- У них достаточно наследства, а это принадлежало моей супруге, - ответил виконт и тяжело, с плохо скрытой горечью, вздохнул. – Это будет честно. Все, что я могу сделать в память о Марте.
Я видела, как его глаза наполняются слезами и боялась, что сейчас сама разрыдаюсь.
Филипп словно окаменел, он взял бумаги из дрожащей руки Маркуса, и тот слабо улыбнулся:
- Благодарю вас. Счастливого Рождества.
Виконт развернулся, чтобы уйти, но граф остановил его.
- Маркус, позволь мальчикам познакомиться с их сестрой.
Взгляд мужчины метнулся к малышке, и он побледнел.
- Может быть, когда-нибудь, - резко сказал Маркус и пошел прочь, уводя за собой мальчишек.
- Это невероятно… - прошептала я, и Филипп посмотрел на меня глазами, полными боли, удивления и растерянности. Он немного помолчал, а потом прошептал:
- Клара, все это теперь наше. Господи Боже! Воистину время чудес!
Ливен был в шоке от случившегося. Он разглядывал бумаги, будто ища в них подвох, и тихо удивлялся:
- Вот это да… Вот это история… Никогда бы не подумал…
А я понимала виконта. Носить на душе такой камень еще-то испытание. Он как мог, очищал свою совесть. Пусть эта деревня не стоила жизни бедной Марты, но этот жест действительно был порядочным. Но теперь в моей голове зрела мысль о Полин – после возвращения деревни в собственность графа, у малышки должно появиться приданое. Нужно поговорить об этом с Филиппом.
В этом чудесном настроении, мы вошли в церковь и сразу же окунулись в атмосферу какого-то умиротворения, спокойствия и волшебства. Её стены будто отгораживали от суеты, и мне стало хорошо от мысли, что я не хочу ничего просить у Бога. Зачем? Я получила достаточно для счастья.