Читать интересную книгу Голос ночной птицы - Роберт Маккаммон

— Но вы сохранили камзол, — сказал Мэтью.

— Да… потому что… не знаю почему. Или знаю. Это был единственный предмет из моего прошлого… оставшийся чистым и незапятнанным. Это было… дыхание вчерашнего дня, когда мир еще благоухал.

— Простите, — сказал Мэтью. — Я понятия не имел.

— Откуда же тебе было знать? Со временем… мне стало доставаться меньше дел. Должен сказать, что во многом я сам был виноват в этой немилости, ибо позволял брату Рому составлять мне компанию на судейской скамье. И я решил… раз мое будущее в Лондоне темно, попытаться сделать его светлее в колониях. Но перед отъездом… я попытался найти Энн. Я слыхал, что она прибилась к компании женщин того же класса, которые пережили смерть мужей во время чумы и потому стали… подстилками и торговками телом по необходимости. К тому времени она стала… я бы не узнал ее. И она сама себя не узнала бы. — Вудворд с трудом вздохнул. — Наверное, этого она и хотела — забыть себя, а вместе с собой — прошлое. — Он смотрел мимо Мэтью, в непредставимую даль. — Мне кажется, я видел ее. В толпе в порту. Не был уверен. И не хотел. Я ушел. Потом я сел на корабль… и в Новый Свет.

Вудворд откинул голову на подушку и снова закрыл глаза. Сглотнув гной, он попытался прочистить горло, но безуспешно. У него уже почти пропал голос, но он заставлял себя говорить, потому что страшно боялся за душу Мэтью и хотел, чтобы юноша все это понял.

— Представь себе мое изумление… когда я обнаружил, что Манхэттен не вымощен золотом. Оказалось, что Новый Свет… не так уж отличается от Старого. Те же страсти и те же преступления. Те же грехи и те же негодяи. Только здесь… куда больше возможностей для греха… и куда больше места, где его совершать. Бог один знает, что принесет следующий век.

— Я об этом говорил с Гудом, — сказал Мэтью, позволив себе намек на улыбку. — Его жена верит, что мир будет уничтожен огнем, а сам Гуд считает, что это может быть — по его словам — «век чудес».

Вудворд открыл налитые кровью глаза.

— Не знаю… Но сочту чудом, если Фаунт-Роял доживет до нового века. Этот город наверняка погибнет, если не будет казнена Рэйчел Ховарт.

Улыбка Мэтью исчезла.

— Будущее этого поселка и лежит в основе вашего решения предать эту женщину смерти, сэр?

— Нет, разумеется. Абсолютно нет. Но улики… свидетели… куклы… ее собственное кощунственное поведение. Не говоря уже о ее власти над тобой.

— Какой власти? Я не понимаю, как может мой интерес к отысканию правды считаться…

— Воздержись, — попросил Вудворд. — Пожалуйста. Чем больше ты стараешься, тем меньше ты можешь кого-нибудь убедить… и менее всех — меня. Я позволю себе сказать, что не только Иерусалим строит планы на эту женщину… хотя я считаю, что на самом деле это она строит планы на тебя.

Мэтью покачал головой:

— Вы очень ошибаетесь.

— Я достаточно много слушал дел. И знаю, как ослепляет жар соблазна. И как обжигает. — Вудворд в очередной раз потер себе горло. — Мой голос почти пропал, но это я должен тебе рассказать, — прошептал он. — Жил-был однажды один купец. Энергичный, предприимчивый, молодой. Ради дела… ему приходилось рано вставать, а потому и ложиться рано. Но однажды вечером… он засиделся позже обычного часа и услышал чудесное пение, которого никогда раньше не слышал: голос ночной птицы. На следующий вечер он устроил так, чтобы лечь позже… и еще раз услышать пение птицы. И на следующий вечер. Он так… так опьянился голосом ночной птицы, что целый день думал только о нем. И пришло время, когда он стал слушать птицу ночь напролет. Уже не мог заниматься своим делом при свете солнца. Скоро он вообще повернулся к дню спиной и весь отдался чарующему голосу ночной птицы… и так грустно кончилась его карьера, его богатство… и наконец, жизнь.

— Хорошая притча, — коротко сказал Мэтью. — И какова же мораль?

— Мораль ты знаешь. Да, притча, но в ней — великая правда и предостережение. — Он всмотрелся в Мэтью проницательным взором. — Не получится — любить только голос ночной птицы. Приходится полюбить и ночную птицу. А потом… потом и саму ночь.

— Вы неверно оцениваете мои мотивы. Я просто заинтересован в том, чтобы…

— Помочь ей, — перебил Вудворд. — Найти истину. Послужить. Как бы ты это ни формулировал… Рэйчел Ховарт — твоя ночная птица, Мэтью. И никакой был бы из меня опекун, если бы я, видя, что тебя грозит поглотить тьма, не предупредил бы.

