистов: Максимова, Самойлова, Мартынова, Марковецкого, Смирнова, Славина и московского Бантышева; и тогда же вполне развились таланты Стрелковой, Соколова и Трусова, которые в продолжение этого девятилетия были главными деятелями на нижегородской сцене.

Стрелкова принадлежала к труппе князя Шаховского; при Распутине она играла в водевилях и некоторые роли в драмах, при Никольском же амплуа ее сделалось всеобъемлющим; так например, в начале спектакля она играла Марину Мнишек («Смерть Ляпунова»), или Амалию («Жизнь игрока»), а в конце — Матрену Марковну («Что имеем не храним») или Варвару Тимофеевну («Чиновник по особым поручениям»), В драме она редко была удовлетворительна и еще реже хороша, но в водевилях, на амплуа сварливых женщин среднего и низшего сословия не было бы ей соперниц на нижегородской сцене, да почти и вообще в провинции, если б она имела побольше вкуса и в порывах своих сценических гнева и сварливости помнила, что она на сцене, где на все есть условия и границы, за которые натура не должна переходить.

Соколов и Трусов поступили на Нижегородский театр еще при Распутине, по призванию. Первый начал было с драматических ролей, но скоро перешел на комические и водевильные. Амплуа его, как и Стрелковой, было обширно, но при всем наружном разнообразии своем имело внутреннее единство — комизм. Соколов играл старых волокит, молодых повес, чиновников-дельцов, мужей под башмаком, двусмысленных резонеров и вообще оригиналов и простаков, и везде был хорош, везде был встречаем и провожаем единодушными и вполне заслуженными аплодисментами. Лучшими его ролями были Флюгеров («Булочная»), Командор («Материнское благословение»), Жионвиль («Стряпчий под столом») и Морковкин («Что имеем не храним»); особенно в последней был он чрезвычайно хорош.

Трусов поступил прямо на амплуа jeune premier[518], потом начал являться на первых ролях в драме.

Этот артист также замечателен в своем роде, и едва ли где в провинции найдется ему соперник. Игра его в комедиях и водевилях свободна, благородна, манеры просты и изящны, без вычурности, которую большая часть провинциальных актеров, исполняющих роли светских молодых людей, принимают за ловкость — за bon ton[519]. В драме Трусов играл обдуманно, и если не всегда верно с характерами исполняемых ролей, то и без оскорблений вкуса самых разборчивых зрителей; в некоторых же драмах он доставлял им игрой своей вполне эстетическое наслаждение. К числу лучших драматических ролей его принадлежат роли Андрэ («Хохот») и Ирмуса («Хризомания»), Иногда необходимость, без чего едва ли существует одна сцена, управляемая антрепренерами, заставляла Трусова брать роли, основанные чисто на комическом элементе, но тогда уже он, как говорится, был не в своей тарелке: игра его становилась натянутой до невозможности.

Кроме этих актеров, в третьем периоде Нижегородского театра, действовали следующие: Караулов, Немчинов, Санковский, Хрисанфов, Афанасьев, Трусова (бывшая Л. Вышеславцева, а потом Мочалова), Немчинова, (бывшая Чистякова из труппы князя Шаховского) и Вышеславцева, которая не раз оставляла нижегородскую сцену для других. В это же время на нижегородской сцене проскользнула незамеченною Косицкая, нынешняя любимица московской публики; она здесь выходила только в дивертисментах.

В этом периоде на Нижегородском театре были отдельные таланты, но не было уже труппы, которая могла исполнять пьесы с ансамблем, да не было уже и публики, постоянно наполнявшей театр; она являлась в его грязную обветшалую залу только в чрезвычайных случаях: или во время приезда артистов московских и петербургских, или в бенефисы Соколова, Трусова, Вышеславцевой, Стрелковой, Трусовой.

Напрасно антрепренер поднимался на разные хитрости: составлял афиши гиперболических размеров, выбирал пьесы с прегромкими заглавиями и приделывал названия, большей частью самые нелепые, почти к каждому явлению под рубрикой картин; напрасно его услужливые приятели расхваливали Нижегородский театр и бранили публику печатно, доказывая ей, что стыдно не любить театр, менять его на балы и преферанс[520]. Публика оставалась равнодушна: ее вкус, давно образованный лучшими сценическими представлениями, не мог сносить пошлого гаерства, которым вздумал угощать ее неловкий антрепренер.

Наконец дело дошло до того, что актерам часто приходилось играть почти для собственного своего удовольствия да для удовольствия двух-трех присяжных театралов (присяжные театралы водятся и в Нижнем Новгороде) и нескольких приятелей антрепренера, посещавших театр бесплатно.

К этому же несчастному периоду Нижегородского театра относится и заведение театральных вольных маскарадов. Обыкновенно они следовали за спектаклями. Мужчины, имевшие билеты в кресла и ложи, пользовались правом входа бесплатно, а не имевшие таких билетов платили за вход в театральный зал по 50 копеек с персоны; женские же маски впускались туда бесплатно. Сначала маскарады были очень многолюдны, но потом и они опустели вследствие неуменья Никольского обращаться с публикой.

Четвертый период Нижегородского театра начался после смерти Никольского, с апреля 1847 года, и кончился в январе 1853 года, когда сгорел городской театр почти со всеми принадлежностями. Этот период был также неудовлетворителен: Соколов перешел в Москву; его амплуа занял Башкиров, актер очень и очень дюжинный, хотя фамилия его печаталась в афишах чуть не полвершковыми буквами; Трусовы постоянно оставались здесь; Вышеславцева опять оставляла нижегородскую сцену. В драме постоянно свирепствовали Стрелкова и Милославский; последний так же артист со всеобъемлющим амплуа; он, как Макар Алексеевич Губкин, может сказать:

Был в КазаниИ Рязани…

и заслуживает своего рода известность тем, что он, как и Стрелкова, играл все не задумываясь: для него спектакль начать Гамлетом, а кончить, пожалуй, Филаткой не составляло затруднений.

Есть ценители и судьи, которые восхищаются такими проделками и называют Милославского несомненным талантом, пишут ему панегирики и печатают их; но у людей со вкусом, глядящих беспристрастно на подобные, так сказать, сценические метаморфозы, невольно родится вопрос: талант ли это?.. не фокус ли покус?