— Грозит поглотить тьма? — приподнял брови Мэтью. — По-моему, это преувеличение, сэр.

— По-моему, это еще преуменьшение. — Вудворд смотрел в потолок — силы почти оставили его. Тело ощущалось как нелепый глиняный кувшин на огне горшечника, и запертое в этом сосуде истинное существо Вудворда жаждало глотка свежего, прохладного воздуха. — Эта женщина зачаровала тебя — ради своих собственных целей. Она ничего иного от тебя не хочет… как чтобы ты помог ей избежать костра… а это будет грех, который навеки заклеймит тебя в глазах Господа.

Мэтью встал, не желая слушать всю эту чепуху. Он решил было выйти крадучись, но не стал, потому что знал: магистрат говорит искренне, и еще знал, что сам пожалеет о подобной поспешности.

— Сэр, могу я задать вам вопрос и попросить, чтобы вы как следует подумали, прежде чем ответить?

Разрешение было дано кивком головы.

— Вы искренне — всем сердцем и всей душой — верите, что Рэйчел — ведьма?

— Твой вопрос… лежит в сфере эмоций, — ответил Вудворд. — На меня возложена обязанность хранить и осуществлять закон. Улики говорят мне, что она действительно ведьма, и потому я обязан применить закон по всей его строгости.

— На миг отложите мантию в сторону и ответьте мне.

— Я удовлетворен, — последовал твердый ответ. — Да, недостает некоторых деталей. Да, есть вопросы, на которые я хотел бы получить ответы, есть еще свидетели, которых я хотел бы допросить. Но… я вынужден действовать, исходя из того, что у меня есть. А есть у меня — как очевидно для нас обоих — свидетельские показания и вещественные доказательства, которые любой судья признал бы достаточными, чтобы ее сжечь. Она это знает. Она не может не искать путь к спасению… а он лежит через тебя.

— Я думаю, Сатана освободил бы ее, будь она действительно его прислужницей.

— Прислужники дешевы, — ответил Вудворд. — И я думаю… вполне совместимо с целями Сатаны стоять в сторонке и дать говорить своей ночной птице.

Мэтью хотел было парировать выпад, но понял, что это бесполезно. Они зашли в тупик, и дальше им вместе дороги нет.

— Я продолжу чтение документов, — предложил магистрат. — Я не желаю выносить решение даже с тенью ненужной поспешности.

— Можно мне читать то, что вы уже прочли?

— Если хочешь. — Вудворд поднял пачку листов и вложил в руки своего клерка. — Но помни: больше ни слова на эту тему. Ты меня слышишь?

— Да, сэр, — ответил Мэтью, хотя это согласие оставило у него во рту горький вкус.

— И ты не вернешься, чтобы снова увидеться с мадам Ховарт?

Это было труднее, но Мэтью не нуждался во времени для раздумий.

— Прошу прощения, но этого я не могу обещать.

Магистрат поджал губы и испустил безнадежный вздох. Но и он тоже знал границы послушания Мэтью.

— Выбирать тебе, — прошептал он. — Я только молю Бога, чтобы ты выбрал мудро. — Он указал головой на дверь: — Теперь иди. Мне нужно отдохнуть.

— Да, сэр.

Мэтью смотрел на Вудворда, будто изучая черты его лица.

— В чем дело?

— Я должен задать этот вопрос, сэр. Вы тогда приехали в приют искать клерка или замену своему сыну?

— Моего сына… заменить невозможно.

— Это я понимаю. Но мы оба с вами знаем, что вы могли найти себе опытного клерка через любую адвокатскую контору. Я должен был спросить, вот и все.

Он повернулся и пошел к двери.

— Мэтью? — Вудворд с трудом сел на постели, лицо его побледнело от страдания. — Я не знаю… искал я замену сыну или нет. Может быть. Но я знаю, что хотел воспитать кого-нибудь. Вырастить человеком… защитить… охранить его чистоту от этого грязного мира. Ты понимаешь?

— Понимаю, — ответил Мэтью. — И хочу выразить вам благодарность за заботу обо мне. Если бы вы меня оттуда не забрали, мне подумать страшно о том, что меня ждало.

Вудворд опустился на подушки.

— Сейчас перед тобой целый мир. У тебя блестящее будущее. Пожалуйста… умоляю тебя, берегись тех, кто хочет его разрушить.

Мэтью вышел из комнаты, держа под мышкой пачку бумаг, зажег у себя в комнате свечу, плеснул себе в лицо холодной водой и открыл ставни. Уже почти стемнело, но он глядел мимо невольничьего квартала в сторону дозорной башни и лежащих за ней болот. Теперь ему казалось, что человек в любую минуту может попасть в трясину где угодно, совершенно внезапно. Ни на какие вопросы этого мира не было легких ответов, и, похоже, с каждым годом эти вопросы все сложнее и сложнее.